льно жалкое впечатление. Ребенок неуклюж и плохо скоординирован. Поскользнулась, упала, поднялась неловким переворотом через плечо.
Гуан, видимо от огорчения за неловкость хозяйки, даже отвернулся.
А вот несколько простых упражнений – взмахи, махи, наклоны, приседания и отжимания. Все, согрелась, умывается. Росой. Ее нынче много. Хм! Зубная щетка! Иван уже и не помнит, когда видел последнюю. Прополоскала рот из тыквенной фляжки, и к костру. А он совсем погас. Подтянула дровец, поковырялась и… щелчок. Вот это да! Это же первый звук за утро. Весь цирк, который он только что наблюдал, происходил в полной тишине. Но бесшумно высечь искру из кремня этой «неумехе» слабо!
Вот и огонек показался. Горшок-то девчонке поднимать неловко. Вычерпала часть воды в соседний, установила, долила. Даже не задумалась. Соображает! Теперь дала что-то своему животному, чешет ему шкурку щеткой, пока тот лижет это «что-то» на земле. Неужели соль! С нее станется. И ему бы, опытному охотнику и отцу семейства, не следовало так по этому поводу переживать. Он просто взвалит на плечи зимние шкурки мелких хищников и отправится на юг, где обменяет все, что у него есть, на это белое сокровище. И себе на солонину хватит, и новые горшки приобрести, наконечников для арбалетных болтов прикупить.
А ребенок тем временем сыплет в горшок что-то из мешочка, принесенного от седельной сумки. Помешивает, подсаливает. Во второй горшок опускает пучок травы. Иван сегодня никуда не торопится. Самое для него важное – дождаться прибытия обещанной Виктории, которая взрослая и может ответить на все вопросы.
– Дядя Ваня, кашка поспела. Все равно ведь не спите. – Это как же она узнала, что он за ней наблюдает? И что это за кашка?
Овсянка, оказывается. Причем из плющеных зерен, то есть не для Гуана прихваченный овес пущен в дело, а специально приготовлено для людей. Вкусно.
– Сколько же это у тебя с собой всего привезено, что у твоего ослика спина не поломалась?
– В разведке не стоит рассчитывать на охоту. Поэтому припасов берем с запасом. И люди идут ногами, потому что, глядя на мир из седла, можно самое важное пропустить. Так что на животных едут только вьюки. – Нюта наливает в кружки травяной отвар. – Зато, когда все съедено, можно возвращаться налегке. Быстрее получается знакомой-то дорогой.
– Это выходит, что ты разведчица?
– Получается. Наши так далеко на север не забирались. Виктория пока своего сынулю выкармливала, не могла надолго отлучиться, и исследования суши у нас почти не проводились.
– А какие проводились?
– Дядя Ваня, я маленькая еще, всего не знаю.
– Ладно, давай поговорим с тобой, как большой дядя с маленькой девочкой. Ты любишь свою маму?
– Да.
– А папа любит твою маму?
– Нет, он любит тетю Рипу и тетю Тину. Маму он тоже любит, но по-другому.
Хм! Пахнет семейной трагедией.
– То есть папа вас с мамой бросил?
– Нет, он никого не бросал. Мама всегда была женой дяди Пети. У папиной жены тети Рипы сейчас растет в животике дяди-Петин малыш. Если родится мальчик, то мне можно будет родить от него, потому что мы не брат с сестрой.
Замечательно. Все это получается очень запутанно, но очень хочется спросить еще.
– А тетя Тина – тоже папина жена?
– Да.
– И от кого она родила ребенка?
– От папы. Мы сестры с ее дочкой.
– А еще у кого есть дети от твоего папы?
– У тети Рипы – Кеша и у тети Зои – Максютка. Это мои братья. Максютка вон идет по моему вчерашнему следу.
Точно. Вышел из леса пацаненок с копьецом в руке. А за ним по пятам, гордо поглядывая по сторонам, гуанако. Животное быстренько присоединилось к Дону Гуану, «помогая» тому вылизывать землю, а мальчуган учтиво поздоровался и, следуя Нюткиному кивку, полез в горшок своей ложкой.
– Две тети и трое короедов, – «информировала» братишку юная стряпуха. – Или оставишь им и Викульке, или придется варить еще.
Максютка оценил уровень каши в горшке, задумчиво осмотрел ложку.
– Сварю еще, – и принялся за работу. Ложкой.
С той же стороны, откуда прибыл едок, застучали копыта, и на коренастой лошадке из леса выехала еще одна девочка. Впрочем, это впечатление быстро рассеялось. Просто очень изящная женщина не самого высокого роста.
– Привет, я Виктория. Мои тут у вас не успели набедокурить?
– Доброе утро. Вы рано встаете, однако. – Иван невольно кивнул в сторону солнца, показавшегося над кромкой крон деревьев на противоположном краю поляны.
– Макс помчался как угорелый ни свет ни заря. У него сегодня чтение следа суточной давности, вот он и спешил, пока роса лежит, – новая гостья уже с собственной ложкой трудится над кашей, а Нюта устраивает на огне новый горшок. – До вашего вчерашнего скрадка все выглядело еще вполне прилично, но дальше след напоминал проспект после ярмарки, так что даже и не знаю, стоит ли засчитывать результат.
– Засчитывать, конечно, – отвечает Нюта. – Сейчас не до игр будет, в кои-то веки людей нашли. Представиться надо по чину, о делах расспросить…
– …куклами поменяться, – продолжает Максютка…
– …из рогатки с пацанами пострелять, – заключает Виктория. – Все надо успеть. И не забудьте, нам по плану еще к востоку следует отклониться до берега Днепра, чтобы сделать путевую обсервацию.
– Я вот о чем хотел спросить, – вклинивается Иван. – Детишек бы мне своих к вам в садик устроить. Только не знаю как, чтобы малышей с матерью не разлучать, а меня с семьей? Ну и насчет оплаты узнать.
– Вообще-то, концлагерь там у нас. – Виктория откладывает ложку и всматривается в то, что осталось несъеденным. – Четверти мешочка хватит, – обращается она к Нютке, готовящейся засыпать крупу в котел, – тут прилично осталось.
А Ивану хочется спросить, каким образом эта женщина узнала о том, сколько еще человек не позавтракало. Но, с другой стороны, его предыдущий вопрос пока остался без ответа, так что не будет он частить. После восьми лет жизни в лесу к людям начинаешь относиться без торопливости.
– Оплата стандартная, – поворачивается в его сторону женщина. – Или уживетесь вы среди нас, или вернетесь обратно.
– А бывало, что не уживались?
– Случалось.
– А почему? Какие-то правила нарушали?
– Сложный вы, Иван, вопрос задали. Понимаете, мы вообще живем не как нормальные люди. Вот эта девочка вчера хладнокровно лишила жизни птицу…
– Откуда вы знаете? – начинает спрашивать охотник, но осекается. Она же прошла по ее следам.
– …а мне не стоит возвращаться отсюда, не забеременев от кого-то из мужчин, живущих здесь. По крайней мере, попытаться я должна.
– Кому должны? – Второе положение смутило мужчину значительно сильнее, чем первое.
– Тем, кто будет жить здесь потом.
Глава 26
Едва первый луч восходящего солнца коснулся палатки, Ивановы домочадцы проснулись. Он считал, что это достаточно рано, но гости, как выяснилось, вкладывали в это понятие иной смысл. Пока женщины и детвора уписывали кашу, хозяину пришлось выкладывать гостье всю историю появления здесь их группы и отвечать на вопросы. Виктория вязала, Максютка что-то перекладывал в седельных сумках, а Нютка ковырялась с дудочкой, что висела у нее на шее на шнурке.
– Так как, говорите, называется глава поселка? Князь? А почему не старейшина, – У Виктории соскользнула петля, и она наводит в рядке порядок.
– Старейшины – это главы родов. Вот я – своего. У других команд, что охотятся, – свои, у гончаров, кузнецов – у всех имеются. Ну, это чтобы порядок был, – объясняет охотник. Собеседнице на вид лет пятнадцать, так что он к ней относится все-таки немного свысока.
– Наверное, и на советы собираетесь?
– Случается в году два-три раза, когда сразу из несколько бродячих групп сходятся люди, обычно ведь старейшины обменом занимаются.
– И о чем речь идет?
– Князь втолковывает, что дичи нужно приносить больше и прочего съестного.
– А совместные работы, ну, там, дом построить, или большой огород вскопать, такие вопросы бывают? – Вот ведь спрашивает!
– Поселковые, если только между собой могут договориться, нам-то бродячим эти проблемы не интересны. И потом, они ведь не помогают нам наши землянки устраивать. Кочевые роды друг друга встречают редко. Обычно по весне, когда на летние стоянки нужно перебраться, или осенью назад вернуться, тогда сбегаемся, чтобы скарб перенести большой толпой.
Пока разговаривались разговоры – завтрак завершился. Пришлый мальчуган отобрал у гуанако то, что они лизали, и спрятал во вьючную сумку. Старший Иванов сын Феденька повел гостей в сторону реки. Он вроде как и не родной ему, но, сказать по правде, значения это не имеет. В других кочевых группах люди друг друга давно полагают братьями и сестрами. Столько вместе пережили, такое не забывается. А этого мальчугана он растил как собственного первенца.
Проследив, как длинношеие копытные проследовали за своими маленькими хозяевами, спросил:
– Что за плитку лизали эти верблюдики?
– Специальная рецептура. Полдюжины солей, мел, гипс для связки. Даже медный купорос. Если они не получают весь комплекс, начинают болеть. У них организм рассчитан на минеральный состав растений засушливых мест, и в этих обильных зеленым кормом краях испытывают дефицит некоторых микроэлементов. Если не угощать их таким леденцом, через неделю расхвораются.
– То есть без людей им не выжить в наших краях? Зачем же вы таких капризных тварей одомашнивали? Тем более, Нюта сказала, что они невкусные.
– Соврала наша Нюта или пошутила, уж и не знаю. Никто их ни разу на вкус не пробовал. Раз в году стрижем, шерсть замечательная. А вообще-то они при малышах в основном состоят, опекунами. Очень чуткий зверь. Без него ребенка от леопарда уберечь непросто. Малыш ведь для этой кошечки – вроде как самоходный бифштекс.
– А что, разве гуанако может справиться с таким хищником?
– Нет, конечно. Или предупредит, дети ведь их постоянно «слышат» через повод, или примет на себя удар – нападают-то, как правило, на того, кто крупнее, тем более при прыжке сзади непросто достать человеческого детеныша через голову скакуна.