Жаль, что сумерки не позволяли как следует рассмотреть Ленино лицо. Зрачки его на мгновение расширились, словно залитые атропином, затем сжались в точку, но теперь радужка, прежде безразлично серая, стала хищно-желтой. Людоед вышел на боевой режим. Перед ним были не смертельно опасные хулиганы, а куски лакомого мяса, покуда не понявшие, в какую передрягу они влипли.
Колька бросился в битву первым. Ему не терпелось вмазать кулаком в беззащитную Ленину физиономию, сбить мальчишку с ног, а потом упавшего будут добивать ногами, рейкой – чем придется.
Леня легко перехватил медленный Колькин прыжок, развернул нападавшего, чтобы Колька отлетел под ноги приятелям. Перед глазами мелькнула безвольно болтающаяся Колькина голова, и Леня успел удивиться, какая, оказывается, тонкая у Кольки шея. Оскаленные челюсти сами потянулись к хрупкому горлу.
Леня не знал, что заставило его удержаться от смертельного укуса. Может быть, долгие вечера с мамой, намертво въевшееся в душу убеждение: нельзя, нехорошо причинять вред другим. Леня дернулся в сторону, но зубы, опережая сознание, клацнули и скусили вкусное Колькино ухо.
Колька взвыл. Приятель его, не особо разбираясь, саданул штакетиной, но та непонятным образом переломилась и заехала гвоздем в лоб владельцу. По счастью, крови почти не было, иначе Леонид окончательно потерял бы голову.
Третий нападающий отлетел в сторону с воплем: «Идиот, ты мне руку сломал!» – а четвертый, не дожидаясь исхода неудачного махача, кинулся бежать.
Леонид гулко сглотнул слюну. Его трясло. В сгущающейся тьме он отлично видел три копошащихся тела. Парной аромат мяса дурманил голову.
Дома у Лени не культивировалось вегетарианство – о нежелательности такого воспитания маму предупреждали, еще когда Леня был сосунком, – но мясо на обед бывало редко и непременно тщательно перемолотое. И здесь не просто мясо – говядина или свинина, – а человечина, живая, стонущая. Такого удара по нервам выдержать было невозможно. Леонид бежал вслепую, зажав лицо ладонями, но и сквозь ладони пробивался тот запах, что снился ему ночами.
Мама ни о чем не расспрашивала, когда увидала сына и его рот, перемазанный кровью, лишь гладила по голове, словно маленького, а когда Леня уснул, плакала, с ужасом ожидая утра и вести, что ураганом пронесется по городку. Из уст в уста будет передаваться новость, что кто-то из жителей найден не просто убитым, но обглоданным, как не по силам никакому зверю.
Бывает в жизни счастье. Утром оказалось, что ночь прошла спокойно, если не считать, что местное хулиганье устроило драку с тяжкими телесными повреждениями, но без смертоубийства. Полиция, привыкшая к таким разборкам, даже дела заводить не стала, тем более что жалоб от пострадавших не поступало. Подумаешь, сломали руку, оборвали ухо… Раньше надо было уши обрывать – глядишь, ума бы прибавилось.
Трудно сказать, понял ли Колька, с кем свела его судьба, но с этой поры Леню он обходил по большой дуге. Леонида такое положение вещей устраивало как нельзя лучше. Сам Леонид за последний год сильно изменился. Милый мальчик, мечта классной руководительницы, хорошист и паинька превратился в высокого юношу с уверенными движениями и прямым взглядом серых глаз. Никакой желтизны в глазах не замечалось, а что творилось у Леонида внутри, то знает душа, но никак не окружающие.
Леонид заканчивал одиннадцатый класс и собирался идти в Лесной техникум – лучшее из учебных заведений города. Поступать куда-нибудь в большом городе Леонид не хотел категорически.
Колька Пинтюх тем временем отправился мотать свой первый срок, который получил за грабежи пригородных дач. Кольку никто не жалел: это ж каким дурнем надо быть, чтобы грабануть дачу районного прокурора и полагать, что такое сойдет с рук? Прокурор постарался, и хотя Колька заработал всего два года, но не условных, а вполне конкретной отсидки.
Пришло время, Леонид получил повестку и хотя не особо радовался этому факту, но в военкомат явился, не пытаясь откосить от армии. Он ожидал медкомиссии, но в кабинете, куда его направили, сидел всего один незнакомый человек в гражданском. В городке с населением пять тысяч жителей примелькается любое лицо, но этот был совершенно незнаком. Он не стал ни представляться, ни спрашивать анкетные данные призывника, а сразу перешел к делу:
– В каких частях хотели бы служить?
Леонид безразлично пожал плечами.
– Это тоже ответ, – резюмировал военком. – А вы в курсе, что отличаетесь от остальных людей?
Леонид еще раз пожал плечами.
– И как относитесь к этому факту?
– Не вижу ничего хорошего.
– Но вкус крови вы уже знаете. Это местная полиция прошляпила инцидент с Николаем Пинтюховым, мы его отследили. И не надо вздрагивать, вашей вины здесь ни малейшей. Ответственность лежит на Пинтюхове и его подельниках. По совести говоря, он должен был лишиться не уха, а головы. По счастью, вы сумели удержаться от непоправимого шага. Спасибо вам за это. Но учтите: ситуации, подобные той, будут повторяться, а удерживаться вам станет все труднее.
– И что вы предлагаете?
– Идти в армию. Людей, подобных вам, не полагается призывать на срочную службу, но есть еще элитные части под литерой «л», где служат исключительно контрактники. С вашими обостренными органами чувств, скоростью реакции, огромной силой вам самое место в таких частях. Вы окажетесь среди своих, а располагаются такие части исключительно в горячих точках. Вы будете иметь дело с врагами, террористами, безжалостными и жестокими убийцами. С такими можно не церемониться. Никто не станет вам пенять, если, конечно, вы не начнете хвастаться своими подвигами. Зато у вас будет уважаемая работа, в которой вы сможете полностью реализоваться.
– Значит, элитные части людоедов… – впервые Леонид вслух произнес слово, которое прежде не произносил даже про себя. – Уважаемая работа и никаких душевных терзаний. А что будет, когда окончится срок контракта? Куда деваться человеку, привыкшему жрать других?
– У нас работают лучшие психотерапевты.
– Боюсь, они не смогут помочь даже в моей нынешней ситуации. Не могу представить бойца вашего спецотряда в старости. Или предполагается, что до старости они не будут доживать?
– Те же вопросы возникнут, если вы откажетесь идти на службу. Только вам придется справляться с проблемами в одиночку.
– И все же я попробую. Надеюсь, с вашей стороны не будет никакого принуждения?
– Ни в коей мере. Использовать прессинг – значит наживать могущественных врагов, в том числе среди тех, кто согласился служить. А это не в наших интересах. Так что живите спокойно, армия вас больше тревожить не станет. Вызовут только, чтобы вручить белый билет. А вы на всякий случай возьмите мою визитку. Надеюсь, она вам не пригодится, но пусть будет.
На том разговор и закончился, и жизнь вроде бы вошла в прежнюю колею, но теперь все мучительные непонятки были названы точными словами. Леонид сам произнес слово «людоед» и понимал, что с этим определением ему придется жить всегда. Кроме того, он точно знал, что находится под колпаком у военкоматского Мюллера, который так и не объяснил, какую службу он представляет. На визитке скромно значилось: «Семюхин Сергей Иванович – ведущий специалист». Кого, куда и зачем ведет специалист Сергей Иванович, оставалось неясным. Понятно лишь, что выдачей белого билета его влияние на Ленину жизнь не ограничится.
Техникум, в котором свежеиспеченному белобилетнику предстояло учиться два года, готовил специалистов для местного ЦБК. Но, кроме обработки древесины, там слегка изучалось и лесоводство. На этот факультет Леонид и определился. Учился он традиционно хорошо, подтягивая по всем предметам отстающих.
– Ленечка, вот разъясни мне, – жаловалась одногруппница Валя, – древесина состоит в основном из двух полимеров – целлюлозы и лигнина. При получении спирта целлюлоза гидролизуется, а лигнин остается. Так почему нельзя использовать его как топливо? Когда полено в печку бросаем, там сгорает все – и лигнин, и целлюлоза, одна зола в остатке. Значит, лигнин горит. Из него можно наштамповать брикетов вроде как из торфа, и – в кочегарку. А нам на лекции твердят: проблема лигнина, проблема лигнина!
– Лигнин после гидролиза мокрый, – авторитетно объяснял Леонид.
– И что? Торф тоже мокрый, его вообще в болоте добывают.
– Кроме того, после гидролиза он с примесями соляной кислоты. И вообще, главная проблема с лигнином не при получении спирта, а при производстве бумаги. Там гидролизуется сам лигнин, а вот продукты гидролиза уже не горят.
Казалось бы, обычная околонаучная беседа двух старательных студентов, а что-то щемит внутри, оставаясь недоговоренным. Что-то не имеющее отношения к лигниновой проблеме. Вдвоем они сидели в бедноватой ведомственной библиотеке, придумывая способ утилизации, рука об руку пошли к лектору, вещавшему о тайнах переработки древесины. Ученый муж с легкостью разгромил наивные построения студентов, закончив речь нотацией, что не такие умы пасовали перед этим вопросом.
Взявшись за руки, неудачники поплелись прочь.
Валя с родителями жила в частном секторе, и Леонид проводил ее до самой калитки.
– Ничего, – сказал он на прощание. – Мы еще придумаем что-нибудь. Должно же быть решение.
– Леня, – словно отвечая, произнесла Валя. – Ты хочешь меня поцеловать?
Еще бы! Леонид хотел этого больше всего на свете. Но в то же мгновение не понял, а всем существом осознал, что если коснется пухлых Валенькиных губ, то вопьется в них зубами – и уже ничто не сможет остановить его.
– Нет! – выкрикнул он. – Ни за что!..
Леонид бежал еще быстрей и отчаянней, чем от истекающего кровью Кольки. Сдобный аромат Валиных губ преследовал его.
Год назад Сергей Иванович предупредил, что раз за разом неодолимый искус будет обрушиваться на него, но Леонид не предполагал, что случиться такое может не в бою, не во время ссоры или драки, а в самую добрую, самую человечную минуту.
На следующий день Леонид подал заявление об отчислении из техникума и купил плацкартный билет до Красноярска. Куда он поедет дальше, предстояло решить потом. С Валей Леонид сумел не встретиться, хотя это слабо утешало его.