Беспокоил разговор с мамой, но мама уже давно была согласна на что угодно, лишь бы не случилось самого худшего. Конечно, она вскинулась ехать вместе со своим мальчиком, но девятнадцатилетний мальчик отстоял право жить самостоятельно. Обещал звонить, но не произнес слова «часто», а про себя решил, что звонить будет дважды в год: на Восьмое марта и мамин день рождения.
Что касается ведомства Сергея Ивановича, то Леонид понимал, что отслеживать его будут, куда бы он ни спрятался, но и зря надоедать не станут, поэтому паспорт при покупке билета предъявлял, ничем особо не терзаясь.
На работу он устроился еще в поезде. Мамины пирожки и неизменная курица (пища почти вегетарианская) кончились на третий день. Покупать провизию у бабок, шныряющих по перронам, не хотелось, и Леонид пошел в вагон-ресторан. Ему еще не принесли заказ, когда в вагон ввалилось семеро мужиков самой пролетарской внешности. Четверо заняли единственный свободный столик, а трое подсели к Леониду. Мужчины, пришедшие в ресторан, обычно не могут обойтись без спиртного, но эти не взяли даже пива. Как и Леонид, они пришли обедать.
– Издалека едешь? – спросил старший из мужиков. Лицо у него было грубое, но не испитое, такие нравились Леониду. Но рассказывать что-либо про себя не хотелось, и в ответ на невинный вопрос он пожал плечами: мол, еду откуда-то. Леонид хорошо умел уходить таким образом от вопросов, которые казались ему неудобными.
– А куда, ежели не секрет?
– Не знаю. Устроюсь где-нибудь на работу. Только не в городе, а к лесу поближе.
– Плотничать можешь?
– Кто же не может? Наш поселок – одно название что райцентр, а так деревня деревней. Без топора не проживешь.
– Отлично! А теперь слушай сюда. Нам в бригаду нужен подсобник. Строим шиферные сараи и вообще что угодно. Работа тяжелая, но и заработки – местные завидуют. И учти, с техникой безопасности у нас нелады, поэтому – чтобы никакого гусарства. Я так понимаю, что, если ты сломаешь шею, никто по тебе особо плакать не будет, но мне такого геморроя все равно не надо. И еще: пока идет работа – в бригаде сухой закон. Одна бутылка пива – и все, расчет и гуляй на все четыре стороны. Работа сезонная, но за три месяца зарабатываем больше, чем другие выколачивают за год. Ну как, согласен?
– Согласен, – Леонид хотел пожать плечами, но подумал, что пренебрежительный жест может обидеть бригадира, и воздержался.
Не доехав до Красноярска, Леонид вместе с новыми товарищами пересел на дребезжащий подкидыш, влекомый тепловозом – одним из тех четырех, что каждую минуту выпускались в конце семилетки. Тепловозик влачил свои пять вагонов на север, к границе таежного края, где бригаду ждала денежная халтура.
Совхоз носил нелепое для животноводческого предприятия название «Таежный». Молочка из «Таежного» продавалась по всему региону и чуть ли до Иркутска не доходила. Казалось бы, странное место для животноводческого комплекса, но при стойловом содержании коровам безразлично, тайга вокруг или степи. Вот только степная зона сплошь распахана, земля там дорогая, а на севере край неосвоенный. Из хлебных районов в «Таежный» везли комбикорма, сенаж и солому для подстилок. Последнее регулярно сгнивало, поскольку тюки было негде хранить. И вот руководство решило воздвигнуть два преогромнейших сенных сарая с принудительной вентиляцией.
На берегу реки выделили площадку, вкопали несущие столбы из столетних лиственниц. У будущего конька столбы возвышались на восемь метров, по краям – на пять. Крыша обещала быть крутой, чтобы ее не проломили обильные снега.
На одной из площадок тлел костерок и маялись приехавшие раньше конкуренты.
– Почему простаиваем? – приветствовал конкурентов бригадир.
– Погодь, и ты сидеть будешь. Досок нет.
– А это что?
– Это обрезная, полтора дюйма, на обрешетку. Ее тронешь – потом не расплатишься. А сейчас нужен горбыль, леса ставить. И бруса не хватает на стропила.
– А самим напилить – вера не позволяет? Лесопилка в поселке есть.
– Не для того приехали, чтобы задарма работать. Совхоз обязан подвезти материалы – пусть везет хоть из Красноярска.
– А вы пока задарма у костерка греетесь?
– Для сугрева у нас кое-что другое есть.
– Грейтесь, коли так.
Разговор был прекращен, бригадир побежал о чем-то договариваться с начальством, а остальная бригада принялась распаковывать завернутые в полиэтилен слеги для обноски и раскладывать их вдоль столбов на своем объекте. Истратив немного бруса, сколотили основательную восьмиметровую лестницу.
– Эй, вы чего тут распоряжаетесь? Наша очередь первая! – отдыхающие шабашники были возмущены до глубины души.
– А кто вам мешает? – в отсутствие бригадира в переговоры вступил Андрей – развеселый парень с уголовными наколками на руках. – Мы обноску ставить начинаем, и вы ставьте. Наперегонки. Соцсоревнование забабахаем.
– Ну, ты даешь! Обноску надо вон туда, на верхотуру. Без подъемного крана не обойтись. По проекту специальные леса нужно строить, а досок на леса не привезли.
– Па-анятно! Сто причин, чтобы не работать.
– Андрюха! – крикнули с площадки. – Хорош языком трепать!
К крайнему столбу приставили изготовленную лестницу, и сорокалетний плотник Махимыч полез наверх, предварительно пояснив Леониду:
– Будешь слеги подавать.
Слеги – пятиметровые бруски пятьдесят на сто двадцать миллиметров в сечении – уже были разложены вдоль столбов. Поднять их на восьмиметровую высоту было непросто даже Леониду с его ростом. Пришлось ставить на попа чурбак, оставшийся от опиливания столбов, и с чурбака на вытянутых руках подавать слегу.
Далее началось действо, какого Леонид никак не мог предугадать. Махимыч подтянул балку к себе, затем, изогнувшись над восьмиметровым провалом, уложил конец слеги на соседний столб, а свой осторожно опустил возле ног. Присел на корточки, вытащил из кармана гвоздь-двадцатку, а из другого кармана молоток – и несколькими ударами прибил ближний конец балки к столбу. Противоположный конец остался лежать на торце столба, ничем не закрепленный. Махимыч выпрямился и легко перешел по слеге на соседний столб. Присел на корточки, вбил второй гвоздь и стал ждать, когда ему подадут следующую балку.
– Во цирк! – высказался кто-то из зрителей. – Вы, случаем, не из шапито сбежали?
На этот выпад никто не ответил, люди работали.
К обеду обноска вдоль конька была поставлена. Соперники, отсидев свое, ушли с объекта, бригадир, договорившийся с директором совхоза, прибежал и увел четверых рабочих на лесопилку, сказав, что там они пробудут до самой ночи.
Оставалось протянуть обноску по двум нижним линиям. Никто, кроме Махимыча, не горел желанием лезть на верхотуру. Леонид понимал, что ему, взятому подсобником, не следует высовываться, но удержаться не мог, вызвался ставить обноску на одной из боковых линий. К его удивлению, никто над ним не посмеялся, лишь Махимыч спросил:
– Не сверзишься?
– Нет.
– Тогда полезай.
К вечеру обноска – самая убийственная часть работы – была завершена, быстро и безо всяких лесов.
На ночевку приехавших устроили в бывшем Доме колхозника, который с давних, еще досовхозных времен ничего не приобрел, но многое растерял. Питаться предстояло в колхозной столовой, приватизированной и названной кафе «Марлен». Днем это была прежняя столовка, а вечерами «Марлен» изображала ресторан. Цены, впрочем, в ресторане оставались столовские, с наценкой шло только вино, которого днем не полагалось вовсе. Светомузыка шла в качестве бесплатного приложения.
Когда бригада Леонида явилась на ужин, конкуренты уже были там, изрядно разогретые выпивкой и обозленные отсутствием заработков. Один из них подошел к бригадиру, который неторопливо ел борщ, и, глядя сверху вниз, спросил:
– Думаешь, ты самый умный?
Сергей Саныч, так звали бригадира, отложил ложку и спокойно ответил:
– Да уж не дурней тебя.
– А раз так, то слушай и на ус мотай. Обноски там хватает на оба объекта, а если тронешь стропила – пеняй на себя. Мы первыми приехали, это наше.
– Ладно, буду пенять.
– Я сказал. Вздумаешь стропила хапнуть – я тебя с потрохами сожру!
Леонида как кипятком ошпарили эти слова. Потребовалось судорожное усилие, чтобы понять: угроза пуста, никто никого сожрать не может да и пытаться не будет. Но удар по нервам пришелся страшный.
На следующий день бригада начала устанавливать стропила. Верхолазов теперь было двое, так что и стропила ставились сразу с двух сторон. Махимыч и Леня безо всякой страховки старались на коньке, рецидивист Андрюха и рыжий Валера – там, где обноска проходила на высоте пять метров. Трое других шустрили внизу, подтаскивая и подавая стропилины. Стропила укреплялись не с помощью гвоздей, а коваными скобами, способными выдержать будущие нагрузки. Работа продолжалась уже больше часа, когда объявились помятые и невыспавшиеся конкуренты. Поднялся крик, состоящий в основном из однообразного повторения матерных слов. Из потока ругани удавалось вычленить лишь выкрики «Это наше!» и «Не трожь!».
С минуты на минуту готова была завязаться потасовка, кто-то уже потащил подготовленные стропила к своей площадке, а Махимыч рявкнул с высоты: «Вот сейчас налажу молотком по тыковке!», но в этот момент на площадку въехала шаланда с пиломатериалами, из кабины вылез Сергей Саныч и скомандовал своим:
– Разгружаем в темпе. Машина простаивает.
Простые слова произвели впечатление разорвавшейся бомбы. Один из шабашников, видимо вражеский бригадир, подскочил к Санычу и зашипел свистящим шепотом, слышным на обеих площадках:
– Ты не много себе позволяешь? Мы двое суток сидим, ждем материалы, а ты приехал и хочешь с ходу все получить? Не выйдет!
– Два дня сидишь? Ну, и еще сиди. Это то, что мои ребята вчера напилили, так что на чужой материал рот не разевай. Ты на лесопилке был? Что там делается, видел? Там два семидесятилетних старичка ломаются по четыре часа в день. Они тебе напилят. К вечеру вторая машина придет, вот ее будем делить. Вчера ваши проотдыхали, так и дальше отдыхайте. А мы, когда вам стропила понадобятся, уже обрешетку закончим и шифер класть будем.