Предводитель пиратов вскочил и повернулся к Ясену, а тот молниеносно выхватил у него из-за пояса кинжал и вонзил в рыжую его бороду. Ясен нанес удар так, как нанес бы я — на груди, под одеждой, могла быть кольчуга, а под бородой билось незащищенное горло.
Пират потянулся руками к кинжалу, изо рта его хлынула кровь. Густая струя брызнула в лицо Ясену, и он упал на колени.
Двое пиратов отшвырнули факелы и бросились к нему. Они даже не взмахнули саблями — хотели, наверное, руками разорвать его на куски. Я вскочил на скованные цепью ноги, а сцепленные у запястий руки накинул на шею того пирата, что стоял ближе ко мне. Один поворот цепи — и он рухнул наземь. Я обернулся. Кулаки скованных рук Влада обрушились на темя второго пирата — я услышал, как череп его треснул, точно сухая тыква.
Оба факела горели на земле. Я схватил пиратскую саблю и факел. Влад перекинул скованные руки через верх вкопанного в землю столба, уперся в столб ногой и разорвал свою цепь. И тоже подхватил с земли факел.
К нам бежали уже с десяток пиратов. Но не добежали. Из тени, отбрасываемой башней, выскочила толпа богомилов, у них не было факелов, в полутьме белели только лица и руки. Богомилы набросились на пиратов, те отступили к башне, рубили и кололи саблями и падали под натиском толпы. К Доминиканцу подбежали куманы. Засверкали мечи, от цепей сыпались искры.
Я растер затекшие запястья. Наклонился, приподнял Ясена, вытер ему лицо краем одежды убитого пирата. Она была жесткая, должно быть царапала кожу, причиняла боль. Ясен сидел, не открывая глаз. Я опустился перед ним на колени и шепнул:
— Перелезь через ограду и беги к шатру на вершине. Хватай ларец с Книгой и скорей на берег — туда, где мы садились на парусник. Помнишь то место?
Он молчал, по-прежнему не открывая глаз. А я все так же шепотом твердил ему на ухо:
— Книга… Книга…
Он встал, пошатнулся, но пошел. Я так и не увидел его глаз. Кинулся к башне за своей рогатиной. Богомилы толпились перед окованной железом дверью, молотили в нее кулаками. Засевшие в башне пираты отвечали бранью. Я слышал, как при каждом моем шаге звякают звенья разорванной цепи — будто на ногах у меня, как прежде, были рыцарские шпоры.
На верхней площадке башни вспыхнул костер — пираты призывали на помощь своих с галеры. Я вскарабкался по полуразрушенной стене башни, костер слепил глаза двум сидевшим возле него пиратам. Я беспрепятственно ступил на площадку и, наконец-то, мог убивать.
Отыскал сваленное в углу скудное наше имущество и оружие куманов. Бросил саблю и поднял с земли свою рогатину. Ощутил в руке благословенную ее тяжесть, и лишь тогда открыл запертую на засов дверь.
Куманы похватали свои мечи и устремились к стенам крепости. Наша темница стала нашей твердынею. Надо было ее защищать. Я снова поднялся на башню и убедился, что Влад уже привел туда Ладу.
Взошла луна. К нашей крепости бежало несколько десятков пиратов. Они тащили с собой доски, веревки, крюки. Несколько человек упали, сраженные стрелами куманов. Остальные принялись карабкаться по стене, как на борт неприятельского судна. Богомилы голыми руками стаскивали их вниз, куманы рубили саблями.
Влад поднял брошенный кем-то колчан со стрелами, и сунул острия их в гаснущий костер — словно желая разжечь его. Стрелы загорелись. Тогда Влад схватил лук и принялся пускать стрелы вверх, к звездам. И вдруг новая звезда взвилась в небо и упала на палубу темневшей у берега пиратской галеры. Влад сделал это так лихо, будто стрелял из лука с самой колыбели. Стрела за стрелой впивались в пиратское судно. И, только что темное и недвижное, оно вдруг запылало и взревело, как издыхающий огромный зверь. Вопили закованные невольники. Весла в ужасной панике задвигались вразнобой, вспенили волны — казалось, многоногое чудище пытается разорвать путы, держащие его у берега, и обратиться в бегство. С борта попа́дали огни — горящие люди гасили себя в воде.
Кое-кому из нападавших все же удалось проникнуть в крепость. Доминиканец бежал к башне, пришлось снова запереть изнутри дверь на засов. Взобравшийся на стену пират увидел, что их галера горит. Раздались яростные вопли, и поток пиратов выплеснулся из крепости в море. На судне горело награбленное ими и политое кровью добро.
Ясена нигде не было видно. Легкий и бесплотный в лунном свете шатер на холме светился изнутри.
Доминиканец уже поднимался по лестнице. Я сказал Владу и Ладе:
— Уходите. Держитесь подальше от берега. Владе, сумеешь ты найти залив, где стоял норманн?
Он кивнул. Я продолжал:
— Я пойду вдоль берега. Вроде как к Солуни, а сам незаметно поверну назад. Там нас будет ждать Ясен. Книга уже у него. Идите!
И стал спускаться по лестнице навстречу Доминиканцу.
Мы — я, Ясен, Лада и Влад — бежали каждый в свою сторону, чтобы Доминиканец не знал, за кем из нас пуститься в погоню. Едва предводитель пиратов испустил дух, как мы с Доминиканцем вновь стали смертельными врагами. После схватки с пиратами в живых остались только несколько куманов.
Втроем сошлись мы на морском берегу — я, Лада и Влад. Ясена не было. Мы опустились на колени перед небольшим костерком, светившимся, как звезда, в центре нашего неплотного круга. Раздавленные холодные мидии впивались в колени. Я не решался поднять голову, чтоб не увидеть отчаянную тревогу в глазах Влада и Лады. Взошла полная луна, песок заблестел холодным, перламутровым блеском. Я оглянулся вокруг — пустынный светлый песок, темное недвижное море, пересеченное лунной дорожкой и серебряное кружево пены у кромки берега.
Внезапно Влад вскрикнул — глаза его были прикованы к морю, рот в изумлении открыт, лицо мертвенно бледно, будто он видит призрак. Я проследил за его взглядом.
По воде шел Ясен. Шел к нам по лунной дорожке, прижимая к груди заветный ларец. При каждом шаге под ногами у него вспыхивали искры.
Я встряхнул головой. Нет, я не повредился рассудком, море там, хоть и далеко от берега, оказалось не больше пяди глубиной!..
Ясен ступил на берег и подошел к нам. Мокрые ступни его гасили блеск перламутрового песка. Он тоже опустился на колени перед костром и, поцеловав ларец, поставил его подле меня.
Я смотрел на лицо его. Да, он все еще был Адамом, осененным Духом Господним. Но таким лицо Адама должно было бы стать после грехопадения, когда Бог изгнал его из рая. Он, богомил, готовившийся стать Совершенным, убил человека, коему присягнул, кто оставил руки его свободными. И эти руки совершили убийство. Ясен прятал их теперь под промокшей своей одеждой.
Влад сказал:
— Надо бежать.
Тогда я открыл им свою тайну — как спрятал Книгу в рогатине, а ларец служит лишь приманкой…
Влад сказал:
— И ты обрек нас на медленную смерть…
Я сказал на это:
— Иначе было нельзя.
И Ясен сказал:
— Да, иначе было нельзя. Когда Доминиканец заполучит ларец, он оставит вас в покое.
Он сказал «вас», а не «нас». И у меня сжалось сердце. А он продолжал:
— Нам надо разойтись. Я понесу ларец один, чтобы ввести Доминиканца в заблуждение. Он знает, что ларец у меня. А Священная книга отправится с вами своей дорогой.
Я тотчас понял его. Но Лада и Влад не понимали. С тревогой и любовью вглядывались они в его лицо. Казалось им, что Ясен бредит. И он терпеливо им объяснил:
— Нельзя Священной книге оставаться рядом с ларцом. Доминиканец догадался, что Боян стал богомилам побратимом и убьет его, как и нас. Если оставить ларец с лже-Книгой так, чтобы Доминиканец легко нашел ее, он ни за что не поверит, бросится за нею вслед, будет сражаться за нее и торжествовать, когда завладеет ею.
Сердце у меня заболело так, что я согнулся от боли. Влад и Лада разом вскочили, внезапно прозрев: Ясен жертвует собой ради Книги.
Влад воскликнул:
— Нет!
Лада воскликнула:
— Нет!
А я молчал, все так же стоя на коленях, согнувшись пополам и превозмогая боль. Костер угасал. Лада с мольбой упала предо мной на колени:
— Ты можешь спасти его. Ты сильный.
От чего спасти? От раскаянья, от крушенья, от воспоминаний? Уж не был ли я Богом в ее глазах?
Взмолился и Влад:
— Не дозволяй ему!
А Ясен попросил:
— Бояне, покажи мне подлинную Книгу.
Я медленно извлек ее — легонько тряхнул рогатину, свиток, как змея, выскользнул из нее и лег у костра на сверкающие раковины мидий. Он был опоясан кожаным ремешком, запечатан серыми свинцовыми печатями. Ясен впился в Священную книгу взглядом. Потом кивком головы показал на море. Вонзавшийся в берег узкий каменистый мыс заканчивался высокой скалой. В темноте она была не видна, но угадывалась, потому что загораживала звезды. Ясен сказал:
— Я поднимусь на эту скалу. Когда Доминиканец настигнет меня, скажу ему, что если он попытается отнять у меня Книгу, я прыгну вместе с нею в морскую бездну. Спрячу ларец на скале, но так, чтобы он нашел его. А вы тем временем скроетесь вместе со Священной книгой.
Мы не скрылись. Обогнули по берегу широкий залив, добрались до мыса, откуда была видна скала, где остался Ясен. И остановились там. Даже Боян из Земена не мог продолжать путь, хотя тяжелая рогатина в руке и напоминала о себе. Лежа на прибрежных камнях, мы смотрели на Ясена, возвышавшегося над волнами по другую сторону залива. Мы видели, что он стоит на скале. Прождали весь день, смачивая пересохшие губы соленой водой.
Доминиканец появился там, когда солнце уже клонилось к закату. С ним были только четверо куманов. Видно было, как они остановились у подножья скалы. Даже если б их стрелы вонзились в Ясена, он упал бы в море вместе с Книгою.
Слова не долетали до нас — было слишком далеко. Ясен стоял на скале, Доминиканец и его люди — на каменистом мысе. Солнце садилось. Медленно спускались сумерки.
Стемнело. Я уже не видел Ясена, но видел лица Влада и Лады. Лада казалась обезумевшей, взгляд ее, полный невыносимой боли, молил меня. Она прошептала:
— Ты можешь.