– Гость пришел! – раздался сзади мягкий женский голос.
Антон обернулся. За спиной стояла розовая старушка. Она была низенькой, немного полноватой, а одета в розовое платье с оборками. Седые волосы уложены в аккуратные букли и прикрыты розовым кружевным чепцом, какой разве что в кино увидишь. Губы, сложенные в умильную улыбку, подкрашены в тот же розовый цвет, а щечки с ямочками, бывшими, должно, полвека назад очаровательными, покрывал бледный старческий румянец.
– Простите… – Антон попятился в сторону, но старушка ухватила его за рукав, повлекла в распахнутую комнату, приговаривая:
– Гость, гость дорогой!
Антон шел, ничего не понимая. В башне оказалось удивительно прохладно, раскаленную уличную жару словно отрезало на пороге. И так желанна была прохлада, что Антон, прекратив внутреннее сопротивление, позволил усадить себя на диван и принялся отхлебывать вишневый компот из чашки, неведомо как очутившейся в его руках.
Хозяйка порхала от стола к серванту и обратно, повторяя словно припев:
– Радость-то какая! Гость дорогой!
– Скажите, – прервал ее излияния Антон, – где я? И как сюда попал?
– Зачем? – улыбаясь ответила розовая старушка. – Я в чужие тайны не заглядываю. Пришел гость – и живи. А как пришел – это твоя тайна.
Пока Антон пытался осознать ответ, старушка быстро вышла, оставив Антона одного. Он сидел на оттоманке, переводя взгляд с предмета на предмет. Над головой на высоте пятнадцати метров скрещивались балки перекрытий и виднелись серые плиты природного шифера, которым была крыта башня. Лишенная потолка комната казалась бутафорской. Не покидало ощущение, что мебель, стены, домики на улице и деревья нарисованы на кусках фанеры, а сзади у них приколочены подпорки, чтобы не упали от неловкого толчка.
Антон подошел к выходу. Площадь пребывала в сонной неизменности сиесты. Давешний мужчина в светлом пиджаке и при галстуке шел теперь в обратную сторону. Казалось, он вязнет в неподвижной жаре. Взгляд у него был снулый и не выражал ничего, кроме усердия в топтании пыли. Не хотелось встречаться с этим человеком: ничего он, конечно, не скажет, а вот документы спросить может, поскольку весь облик говорит о его начальственном происхождении. Документов у Антона не было, и с мелким начальством объясняться он не хотел, пока сам не разберется, что к чему. Антон отшагнул в комнату.
Здесь он заметил телефон, стоящий у самого входа на маленькой полочке. И, словно дождавшись, чтобы на него обратили внимание, телефон затренькал. Звук был такой знакомый, родной и домашний, что Антон поднял трубку, прежде чем сообразил, что не знает здесь никого и ничего не сможет ответить абоненту.
– Але, – сказал он.
– Тетя? – зазвенел в трубке девичий голос. – Это я, Магна. У меня все нормально, добралась хорошо…
– Я не тетя! – рявкнул басом привычно рассвирепевший Антон. Его постоянно принимали по телефону за женщину. И лишь через секунду он понял, что ему сказали, и заорал, боясь, что Магна повесит трубку: – Магна, ты? Это Антон говорит. Я тут влип в какую-то дурацкую историю…
– Антон? – голос Магны изменился. – Откуда ты там?
– Не знаю! – страдальчески закричал Антон. – Там мост какой-то нелепый, а потом деревня…
– Следил? – недобро спросила Магна.
– Да нет, ты ушла, а я заблудился и вышел к реке, а там мост…
– Ладно, – казалось, Магна приняла решение. – Хныкать будешь потом, а сейчас слушай и запоминай: сиди там тихо, ни на что внимания не обращай, ни с кем, кроме тетки, не разговаривай… да и с ней лучше тоже. И не бойся ничего, там никто ничегошеньки тебе сделать не сможет, если сам не полезешь. Понял? Я приду за тобой через две недели.
– Как через две недели?! – взвыл Антон. – Мне сейчас надо!
– Ты с ума сошел? Сейчас день стоит.
– Что же мне – до ночи ждать? Ты объясни, куда идти, я сам дойду.
– Никуда ты не дойдешь! – отрезало в аппарате. – Попробуй, если нервов не жалко. И ночью не дойдешь. Этой ночью новолуние, кто же при ущербной луне мост строит?
– Так там вправду мост был? – опешил Антон, уже почти убедивший себя, что хотя бы мост ему померещился.
– Ты и впрямь как рельс, – сказала Магна. – Прямой и звону много. В общем, слушайся тетку и жди, пока я за тобой приду. А из башни лучше всего не выходи. Целее будешь.
– Через две недели экспедиция уедет!
– И слава богу. Ни с кем объясняться не придется. И угораздило тебя… Шефу я совру что-нибудь, а вот что ребятам говорить – ума не приложу. Ну, будь…
– Погоди!.. – взмолился Антон, но в трубке уже коротко гудело.
Антон грохнул трубкой и выбежал на улицу. Его трясло от негодования. Две недели сидеть, ожидая какую-то фазу луны! Обойдемся и без луны, и без мраморных мостов. Вброд через речку, не сахарный, не растаю.
На улице Антон остановился, выбирая, в какую сторону идти. Обычно с майдана расходилось пять, а то и семь улочек, и угадать, какая из них выведет на шоссе, было непросто. Но здесь не оказалось ни одного проулка. Палисаднички переходили друг в друга, заборы из штакетника смыкались, образуя правильный круг. Дома отгораживались опущенными занавесочками, и на стук никто не отвечал. По ту сторону домов росли деревья: вишни и дикий абрикос-жерделька. За деревьями угадывались какие-то холмы, а может, это только казалось.
Прыгать через заборы и лезть чужими огородами не хотелось, и Антон решил все-таки найти кого-нибудь и расспросить о дороге. Он огляделся и увидел, что площадь который уже раз за это время пересекает гражданин с бумагами.
– Эй! – закричал Антон и, пыля сандалиями, побежал наперерез.
Мужчина, не обращая внимания на крики Антона, промокнул залысины большущим платком и скрылся за башней. Антон запылил следом, огибая круглую стену. На той стороне никого не было. Зато у самой стены Антон обнаружил пристройку. Каменный сарай явно позднейшей постройки лепился к крепостному боку. И так же, как в башне, у сарая зиял вход, на этот раз – обычный прямоугольный проем.
Антон шагнул туда.
Потом он шагнул обратно.
– О-уй!.. – выдавил он с подвывом. – Убили…
Склеп был перед ним, а не сарай. Каменный пол рассекали три глубокие ниши как раз в рост человека. В крайней из этих могил, ярко освещенная заглянувшим в проем солнцем, лежала мертвая хозяйка. Платье с оборками, розовый чепец, букли, румянец, даже улыбочка – все было как полчаса назад, но холодная восковая застылость с одного взгляда позволяла угадать труп. И, чтобы довершить картину, могила в обрез с землей была затянута прозрачным целлофаном, словно коробка с кооперативными пирожными.
– Гость дорогой! – мурлыкнуло сзади.
Антон стремительно развернулся. Перед ним, живая и невредимая, стояла хозяйка.
– Та-ам!.. – проблеял Антон, тыча через плечо пальцем.
– Посмотреть пришел, – разулыбалась хозяйка. – Посмотри. Здесь мои родители похоронены, все трое, только третий беспокойный достался, никогда его на месте нет.
Антон, не дожидаясь приглашающего жеста, повернулся к склепу. Покойница лежала, скрестив пухлые ручки на груди, в такой же позе стоял над ямой ее двойник, и можно было решить, будто хозяйка отражается блестящей целлофановой пленкой – или это вода налита вровень с землей?
«И ничего удивительного, – уныло размышлял Антон, – может, у них принято хоронить около дома. А что похоже – так тетка сама сказала, что это ее родители, все трое. Так что ничего удивительного».
Антон стоял, прислонившись плечом к кладке, опустив погашенный шоком взгляд на могилы. Одна из них и впрямь была пуста, а в центральной находился еще труп – давний, полуразложившийся. Одежда его превратилась в лохмотья, сквозь прорехи проглядывали обнажившиеся кости. Свалявшиеся клочья волос и бороды отпали и лежали отдельно. Но даже сейчас при взгляде на эту кучу тлена видно было, насколько силен и велик был умерший. Тело не умещалось в нише, ему там было очевидно тесно, так что Антон принял за само собой разумеющееся, когда истлевший остов начал судорожно выгибаться, пытаясь сесть и выбраться наружу. По масленой целлофановой поверхности пошли волны.
Не было здесь ничего невероятного или жуткого, все происходило удивительно буднично, только странно становилось Антону, что так спокойно он созерцает, словно не с ним это творится, а просто крутят по видео западный триллер, а он, заплативши рубль, проводит перед экраном свободный час.
Медленно, не потревожив пленки, поднялась копия хозяйки, перегнулась в соседнюю яму, неслышно шепча что-то успокаивающее, уложила бьющийся скелет, сложила ему на груди фаланги пальцев, пристроила к обнажившейся челюсти колтун бороды, потом, слепо скользнув по Антону закрытыми глазами, вернулась в свою могилу, замерла в покойной благостной неподвижности.
– Старички мои родимые, – произнесла хозяйка. – Жили себе, а потом померли. Сирота я.
Хозяйка ухватила бесчувственного Антона за руку, повела в башню. Антон шел, старательно переставляя ноги. Потом сказал:
– Нельзя так.
– Чего нельзя, гость дорогой? – всполошилась хозяйка.
– Нельзя могилы открытыми оставлять, – назидательно произнес Антон, – а то как же получается – такое на всеобщее обозрение? А если дети увидят? И вообще – нельзя!
«Что-то я не то говорю», – устало отметил он про себя.
Но старушка ничуть не была ни удивлена, ни возмущена.
– Так они же закрыты! – воскликнула она и потащила Антона обратно.
Больше всего не хотел Антон возвращаться в склеп, но шел послушно, не имея сил сопротивляться. Хозяйка подтолкнула его к проему. Все три могилы были наглухо задвинуты тяжеленными черными плитами, которых еще минуту назад не было и в помине.
– Ну как, нравится? – спросила хозяйка, выглядывая из-за плеча.
– Нравится, – попугаем отозвался Антон.
– Одно беда, гостенек: с родителем-то с третьим как быть? Придет, сердечный, а могилка-то заперта…
Антон молча двинулся в уличное пекло. Он вдруг осознал себя не просто действующим лицом неприятной комедии, а человеком, с которым все это происходит. Исчезновения, башни, двойники, ожившие мертвецы. Даже если предположить, что он сошел с ума, то такая яркая галлюцинация запросто убьет его. Где-то поблизости бродит еще один «родитель»… Антон затравленно огляделся: никого, лишь мужчина с папкой вновь пересекает площадь; парусиновый пиджак на спине потемнел от пота. Может быть – он?