– И все нежильцы?
– Скажешь тоже!.. Что они, дурней табурета, так светиться? В лучшем случае – один, а остальные – обычные люди. У нежильцов данные среднестатистические, только возраст всегда пенсионный, чтобы с военкоматом и местом работы заморочек не было. Поэтому их так трудно искать. Я старался, информации, можно сказать, гору перелопатил, нашел нежильца в соседях у друга детства, а ты морду воротишь. Дополнительная площадь тебе, видите ли, не нужна. Ты с Лидой-то поговорил?
– Поговорил.
– И что? Неужто и ей еще одна комната не нужна?
Тут Георгий тюкнул в больное место. Лида, когда я рассказал о явлении Георгия с перфоратором, не возмутилась и не развеселилась, а впала в мечтательное настроение. Действительно, хорошо было бы иметь еще одну комнату окнами во двор да на солнечную сторону. У нас так выходит только одна десятиметровая живопырка с крохотной лоджийкой, а две другие комнаты вылупились на шумный проспект, и солнце там бывает только летом в пять утра. А тут – красотища! Восемнадцать метров солнечной площади!
– На лоджии можно было бы устроить зимний сад. Видел, как у Риммы сделано? У них такая же двушка, что и соседняя с нами, так они стену пробили и вывели на лоджию дополнительную секцию парового отопления. Лоджию, конечно, остеклить надо по уму – европакеты и отепление из минеральной ваты, чтобы меньше пылило. Стены вагонкой обшить, и получится совсем как в деревне. Я бы там цветочки выращивала: сенполии, фаленопсис и цимбидиум. Сенполии – это такие фиалочки, а цимбидиум – это орхидея. Представляешь, у нас дома будут цвести орхидеи? Ну, скажи, ведь красиво будет? Ты помнишь, как у Риммы сделано?
Я не помнил, но на всякий случай кивнул. А потом, кретин неумный, решил осторожненько предупредить:
– Ты не забывай, это все-таки не наша квартира. Жора может сколько угодно разглагольствовать о големах, элементалях и нежильцах, но я в такие вещи не особо верю. Во всяком случае, не настолько, чтобы стену в соседнюю квартиру ломать.
Выражение Лидиного лица в эту минуту было прям как в пьесе Горького «На дне»: «Испортил песню, дурак!»
– Ты всегда не веришь в то, что может принести пользу. Другой бы давно выяснил, что там за стенкой творится, и все устроил еще прежде, чем ремонт затевать. А теперь, считай, все заново делать.
– А ты нежильца Никонова Анатолия Петровича в расчет принимаешь? Ему понравится, если мы туда с перфоратором полезем? Заведется какой-нибудь полтергейст, что тогда?
– Попа позовем, – с небрежной лихостью ответила Лида. – Он святой водой побрызгает – и нет полтергейста.
Я так и не понял, как случилось, что Лида с Георгием нашли общий язык и вскоре уже сидели на кухне, обсуждая какие-то подробности, в которые я не хотел вникать, а я заваривал им кофе, который терпеть не могу и варю его только по Лидиной просьбе для особо уважаемых гостей. Это Жорка-то уважаемый гость? Да прежде, когда он заходил, Лида морщила нос и не считала нужным появиться на кухне и хотя бы поздороваться.
А теперь сидят и беседуют, как умные.
– Нет, – говорит Георгий, – сам он не сделает. Тут должен работать специалист. Очень велика вероятность пробить отверстие в астральные миры. Думаю, мне не нужно объяснять, чем это чревато.
Лида прижимает ладони к щекам. Она не знает, чем чревата дырка в астральные миры, но заранее боится.
– А вы как же?
Ишь ты, как уважительно! Не помню, как она прежде к Георгию обращалась… кажется, вовсе никак. Просто не считала нужным.
– Я и есть специалист, – с чувством собственного достоинства произносит Георгий. – Я посвятил этому десять лет и работаю чисто.
– Понимаю… Вот он у меня чисто не умеет. Даже дырку продолбить не умеет, чтобы куда-нибудь не провалиться.
«Он» – это я. В минуты сильного волнения Лида поминает меня в третьем лице, как будто я уже умер или по меньшей мере уехал без возврата. Потом, если вздумаешь обидеться, не то чтобы прощения попросит, но скажет, что ничего дурного в виду не имела. Но сейчас лучше помалкивать, а то хуже будет.
Сглатываю пошлую реплику и произношу лишь одно слово:
– Дупло.
– Что? – Это Георгий отреагировал. Лида, конечно, тоже отметила, что я в разговор вмешался, но сейчас она слишком занята.
– Астральное дупло, – поясняю я. – Дырку сверлят или пробивают, а долбят – дупло.
Георгий коротко хохотнул и вернулся к разговору, оправдывать свои пять тысяч баксов. А я вернулся к турке, чтобы в самую последнюю секунду поймать сбегающий кофе. Как говорили некогда нехорошие люди, «каждому свое».
Вечером я еще пытался отговорить Лиду от жилищной авантюры, но безуспешно. Есть у нее милая привычка: принимать во внимание чье угодно мнение, кроме моего. Бабулька в очереди, попутчица в трамвае, какая-нибудь телевизионная дура – все они достойны уважения, к их словам надо прислушиваться, а советам следовать. А что муж говорит, вовсе не важно. Каюсь, я таким положением частенько пользовался, чтобы избавиться от ненужной работы или никчемных хлопот, которыми в противном случае был бы загружен выше кадыка. Лида у меня непрерывно генерирует безумные мысли… и как я только терплю ее уже тридцать лет с гаком? И главное, как она меня терпит? Ведь ни одной ее гениальной идеи я в жизнь не провел. Выслушивал, соглашался – и спускал на тормозах.
Но сейчас гениальность превысила лимиты разумного, и я попытался дать бой.
– Ну, зачем нам на двоих четыре комнаты? Тебе же лишние хлопоты: полы мыть да подметать…
– Вот именно! Ты к порядку в доме пальца никогда не приложил, так что пусть тебя это не тревожит. Ты обо мне никогда не думал, а я о тебе забочусь.
– Как?!
– А вот так! Уйду от тебя в дальнюю комнату, буду цветочки поливать, а ты сиди тут и смотри свой футбол сколько влезет.
Интересное кино, это ж когда я в последний раз футбол по телевизору смотрел? Лет пятнадцать назад… чемпионат мира, забыл какого года; бездарный договорной матч между Западной Германией (была такая страна) и Австрией. С тех пор мне охоту к подобным зрелищам отбило. А Лида, оказывается, полагает, что я страдаю из-за невозможности смотреть футбол. Вот какие вещи узнаешь о себе на четвертом десятке лет семейной жизни.
– Но ведь эта комната, даже если она действительно бесхозная, обойдется в пять тысяч баксов! Мы же машину собирались покупать!
– Вот ты слушай, что говоришь, может, поймешь, что только о себе и думаешь, о своих капризах, о своей машине. А обо мне ты когда-нибудь думал?
– Я же тебя на ней буду возить на твою же дачу!
– Да я к тебе в машину и не сяду! С тобой и пешком по улице идти страшно, ты совершенно не заботишься о том, кто идет рядом с тобой, дорогу вечно норовишь перейти на красный свет, лезешь прямо под колеса. Представляю, что будет, если тебе позволить за руль сесть!
История, как нетрудно видеть, ординарная. Я – слово, она мне – десять. Кончилось тем, что я согласился на совершенно ненужную нам комнату. Единственное, на чем я настоял, и Лида согласилась со мной, что деньги Георгий получит после того, как сделает всю работу.
Очередным воскресным утром мы с Лидой уехали на дачу, оставив дома Георгия с его перфоратором. Воскресное утро – сакральный час. Когда имеешь дело с нежитью, такие вещи надо учитывать. А соседи один раз перетерпят. Хотя насчет Федора я не уверен, он может и не стерпеть, а взбешенный Федор Банеев будет опаснее всякого нежильца.
На этот раз, впрочем, обошлось: Банеевы тоже были на даче. Часов в пять (семнадцать, если быть точным) Георгий позвонил мне на мобильный и сказал, что работу можно принимать.
С дачи мы неслись на курьерских скоростях. Всю дорогу я представлял зияющий пролом в стене нашей спальни, а там, в проломе… даже страшно подумать, что клубится в проломе. Какие ужасы воображала Лида – не знаю, но она была непривычно молчалива и встревожена. Хотя чего тревожиться, когда стена уже проломлена? Сама захотела лишнюю комнату, я ее туда за волосы не тащил.
Действительность оказалась далеко не так страшна, как рисовалось в воображении. В спальне, там, где прежде висело большое зеркало, теперь красовался проход – как и договаривались, обрамленный дверной коробкой. Мусор Георгий успел вынести, а вернее, запихнуть на территорию нежильца, предоставив тому возможность самому разбираться с разгромом. Георгий даже принял душ в нашей ванной и встретил нас цветущий и благоухающий, что особо подчеркивало, что непоправимых разрушений воскресная операция не нанесла.
– Ну как? – в голосе Георгия гармонично сочетались скромность и достоинство. Сейчас он не хвастал, за него хвастала работа.
С некоторой опаской мы с Лидой отправились осматривать прибавление к нашему жилищу. Соседская восемнадцатиметровая комната теперь была приверстана к нашей квартире. Дверь, прежде соединявшая ее с владениями нежильца, была снята с петель, проем наглухо заделан гипроковыми плитами и гладко зашпаклеван, так что сразу можно было оклеивать это место обоями.
– А что здесь было, когда… это… – с суеверным ужасом попыталась выспросить Лида.
– Что было, когда я сюда проник? – безжалостно уточнил Георгий. – Ничего не было, пустая комната. Конечно, напряжение астральных полей было такое, что не приведи господь, но этого обычным зрением не заметишь. А с виду – ничего особенного. Но вы вот на что внимание обратите… В каком году у вас квартира получена?
– В восьмидесятом, – сказал я, не дожидаясь вопрошающего Лидиного взгляда. – Как дом был построен, так мы и въехали.
– А какие обои у вас тогда были, помните?
– Нет, конечно.
– А вот такие и были! – Георгий постучал костяшками пальцев по стене. – Желтые обои в мелкий цветочек, безвкусица и дешевка. Тридцать шесть копеек за рулон. Сейчас таких не производят, а тут эти доисторические обои сохранились! И столярка вся, – Георгий качнул балконную дверь, – советских времен. И ничто не рассохлось, не выцвело. Даже пыли внутри не было, потому как тут нежилец обитал. Теперь вникли?