– Хватит шуток! – огрызается Рябой. – Я тебе позволяю разевать пасть, чтобы ты говорил о деле, а не ломал дурака.
Когда стражники проходят мимо и удаляются, он говорит уже более миролюбиво:
– Так рассказывай о своих делах!
– Пойдем на Кожевенную, – отвечает Кукша, – там после пожара должны быть хорошие пустыри.
Они приходят на Кожевенную, почти полностью выгоревшую во время бунта, там на пустыре среди отбросов и обгорелых камней буйно разрослись кустарники и сорные травы. Кукша обнажает меч и говорит:
– У тебя на нательном поясе висит ключ. Давай его сюда.
Рябой долгим угрюмым взглядом глядит на Кукшу.
– Ключ? – произносит он наконец. – Какой ключ?
– Тот, что у тебя на поясе, – повторяет Кукша. – Давай его сюда, да поживее.
– Нет у меня никакого ключа!
– Или ты отдашь его по доброй воле, – говорит Кукша, – или я тебя прикончу и возьму его сам!
– Да на что он тебе сдался? – спрашивает Рябой, вымученно улыбаясь и стараясь не смотреть на сияющее острие меча. Проклятый раб оказался не так прост – он прознал-таки про его чердачную каморку!
– Я уже сказал тебе: отдай мне ключ, а там поговорим.
Рябой мешкает, он прикидывает, нельзя ли убежать. Нет, пока он будет поворачиваться, Немой трижды успеет проткнуть его своим мечом. Но отдать ключ – значит лишиться и ларчика с драгоценностями и всего накопленного! И как раз теперь, когда Рябой почти уже решился приобрести наконец собственный дом, виноградник и павлинов!
Рябой выхватывает нож и стремительно, точно огромная дикая кошка, бросается на Кукшу. Он не знает, что перед ним искусный воин, а не просто переодетый вор. Кукша в одно мгновение успевает проколоть Рябому запястье правой руки и отскочить в сторону. Рябой роняет нож и скрипит зубами от боли. Кукша стоит сбоку с мечом наготове.
– Ключ! – требовательно говорит он.
Рябой задирает подол рубахи, прижимает его локтем раненой руки, а левой рукой пытается отвязать ключ. У него ничего не получается, и Кукша говорит:
– Убери-ка руку!
Рябой убирает, Кукша делает свистящий взмах мечом, и ключ падает на землю.
– А теперь поди прочь, – говорит Кукша, – и не вздумай мне мешать. Знай: я уже не беглый раб, а полноправный подданный его царственности!
И вот Кукша поднимается по выщербленным каменным ступеням старого трехэтажного дома. Лестница такая узкая, что старик, попавшийся навстречу, становится боком, чтобы пропустить необычного посетителя. Старик со страхом и почтением смотрит на царского гвардейца, невесть зачем забредшего в этот бедный дом.
Та часть лестницы, что ведет на третий этаж, деревянная. Она еще уже, ее ступени скрипят жалобно, точно живые. Перила такие ветхие, что Кукша боится к ним прикасаться. Как только здесь ходит грузный Рябой?
Громко, со стоном лязгает пружина огромного, под стать Рябому, замка, и Кукша входит в каморку. Здесь сумрачно, узкое окно занавешено рогожей. В одном углу грубо сколоченный стол и стул, в другом – охапка сухого тростника, на подоконнике глиняный кувшин с отбитым горлышком и изгрызенный мышами огарок сальной свечи. Больше в каморке ничего нет.
Кукша и не ожидал, что ларчик будет стоять на виду. Он начинает обшаривать каморку, прощупывает охапку тростника, заглядывает под стол, но нигде ничего не находит. Он берет с подоконника кувшин, но и в нем лишь плещется на донышке вода.
В Кукшино сердце закрадывается беспокойство: а вдруг Рябой хранит все в другом месте? Коли так, сейчас он должен потешаться над Кукшиной глупостью, несмотря на свою рану. Действительно, почему Кукша решил, что сокровище окажется непременно здесь, в этой каморке?
Да, но если здесь ничего нет, зачем было Рябому, рискуя жизнью, бросаться на Кукшу?
Кукша снимает с окна рогожу, чтобы было посветлее, и снова принимается за поиски. Он перетряхивает весь тростник, ощупывает донья стола и стула, сдвигает их на всякий случай с места, осматривает пол, стены, потолок, окно, дверь, выходит за порог каморки, обследует ступеньки, косяки и притолоку. Нигде ничего.
Он возвращается в каморку, садится на стул и тупо смотрит в окошко. Напротив видны такие же оконца. Поэтому и завешивает Рябой свое окно рядном – не хочет, чтобы видели, чем он тут занимается. Но ведь снаружи можно увидеть лишь окно и подоконник, не более… Зачем же бережливый Рябой озаботился приобретением рядна?
В это время на подоконнике появляется крохотная мышь. Она выкатывается откуда-то из-за кувшина и в две короткие перебежки оказывается возле огарка. Кукша по привычке всех домовичей топает, чтобы спугнуть ее, и она исчезает, будто растворяется в воздухе.
Откуда же она, однако, взялась на подоконнике? Кукша встает, подходит к окну и снова берет кувшин. На этот раз он замечает в углу между камнями щелку, достаточную, чтобы могла пролезть мышь. Еще он замечает, что, начинаясь от щелки, по подоконнику идет едва различимый зазор, который можно было бы принять за трещину, если бы он не был слишком ровным. Ясно, что один из камней подоконника не скреплен известкой с другими…
Кукша пробует его пошевелить, но камень не поддается. Тогда Кукша засовывает конец меча в мышиную щелку. Камень сдвигается без особого труда. Под ним открывается тайник, в котором лежит увесистый холщевый кошель, а рядом – бронзовый ларчик, изукрашенный гроздьями винограда и длиннохвостыми павлинами. На крышке ларчика чернеют несколько катышков мышиного помета.
Глава двадцать втораяНАПАДЕНИЕ РУСИ
Восемнадцатого июня 860 года от Рождества Христова на Царьград напала безбожная Русь. Русы приплыли на двухстах кораблях[83], в каждом из которых помещалось сорок воинов, и обложили город. Часть их кораблей вошла в залив Золотой Рог, преодолев цепь, протянутую между Царьградом и Галатой, его предместьем. Очевидцы рассказывают: русы разгоняли корабль и перед самой цепью быстро перебегали на корму, нос корабля задирался, русы перебегали на нос, и корабль благополучно переваливал через цепь.
Говорят, что, войдя в Босфор из Евксинского Понта[84], северные варвары начали с того, что разорили дотла деревню Леосфений и разрушили храм, воздвигнутый еще аргонавтами в честь гения, оказавшего им помощь. Продвигаясь к Царьграду, русы не пощадили ни одного даже самого малого селения. Путь их отмечен дымом пожарищ и кровью христиан. Теперь они рыщут по окрестностям Царьграда, разоряют селения и монастыри и убивают жителей. Особенную неприязнь у варваров вызывают монахи. Русы распинают их, отрубают им головы, расстреливают их из лука, вбивают им в черепа гвозди. Предводительствуют русами нечестивые[85] князья Оскольд и Дир.
Русы свалились как снег на голову вскоре после того, как было выполнено приказание царя и уничтожен световой вестник. Нежданно-негаданное нападение обрушилось на столицу, словно кара небесная за безумства молодого царя. А сам царь, как на грех, недавно отправился в поход в Малую Азию против сарацинов и забрал с собой в числе прочих войск большую часть царьградского гарнизона. Друнгарий флота[86] Никита Орифа спешно послал царю в Малую Азию весть о нападении русов, но царя все нет и нет.
Великий Царьград охвачен страхом и тоской. День и ночь жители столицы молят Господа ниспослать избавление от невиданного врага. День и ночь горят у образов тысячи лампад и восковых свечей и возносится к небу благоуханный синий дым ладана.
Патриарх Фотий во главе длинной вереницы служителей Церкви и горожан обходит с иконой городские стены и просит небо даровать стенам прочность, а людям – мужество. Он идет во Влахернскую церковь, что стоит в глубине бухты Золотой Рог возле Влахернского дворца, и всю ночь горячо молится перед образом Пресвятой Богородицы, имеющей, как известно, особое попечение о главном городе христианского мира.
Церковь полна молящихся горожан. Среди них и Андрей Блаженный со своим учеником Епифанием. Над молящимися к куполу восходит синий дым ладана, дым этот мало-помалу сгущается в некие очертания, и вот уже можно различить стоящую в воздухе Богородицу с пророками, апостолами и ангельскими ликами, осеняющую людей своим честным покровом.
– Видишь? – тихо спрашивает Андрей.
– Да, – так же тихо отвечает Епифаний.
Наутро патриарх и царьградское священство берут ризу Богородицы – величайшую святыню, постоянно хранящуюся во Влахернской церкви, с пением обносят ею Царьград по городским стенам и, вернувшись к Влахернскому дворцу, выносят ее за пределы города и погружают в воды Золотого Рога.
Небеса сегодня не пылают яркой синевой, как обычно, они будто подернуты легкой целомудренной дымкой. Мир объят умиротворенной тишиной, словно природа решила явить всем враждующим образец неземной любви и кротости.
Те из варваров, что прорвались в бухту, держатся все-таки ближе к выходу в Босфор, чтобы не отрываться от основных сил, а Влахернский дворец и Влахернская церковь расположены в глубине бухты. Возможно, язычники и видят издали, что у христиан происходит какое-то непонятное действо, возможно, даже догадываются, что затевается что-то против них, но помешать они не в силах – слишком велико расстояние.
Внезапно разыгрывается страшная буря, небывалая в эту пору года. Волны, как вырвавшиеся из клеток дикие звери, набрасываются на корабли русов, швыряют их на берег и разбивают вдребезги о камни и скалы. Русы гибнут во множестве. Счастливее других сейчас те, кто находится в закрытом от ветров Золотом Роге, но и им достается. Когда буря стихает, появляется наконец долгожданный царь Михаил с войском и наносит русам большой урон. Остатки русов отступают от города и намереваются отплыть восвояси.
Царьград ликует. По церквам вместе с синим кадильным дымом к небесам возносятся благодарственные молебны. Неожиданно являются послы от нечестивых князей Оскольда и Дира. Это светлоглазые люди завидного телосложения. У большинства русов бритые головы, оставлена только длинная прядь – чуб. Видно, что они стараются отрастить и чуб и усы подлиннее. А бород не носят вовсе. На них долгие рубахи льняного полотна, расшитые на груди, и широкие шаровары, подвязанные под коленями. Голени у них от востроносых мягких башмаков и до колен вперехлест оплетены сыромятн