– Я и раньше несколько раз видел его плачущим, – заметил я. – После смерти он стал более эмоционально неустойчивым, слезливым. Но на этот раз уж очень сильно расстроился.
– Оно и понятно, – пожала плечами Терри. – В том, что сегодня он так горюет, ничего странного нет.
– А вот для меня это тайна за семью печатями, – ответил я.
– Четырнадцатое августа. В этот день, в три сорок пять утра, умерла его мама. В сорок шесть лет.
– Глейдис, – подала голос Сторми. – Ее звали Глейдис, не правда ли?
Есть слава кинозвезды, которой наслаждается Том Круз, слава рок-звезды, это уже по части Мика Джаггера, литературная слава, политическая… Но просто слава перерастает в легенду, когда люди разных поколений помнят имя твоей матери через двадцать пять лет после твоей смерти и через полвека – после ее.
– Элвис служил в армии, – напомнила нам Терри. – Двенадцатого августа он прилетел в Мемфис, получил увольнительную по семейным обстоятельствам и сразу направился в больничную палату матери. Но и шестнадцатое августа для него плохой день.
– Почему?
– В этот день он умер, – ответила Терри.
– Сам Элвис? – спросила Сторми.
– Да. 16 августа 1977 года.
Я допил второй стаканчик персикового бренди.
Терри предложила вновь наполнить его.
Я бы выпил с удовольствием, но решил, что на сегодня хватит. Так что накрыл пустую стопку рукой.
– Элвис, похоже, тревожился обо мне.
– Это как? – спросила Терри.
– Похлопал меня по плечу. Словно выражал сочувствие. И по взгляду… по взгляду чувствовалось, что он по какой-то причине жалеет меня.
Это признание обеспокоило Сторми.
– Мне ты этого не говорил. Почему?
Я пожал плечами.
– Это же ничего не значит. Элвис, он такой.
– Тогда почему ты упомянул об этом, если полагаешь, что это ничего не значит? – спросила Терри.
– Для меня что-то значит, – объявила Сторми. – Глейдис умерла четырнадцатого. Элвис умер шестнадцатого. А пятнадцатого, в промежутке между этими двумя печальными датами, Робертсон, этот сукин сын, собрался устроить бойню. Завтра.
Терри нахмурилась, посмотрела на меня.
– Робертсон?
– Человек-гриб. Я брал у тебя автомобиль, чтобы найти его.
– Ты его нашел?
– Да. Он живет в Кампс Энде.
– И?
– Чиф и я… мы над этим работаем.
– Робертсон – типичный мутант из какого-нибудь фильма ужасов, – вмешалась Сторми. – Он нашел нас в церкви Святого Бартоломео, а когда мы удрали от него, все там разгромил.
Терри предложила Сторми персикового бренди.
– А теперь он собирается стрелять в людей?
Сторми обычно пьет мало, но тут не отказалась от третьего стаканчика.
– Сон твоего повара наконец-то превращается в явь.
На лице Терри отразилась тревога.
– Убитые сотрудники боулинг-центра?
– Плюс много зрителей из соседнего кинотеатра. – Сторми одним глотком осушила стопку.
– И это как-то связано со сном Виолы? – спросила меня Терри.
– Это слишком долгая история, чтобы рассказывать ее сейчас, – ответил я. – Уже поздно. А я вымотался.
– Это напрямую связано с ее сном, – ответила за меня Сторми.
– Мне нужно поспать, – взмолился я. – Завтра я тебе обо всем расскажу, Терри, после того как будет поставлена точка.
Я отодвинул стул с намерением встать из-за стола, но Сторми схватила меня за руку и удержала на месте.
– А теперь выясняется любопытная подробность: Элвис Пресли самолично предупредил Одди, что завтра ему предстоит умереть.
– Он ничего такого не делал, – запротестовал я. – Только похлопал по плечу, а потом, прежде чем вышел из машины, сжал мою руку.
– Сжал руку? – По тону Сторми чувствовалось, что она истолковывает такой жест как предположение самого ужасного.
– Ничего особенного. Взял мою правую руку в две свои и дважды сжал…
– Дважды!
– А потом еще раз взглянул на меня.
– С жалостью? – уточнила Сторми.
Терри взяла бутылку, собираясь наполнить стаканчик Сторми.
Я накрыл его рукой.
– Больше не надо.
Сторми схватила мою правую руку своими обеими, совсем как Пресли.
– Вот что он пытался сказать тебе, странный ты мой. «Моя мать умерла четырнадцатого августа, сам я умер шестнадцатого, а тебе предстоит умереть пятнадцатого, такой вот у нас получится расклад, если ты не побережешься».
– Ничего такого он не пытался мне сказать, – запротестовал я.
– Неужели ты думаешь, что он к тебе приставал?
– Он более не ведет романтическую жизнь. Он мертв.
– И потом, – вставила Терри, – Элвис не был геем.
– Я и не говорил, что он – гей. Сторми на это намекнула.
– Я готова поставить «Гриль» и мою правую ягодицу на то, что Элвис не был геем.
Я застонал.
– Более безумного разговора я не слышал.
– Да перестань, – отмахнулась Терри, – у нас с тобой бывали разговоры куда безумнее.
– Согласна, – кивнула Сторми. – Одд Томас, ты – фонтан безумных разговоров.
– Гейзер, – предложила Терри другой вариант.
– Это не я, а моя жизнь, – напомнил им я.
– Держись от всего этого подальше. – Волнение Сторми передалось Терри. – Пусть разбирается Уайатт Портер.
– Он и будет разбираться. Я же – не коп, вы знаете. И не прикоснусь к оружию. Я могу лишь советовать ему.
– На этот раз даже не советуй, – не унималась Сторми. – В этот раз держись в стороне. Поедем со мной в Вегас. Прямо сейчас.
Мне хотелось выполнять все ее желания. Мне нравится выполнять ее желания, от этого птички поют слаще, пчелы собирают больше меда, мир становится лучше. Таково мое отношение к ее желаниям.
Но желание сделать что-то для Сторми и то, что ты должен сделать в данной ситуации, далеко не одно и то же.
– Проблема в том, что я здесь для того, чтобы выполнять эту работу, а если я попытаюсь уйти, работа только последует за мной, так или иначе.
Я поднял стопку. Забыл, что она пустая. Поставил на стол.
– Когда у меня есть конкретная цель, мой психический магнетизм работает в двух направлениях. Я могу кружить по городу и найти того, кого нужно найти… в данном случае Робертсона… или его притягивает ко мне. Если он хочет притягиваться, иногда даже если не хочет. И во втором случае я гораздо в меньшей степени контролирую ситуацию, а потому велика вероятность, что меня… могут неприятно удивить.
– Это всего лишь теория, – покачала головой Сторми.
– Я ничего не могу доказать, но знаю, что это правда. Нутром чую.
– Я всегда исходила из того, что думаешь ты не головой. – Тон Сторми изменился, настойчивость, где-то даже злость, ушли, уступив место смирению и любви.
– Будь я твоей матерью, я бы надрала тебе уши, – улыбнулась Терри.
– Будь ты моей матерью, меня бы здесь не было.
Эти женщины были мне самыми дорогими, каждую я любил по-своему, вот и отказ в том, что они от меня хотели, дался мне с трудом, пусть я и знал, что поступаю правильно.
Свечи окрашивали наши лица в золотистый свет, обе с тревогой смотрели на меня. Словно женская интуиция позволяла им увидеть недоступное даже моему шестому чувству.
Из динамиков проигрывателя си-ди Элвис вопрошал: «Тебе одиноко сегодня?»
Я посмотрел на часы.
– Уже пятнадцатое августа.
И когда начал подниматься, Сторми не остановила меня. Тоже встала.
– Терри, я думаю, тебе придется искать мне замену на завтра. Или попроси Поука выйти в первую смену, если он не будет возражать.
– А что, ты не можешь одновременно готовить и спасать мир?
– Нет, если ты не хочешь, чтобы посетители твоего ресторана ели подгоревший бекон. Извини, что не предупредил заранее.
Терри проводила нас до двери. Обняла Сторми, потом меня. Подергала меня за ухо.
– Чтобы послезавтра с самого утра стоял у плиты, а не то отправлю тебя мыть посуду.
Глава 29
Согласно большому цифровому термометру на стене здания «Банк Америка» температура воздуха в Пико Мундо упала до относительно приемлемых 90 градусов[47]. Полночь миновала, пошло время разрешенных полетов на метлах.
Легкий ветерок дул по улицам города, то спадая, то чуть усиливаясь. Горячий и сухой, он шелестел листвой фикусов, пальм, палисандровых деревьев.
На улицах Пико Мундо царила тишина. Когда ветер стихал, мы слышали, как щелкали реле-переключатели в блоках управления светофоров на перекрестках, меняя свет с зеленого на желтый и красный и обратно.
Шагая к квартире Сторми, мы оставались начеку, ожидая, что Боб Робертсон, как черт из табакерки, выпрыгнет из-за припаркованного автомобиля или из дверной арки.
Но, кроме листвы, которую шевелил ветер, двигались разве что ночные мотыльки, кружащие вокруг уличных фонарей и улетающие от них к Луне, а может, и к Кассиопее.
Сторми живет в трех кварталах от «Пико Мундо гриль». Мы держались за руки и шли молча.
С планами на грядущий день я уже определился. Несмотря на все ее возражения, она знала, так же, как и я, что мне остается лишь одно: помогать чифу Портеру остановить Робертсона, прежде чем начнется бойня, которая снилась мне уже три года.
Новые аргументы Сторми привести не могла, старые повторять не хотелось. А разговоры ни о чем этой ночью, с учетом приближения драматической развязки, не могли доставить удовольствия.
Старый двухэтажный викторианский дом после капитального ремонта разделили на четыре квартиры. Сторми жила на первом этаже, в правой половине дома.
Мы полагали, что здесь нам с Робертсоном не встретиться. Да, каким-то образом ему удалось узнать, кто я, но едва ли он с той же легкостью мог раздобыть адрес Сторми.
Если он где-то и затаился, поджидая меня, то я поставил бы на мою квартиру над гаражом Розалии Санчес, а не на квартиру Сторми.
Благоразумие, однако, заставило нас с осторожностью войти в холл, а потом в квартиру Сторми. Там нас встретила прохлада и слабый аромат персика. Мы отсекли пустыню Мохаве, закрыв за собой дверь.