– Мы пошли по звериной тропе, что вела к водопою, – наконец выдавливает Максютка.
– И почему же вы так поступили, о неучи и недоумки?
– Федюнька показал дорогу, по которой всегда ходит…
– …за сладкой осокой, – продолжает наставница. Ивану вспоминается мультфильм про крошку Енота, и он внутренне улыбается. А дети густо краснеют. Неужели и они его смотрели?
– Итак, – констатирует воспитательница, – самоходная котлета в сопровождении двух шницелей и пары свежайших окороков следовали к месту обеда хищника, поджидающего подачи блюда на стол. Вы, вероятно, очень торопились, чтобы зверушка не захлебнулась слюной в ожидании обслуживания.
– Ви, не ругай нас, пожалуйста, мы больше так не будем. – Это уже Нютка.
– Скорее всего. Ты сколько ампул всадила?
– Три, и Макс одну, но он сделал два промаха, потому что ему было неудобно.
– А еще, скажи-ка мне, молодой человек, отчего ты решил воспользоваться копьем для швыряния в подозрительный куст? Рогатки с собой не было? Или под ногами не нашлось ни одного сучка?
– Там сыро, все гнилое, – оправдывается мальчик.
– Ручки белые пачкать не хотели, ваше высочество! И камушков для рогатки не оказалось, все в степи по цветочным головкам тренировался попадать, вот запас и издержал, сам того не заметив. – А эта маленькая женщина строга. И ее воспитанники, недавно казавшиеся искусными следопытами, настоящими бушменами, выглядят, как нашкодившие школьники. – Вам сегодня необыкновенно повезло, юные раздолбаи. Имейте в виду, такие случаи происходят в жизни только один раз, и этот раз с вами уже был. В общем, Анна, тебе за тропу – два, а тебе, Максим, еще и за копье пару. Выполняйте.
Понурые ученики некоторое время что-то выбирали в кустах. Это оказался прут. Потом мальчик дважды вытянул им сестру пониже спины, отчего та болезненно дернулась. Ответная экзекуция была произведена в двойном размере.
– Не слишком ли жестоко? – Кларе, старшей жене, эта сцена не понравилась. – Я еще понимаю отшлепать в сердцах, но такая казнь…
Детвора тем временем как ни в чем не бывало направилась на другую сторону поляны с корзинкой и лопаткой, явно искать дикую свеклу. Дождавшись, пока они достаточно удалятся, Виктория улыбается.
– Это скорее ритуал в данном случае. Не забывайте, они – брат с сестрой. Конечно, сегодняшний спектакль прошел особенно трогательно. Совершенствуют, засранцы, актерское мастерство. Впрочем, если не верите, осмотрите прут.
Иван не поленился, разыскал «инструмент». Трубчатый травяной стебель нашелся там, куда была выброшена «розга». Действительно, засранцы. Ведь чуть не прослезился!
– Вообще-то, виновата, конечно, я. Чувство дома меня подвело. Ведь рядом с местом, где давно живут люди и горит костер, не ожидаешь нападения хищного зверя, – виновато улыбнулась наставница. – Но не буду же я сама себя сечь! Хотя, наверное, стоило бы.
До самого вечера болтали о погоде. Приезжая пристала с кучей вопросов. Как часто идут дожди? Когда ложится снег? Время цветения деревьев и нескольких общеизвестных трав. Насколько раскисает от влаги земля?
А как тут ответишь, если год на год не приходится. Вот и пришлось вспоминать чуть не по дням, напрягая память свою и своих женщин. Чувство обиды постепенно притупилось, а потом пропало совсем. Не соврала эта наставница про интересы популяции, про то, что именно об этом они и заботятся. Если дошкольников обучают так, то кем будут выпускники школы? Царями лесостепи и пойменных лугов, вот кем. Даже круче. Намного круче. Лешими, водяными, болотниками, для которых любая полянка – накрытый стол, каждый выворотень – дом. Популяция с такими свойствами своих членов действительно имеет неплохие шансы сохраниться здесь. Это при том, что они еще и умудряются концентрировать совместные усилия на нужных направлениях.
Дети и эти ослики-гуанако живут практически в симбиозе. Разработана и применяется эффективная система устрашения самых опасных хищников этих лесов. Изделия, которыми пользуются эти люди, изготовлены искусными мастерами, пусть и не по серийным технологиям, но с любовью и разумом. Харькачка с револьверным барабаном! Он ведь разглядел. Тростник и дерево. Что-то напоминает такое сочетание. А, волос единорога и остролист. Типа – волшебная палочка. Хм! Ивану определенно хочется стать одним из этих ребят.
Он ведь принципиально от них не отличается – просто у него очень маленькая популяция. Выходит – размер имеет значение. Ну да, толпу охотой не прокормишь, а в малой группе нужно быть универсальным работником, а не специалистом. Если кузнец сам жжет себе уголь – он немного накует, особенно охотясь и собирая орехи на прокорм.
И где же оптимум? Эти южане, кажется, его нашли. Живут малыми группами, но действуют сообща. Каждый может о себе позаботиться, ему никто не нужен, чтобы выжить. Но они не теряют единства. Почему? Они что, все такие умные? Так и Иван себя глупцом не считает. Просто он заботится, прежде всего, о себе. Опять пришел к тому же месту. К проблемам всего человечества и соотнесении интересов личности и общества. Надо же! Столько лет мыслил конкретными категориями, а тут снова, словно в детстве начитался книжек, оставшихся в доме от пионерской юности деда и бабушки и от родителей. Прямо по «Тимуру и его команде», хотя там речь о выживании не шла.
Клара колдует над горшками, Нютка крошит овощи, а Максютка? Воткнул в землю палку, насадил на конец вычесанную из гуанако шерсть и прядет. Видел же Иван, как мальчишка палочку заостряет, кто же думал, что это будет веретено! Кстати, а эти дети умеют бездельничать? Кажется, этот предмет им не преподают.
Пообедали сытно. Приезжие ребятишки устроились спать, положив головы на бока своих сторожей и подстелив безрукавки.
– Они еще маленькие, – отвечает на его недоуменный взгляд их опекунша. – А ночи сейчас короткие. Ребенку, чтобы выспаться, времени не хватает. Вообще-то, если бы меня сейчас здесь не было, носились бы, пока не упали от усталости. Хотя они сегодня провинились, должны после взбучки помнить о режиме.
Глядя на гостей, и Федя устраивается на дневной отдых. Жизнь лагеря затихает. Дневная жара чувствуется и здесь, в лесу.
– Вика, а кто у вас, там, на юге, всем руководит? Коммунисты или демократы?
– Мы названия не придумали. Распоряжается Славка, дирижирует его младшая жена, а за порядком следит старшая.
– Это типа семейного клана? Мафия?
– Не знаю я, как это по-научному. – Видно, что маленькую женщину разморило, и она охотней бы подремала, чем вести серьезный разговор. – Называй как тебе удобней.
– Ну ладно, а по какой процедуре происходит смена власти?
– У нас еще не было случая, а у островитян руководитель сам ушел, а уж как они потом старшего определяли, про то я не ведаю.
– То есть у вас нечто вроде анархии, – не унимается Иван.
– Вань, я не знаю, какая бывает правильная анархия, но у нас, если врач или учитель что сказали – так все и делают. И Славка, и его вторая жена.
– А первая?
– Так она и есть самый главный медик.
– Ну, врачи с учителями обычно ладят. Выходит – власть специалистов, – сделанный вывод Ивана почему-то удовлетворяет, и он перестает расспрашивать. Тоже ведь мало спал этой ночью, если вообще подремал.
Тишина. И мысли. До него дошла наконец разница, из-за которой он не вписывается даже в собственное представление о гостях. Ведь стать одним из них он желает ради собственного блага и блага своих близких. В то время как если бы он принялся думать об интересах всей человеческой общности, то присоединился бы к ним автоматически, даже живя совершенно отдельно. Даже не подозревая об их существовании. Во додумался!
И что теперь конкретно делать? Значительно лучше было бы поселиться со своими домочадцами среди этих южан в их теплых и светлых домах – он уверен, что у них именно такие, – и уже тогда, в комфортных условиях принимать участие в заботах о благоденствии всей общности оказавшихся в этом мире людей. Когда не нужно каждый день думать о том, как добыть пропитание.
Хотя нет, это он лукавит. Над ними не капает. Не бедствуют его домочадцы. Просто хочется устроить их по-человечески.
Приезжие ребятишки разминали своих скакунов, носясь верхом на них по поляне поодаль от лагеря, а их учительница обучала Федю ездить на своей кобылке Мухе. Потом ребятня снова ушла к реке. Тут чуть больше километра, но уж больно много комарья на берегу, ставить там лагерь – это для мазохистов. А тут есть родничок, расчищенный заботливыми руками младшей жены, и тварей кусачих немного.
– Значит, Ваня, давай-ка я обрисую здешнюю географию, как поняла ее с твоих слов. – Гостья снова подошла поговорить. – На востоке большая река, которую я считаю Днепром. На этом ее берегу густые, труднопроходимые леса, где масса мелкой дичи, гнуса, и часто встречаются кабаны, связываться с которыми никто не хочет, ибо нелюбезны они весьма.
Дальше к западу, как раз в тех местах, куда заехала ваша электричка, леса проходимые, встречаются косули, лани и олени, охотиться на которых удобно. Еще дальше к западу начинаются степи, чем дальше, тем обширней, а леса редеют, постепенно превращаясь в отдельные рощи, порой крошечные. Примерно в этой приграничной зоне мы сейчас и находимся.
Кроме того, в этом году твоя семья продвинулась дальше, чем обычно, на юг. Протекающая здесь река, при здравом размышлении, должна впадать в Днепр. И ниже по ее течению сейчас стоит табор бывших школьников, который в ваших местах и есть самый большой род.
– Да, семеро взрослых, – подтвердил охотник. – Правда, пятеро выросли уже здесь. Мы часто помогаем друг другу.
– Остальные роды также находятся от Стольца на расстоянии от двадцати до пятидесяти километров во все стороны, кроме восточной.
– Верно.
– Ни овса, ни дикой пшеницы ваши люди не нашли, поскольку на границу степей проникали мужчины-охотники, обращающие внимание на то, что бегает и летает, а не на то, что растет. Зато два десятка видов съедобных корней и листьев на огородах Стольца возделываются. В том числе – топинамбур, без которого совсем бы пришла труба вашей общности.