Мы находились в центральном проходе, когда жуткий грохот и звон разбиваемого стекла у нас за спинами нарушили царящую в церкви тишину. Окон в ризнице не было, не было и стеклянной панели в двери, ведущей в церковный двор. Тем не менее именно из этой комнатки, которую мы только что покинули, и доносились звуки, свидетельствующие о погроме. Они повторились, еще прибавив в громкости.
Мне показалось, что я слышу, как скамью, на которую выкладывались одеяния для служб, швырнули в шкаф, где эти одеяния висели, как разбиваются бутыли с вином, как серебряный потир и другие священные сосуды летят в стены, а потом звенят, падая на пол.
В спешке мы оставили в ризнице свет. И теперь, оглядываясь, через открытую дверь видели беснующиеся там тени.
Я не знал, что происходит в ризнице, и не собирался возвращаться туда, чтобы посмотреть на чинимый Робертсоном разгром. Вновь взяв Сторми за руку, я бежал с ней по центральному проходу, тянущемуся по всей длине нефа, к двери в притвор.
Выбежали из церкви, спустились по лестнице в кровавые сумерки, которые уже начали накрывать улицы Пико Мундо лиловыми саванами.
Поначалу я даже не мог вставить ключ в замок зажигания «Мустанга» Терри. Сторми торопила меня, как будто я сам не хотел как можно быстрее уехать от церкви. Наконец ключ вошел в замочную скважину, и тут же взревел двигатель.
Оставив на асфальте перед церковью Святого Барта немалую часть резины, мы полтора квартала проехали на дымящихся покрышках так быстро, что казалось, телепортировались на это расстояние, пока я не выдохнул: «Позвони чифу».
У нее был свой мобильник, и она ввела в него домашний телефон Уайатта Портера, который я ей продиктовал. Подождала, пока снимут трубку, сказала:
– Чиф, это Сторми, – выслушала ответ, продолжила: – Да, звучит как прогноз погоды, но я звоню по другому поводу. Одд хочет поговорить с вами.
Я взял трубку и затараторил:
– Сэр, если вы быстро пошлете машину к церкви Святого Барта, то, возможно, успеете перехватить Робертсона, который крушит ризницу. Может, не только ризницу, может, всю церковь.
Он велел мне подождать и позвонил по другой линии.
В трех кварталах от церкви Святого Бартоломео я съехал с мостовой, направив «Мустанг» к мексиканскому кафе быстрого обслуживания.
– Пообедаем? – спросил я Сторми.
– После того, что произошло в церкви?
Я пожал плечами.
– Все оставшиеся нам годы мы будем жить после того, что произошло в церкви. Лично я намерен снова начать есть, и чем быстрее, тем лучше.
– Эта еда не сравнится с тем пиром, который я собиралась устроить на колокольне.
– Так что будем делать?
– Я умираю от голода.
Держа одной рукой мобильник у уха, второй я поставил «Мустанг» в хвост очереди к «автоокну»[37].
– Почему он решил разгромить церковь? – спросил чиф Портер, вернувшись на мою линию.
– Понятия не имею, сэр. Он пытался устроить мне и Сторми ловушку в звоннице церкви…
– А что вы делали в звоннице?
– Устроили пикник, сэр.
– Полагаю, видели в этом какой-то смысл.
– Да, сэр. Там очень красиво. Мы обедаем наверху пару раз в месяц.
– Сынок, мне бы не хотелось поймать тебя обедающим на флагштоке перед Дворцом правосудия.
– Конечно, это не настоящий обед, закуски.
– Если вы хотите приехать сюда, мы сможем накормить вас жареным мясом. Захватите и Элвиса.
– Я оставил его у баптистской церкви, сэр. Мы со Сторми стоим в очереди за тако[38], но все равно спасибо.
– Расскажи мне о Робертсоне. Мой человек давно уже следит за его домом в Кампс Энде, но он еще не возвращался.
– Он стоял на кладбище, увидел нас наверху, в звоннице. Показал нам палец, а потом попытался добраться до нас.
– Ты думаешь, он знает, что ты побывал в его доме? – спросил чиф.
– Если он не заезжал домой после меня, я не понимаю, как он может это знать, но он знает. Одну секунду, сэр.
Мы добрались до меню.
– Тако с меч-рыбой, побольше сальсы[39], жареные кукурузные палочки и большой стакан «колы», – сказал я пареньку в сомбреро, который тут же продиктовал мой заказ в подвешенный у рта микрофон. Посмотрел на Сторми. Она кивнула. – В двойном размере.
– Вы в «Мексиканской розе»? – спросил чиф.
– Да, сэр.
– У них потрясающие чурро[40]. Советую попробовать.
Я последовал его совету и заказал две порции чурро пареньку в сомбреро, который вновь поблагодарил меня голосом девочки-подростка.
Автомобильная очередь поползла вперед, и я продолжил:
– Когда мы сумели удрать от Робертсона в церкви, он, должно быть, рассердился. Но почему он решил выместить свою злость на здании, я не знаю.
– Две патрульные машины уже едут к церкви, без сирен. Возможно, они уже там. Но вандализм… это же не идет ни в какое сравнение с теми ужасами, которые, по твоим словам, он замыслил.
– Нет, сэр. Не идет. И до пятнадцатого августа меньше трех часов.
– Если мы сможем отправить его в тюрьму за вандализм, у нас будет повод покопаться в его жизни. Может, это даст нам шанс понять, что он хотел устроить в Пико Мундо.
Пожелав чифу удачи, я оборвал связь и вернул мобильник Сторми.
Посмотрел на часы. Полночь, а вместе с ней и 15 августа, надвигалась на нас, как цунами, набирая высоту и мощь. Бесшумная, но несущая смерть слепая сила.
Глава 21
С тем чтобы услышать от чифа, поймали они Робертсона на вандализме или нет, Сторми и я поели на автостоянке «Мексиканской розы», опустив стекла «Мустанга» в надежде на легкий ветерок. Еду здесь готовили вкусную, но горячий ночной воздух пахнул исключительно выхлопными газами.
– Так ты залез в дом Человека-гриба, – в голосе Сторми не слышалось вопроса.
– Окно не разбивал. Воспользовался водительским удостоверением.
– Он держит в холодильнике отрезанные головы?
– Холодильник я не открывал.
– А где еще ты рассчитывал найти отрезанные головы?
– Я их не искал.
– Эта мерзкая улыбка, эти странные серые глаза… Бр-р-р. Тако превосходные.
Я согласился.
– И мне нравятся все цвета в сальсе. Желтый и зеленый – чили, красный – нарубленные помидоры, фиолетовые кусочки – лук… похоже на конфетти. Ты должна точно так же готовить сальсу.
– Ты что, будешь теперь учить меня кулинарии? Лучше расскажи, что ты там нашел, не обнаружив отрезанных голов?
Я рассказал ей о черной комнате.
Слизывая крошки кукурузных палочек с пальцев, она повернулась ко мне.
– Послушай меня, странный ты мой.
– Я превратился в уши.
– Они у тебя большие, но ты состоишь не только из них. Так что открой уши пошире и послушай, что я тебе сейчас скажу: больше не заходи в черную комнату.
– Ее уже не существует.
– Даже не ищи ее, в надежде что она вернется.
– Такая мысль не приходила мне в голову.
– Еще как приходила.
– Приходила, – признал я. – То есть мне хотелось бы понять, как эта комната… как эта чертова комната работает.
Чтобы подчеркнуть значимость своих слов, Сторми нацелила на меня кукурузную палочку.
– Это ворота ада, и нечего тебе около них отираться.
– Не думаю, что это ворота ада.
– Тогда что это?
– Не знаю.
– Это ворота ада. Если ты отправишься на поиски и найдешь их, то окажешься в аду, а я не собираюсь спускаться туда, чтобы найти тебя и вытащить твою задницу из костра.
– Твое предупреждение не будет оставлено без внимания.
– Трудно, знаешь ли, быть замужем за человеком, который видит мертвых и каждый день общается с ними. Не хватало только, чтобы он еще начал гоняться за воротами в ад.
– Я за ними не гоняюсь, и с каких это пор мы женаты?
– Мы поженимся. – Она доела последнюю кукурузную палочку.
Я не единожды предлагал Сторми выйти за меня замуж. Хотя мы оба соглашались в том, что у нас родственные души и мы будем вместе до скончания веков, она всякий раз отметала мое предложение, говоря что-то вроде: «Я безумно тебя люблю, Одди, так безумно, что готова отрезать ради тебя правую руку, если тебе потребуются доказательства моей любви, но насчет женитьбы… давай погодим».
Понятное дело, кусочки непрожеванного тако с меч-рыбой выпали у меня изо рта, когда я услышал о том, что мы собираемся пожениться. Я подобрал их с футболки, покидал обратно в рот и съел, выгадывая время, чтобы подумать, а потом спросил:
– Так… ты хочешь сказать, что принимаешь мое предложение?
– Глупый, я приняла его давным-давно, – и продолжила, чтобы стереть недоумение с моего лица: – О нет, не сказала тебе традиционное: «Да, дорогой, я твоя», но использовала другие слова.
– Я, знаешь ли, не воспринял «давай погодим» как согласие.
Смахнув крошки меч-рыбы с моей футболки, она ответила:
– Тебе нужно учиться слушать не только ушами.
– А каким отверстием ты предлагаешь мне слушать?
– Не груби. Тебе это не идет. Я хотела сказать, что иногда ты должен слушать сердцем.
– Я так долго слушал сердцем, что периодически мне приходилось вычищать ушную серу из аорты.
– Как насчет чурро? – спросила она, раскрывая маленький пакет из белой бумаги. И салон «Мустанга» сразу наполнился ароматом печеного теста и корицы.
– Как ты можешь думать о десерте в такое время?
– А разве сейчас не время обеда?
– Сейчас время разговора о женитьбе. – Мое сердце так стучало, будто я за кем-то гнался или кто-то гнался за мной, но я надеялся, что с погонями на этот день покончено. – Послушай, Сторми, если ты говоришь серьезно, тогда я приму меры, чтобы улучшить мое финансовое положение. Уйду из «Гриля», и я говорю не про покрышки. У меня более серьезные намерения.
Она, улыбаясь, склонила голову, прищурилась.
– И что же, по твоему мнению, серьезнее покрышек?