— Пить хотеть? — она сняла с пояса маленький термос и протянула его мальчику.
— Спасибо, — он с трудом распрямил затекшие ноги.
«Как они могут так сидеть часами?» Парк подождал, чтобы Тхань дала чашку. Чашки не было. Тогда он открутил крышку термоса. Ну и пусть он подхватит какую-нибудь азиатскую болезнь. Неважно. Все равно он проклят.
— Он умирает, миссис Броутон. К сожалению, я ничего не могу сделать.
— Нет, доктор, нет! Пожалуйста, можно, я поговорю с ним. Мне нужно ему сказать!
— Не думаю, что он вас услышит.
— Он должен. Он должен знать, что все хорошо. Он ни в чем не виноват. Никто не винит его.
— Вам бы раньше ему это сказать, миссис Броутон. А сейчас боюсь…
— Не будь свиньей. Я тоже хотеть воды.
Он протянул термос Тхань и вытер рот тыльной стороной ладошки.
Она достала из кармана джинсов носовой платок и тщательно вытерла край горлышка, прежде чем сделать большой глоток.
— Дедушка сегодня сумасшедший.
Парк встрепенулся.
— Кто сказал?
— Фрэнк. Сказать маме, — тут она сделала еще один бесконечно длинный глоток.
Парк должен был опереться рукой, чтобы сохранить равновесие.
— Да ну? — он старался, чтобы голос звучал буднично. — А мне никто ничего не говорил.
— Они не сказать тебе! — она смотрела на него сверху вниз с таким презрением, что мальчик вскочил на ноги, чтобы снова стать выше.
— Что ты хочешь сказать?
«Неужели кто-то узнал, что случилось прошлой ночью?»
— Ты ребенок. Они не говорить детям, что дедушка сумасшедший. Я слышать.
Парк вспотел от радости. Она имела в виду, что они не станут с ним говорить о таких вещах, но никто ни в чем его не обвиняет.
— Что значит «сумасшедший»?
— Ну, знаешь, он плакать, плакать, плакать все время. Он не говорить, только плакать все время, — она хихикнула. — Как ребенок.
— Не смешно.
Она пожала плечами.
— Откуда ты знаешь? Ты, наверно, его даже не видела ни разу.
— Я видеть. Когда я приехать. Фрэнк брать меня. «Это Тхань», — он сказать дедушке, и дедушка кричать, чтобы Фрэнк увести меня. Но… — она прищурилась и хитро посмотрела на мальчика, — я тебе сказать, я подглядывать. Иногда они вывозить его в кресле на веранду. Я за кустами. Иногда я выглядывать в окно, но дедушка заметить и кричать, и я убегать как заяц.
Она захихикала.
— Ты не должна так делать.
— Тогда Фрэнк меня поймать. И, наверно, рассердиться.
— Да нет, глупая. Я говорю, что ты не должна подглядывать, а не убегать.
— Мне нравится, — отрезала она.
— Это нечестно.
— Нет нечестно. Я хотеть видеть.
— Но ты не должна.
Она вскинула голову.
— Хочешь видеть?
Парка снова бросило в жар.
— Твой дедушка. Ты видеть.
— Нет.
— В следующий раз. Я прийти за тобой. Мы подглядывать. Ты и я. Идет?
— Нет.
— Ты не бояться. Он не ругаться.
— Я не боюсь.
— Так как? Идет? Тебе показать. Идти сейчас. Смотреть в окно.
— Нет, ты сама сказала, ему сегодня плохо.
— Он не видеть нас. Мы видеть его. Иди.
Что ему оставалось? Он пошел за ней к дому. Ноги налились свинцовой тяжестью, сердце гулко стучало в груди. Она провела его вокруг забора. Джуп, виляя хвостом, бросился к ним навстречу через двор.
— Ш-ш-ш-ш, — произнесла Тхань.
Потом открыла ворота и знаком показала Парку следовать за ней. С южной стороны дома просторная передняя веранда чуть выдавалась вперед, прямо напротив окна спальни на первом этаже. Вокруг угла дома росли усыпанные голубыми и белыми цветами кусты калины высотой примерно с Парка. Тхань схватила мальчика за руку и повела его за кусты на скрытую ото всех часть веранды. Дети присели под окном, чтобы отдышаться.
Наконец Тхань приподнялась над подоконником и заглянула внутрь.
— Спать, — разочарованно сказала она.
Раз старик спит, бояться нечего, правда? Парк тоже заглянул в окно.
Он разглядел кровать. Над кроватью, словно цирковая трапеция, блестел в лучах солнца железный треугольник, под ним на высокой подушке лежал старик. Он лежал на спине с закрытыми глазами и открытым ртом. Точно мертвец.
— Все, я его увидел. Пошли, — Парк снова присел под подоконник.
Тхань улыбнулась:
— Ты трусить.
— Чего тут трусить? Просто я думаю, нам лучше пойти поработать.
Девочка пошла за Парком, ухмыляясь, словно тыквенная голова на Хэллоуине[39]. Они пересекли двор и вернулись в огород.
Если Парк не придет на веранду в полчетвертого, Фрэнк поймет — что-то случилось.
Дядя сказал лишь:
— Ты не пришел утром доить коров, — и это могло означать, что он о чем-то догадывается.
— Простите, — мальчик пробормотал, что проспал, Фрэнк в ответ кивнул, взял ключи, достал винтовку и патроны, и они поехали.
Вдруг будет заметно? Вдруг у Парка будут так дрожать руки, что он и близко не попадет в цель и Фрэнк заподозрит… но, к счастью, у мальчика все получилось не хуже, чем в первый раз.
— У тебя неплохо получается, — похвалил Фрэнк, когда Парку удалось выбить две пятерки за четыре выстрела.
Дядя откашлялся.
«Сейчас начнется».
Парк, как лежал на животе с винтовкой у плеча, так и застыл.
— Я вижу, ты удивлен, почему я до сих пор не познакомил тебя с полковником, — он вздохнул, и Парк вздохнул, только тише. — Я… понимаешь, я никогда… никогда не знаю, как на него повлияет какое-то событие. Никто не знает. Первый удар — тот был легким — случился сразу после развода, а последний…
— Развода?
Фрэнк присел и наклонился так, что его голова оказалась почти на одном уровне с Парком.
— Прости, — произнес он, — кажется, я сказал лишнее. Я думал, мама рассказала тебе.
— Рассказала что? — мальчик с трудом выговаривал слова.
— Ты не знал, что они с Парком развелись?
У мальчика перехватило горло. Он не смог ответить даже, если бы от этого зависела его жизнь. Развелись? Такая мысль никогда не приходила ему в голову. Когда? Почему? Почему она ему не сказала? Разве у него нет права знать такие вещи?
— Прости, — снова сказал Фрэнк еще мягче. — Ты не должен был так об этом узнать.
Теперь кое-что прояснилось. Если она развелась с отцом, то, наверно, совсем по-другому отнеслась к известию о его смерти. Может, чувствовала свою вину. Может, она во всем виновата?
— Ты в порядке?
Фрэнк это сказал-таки. Значит, виновата она, не он. Фрэнк ведь произнес «ты в порядке?» . Именно такой знак Парк просил у Бога. Ну, не совсем, но почти такой, почти. Развелись? Как можно одновременно быть мертвым и в разводе? Если твой муж умер, разве это не отменяет развод? Или все наоборот? Голова у мальчика горела, мысли путались.
— Ты готов вернуться? — Фрэнк с беспокойством смотрел на племянника. — Мне, правда, жаль, сынок. Зря я затеял… не я должен был тебе рассказать.
Парк стоял и внимательно разряжал винтовку. У него не хватило духу на последний выстрел. Он не принадлежит этому дому. С ним развелись. У него больше нет отца, даже мертвого отца. И дедушка не его, и дядя, и ферма — все не его. Мама знала, что так будет. Что он тут делает в таком случае? Теперь понятно, почему все к нему так странно здесь относятся. Он не принадлежит этой семье. Как мило было с их стороны вообще разрешить ему приехать. Они его не хотели. Они ведь ему даже не родственники теперь.
— Ты в порядке? — снова спросил Фрэнк.
Он кивнул, протянул винтовку и патрон дяде и забрался в машину. Что же делать?
Фрэнк положил винтовку и коробку с патронами в кузов, затем молча убрал мишень в сарай. Он сел и завел машину прежде, чем снова посмотреть на мальчика. Потом бросил быстрый взгляд в его сторону, когда поворачивался, чтобы дать задний ход. Дальше Фрэнк переключил передачу и откашлялся, как будто собирался снова заговорить, но промолчал. Вместо этого он рванул вперед и, прыгая на кочках больше обычного, машина помчалась к дому.
Парк лежал без сна, прислушиваясь, не раздастся ли крик. Старый дом был полон звуков. Он слышал, как внизу в коридоре тикают дедушкины часы: тик-так, тик-так, слышал приглушенные сонные звуки из коровника, время от времени раздавалось мычание теленка. Еще дальше на что-то гортанно жаловались овцы, трактор переключил передачу на съезде с дороги, на шоссе шуршали колеса машины. Один раз ему послышался скрип, будто кто-то бродит по ночному дому, но сколько он ни прислушивался, звук не повторялся.
Что делать, если он услышит крик? Спуститься и снова встретиться со стариком? И снова испугаться и убежать? Попробовать с ним заговорить? Еще раз его расстроить? Может, даже вызвать новый удар? Он поднял и расправил одеяло вокруг себя. Что же лучше сделать? Наверно, Фрэнк пытался ему рассказать, когда проговорился про развод. И он пропустил все самое важное, зациклившись на этом противном разводе.
Но развод? Она намеренно выкинула из их жизни загорелого летчика. Как она могла? Парк постарался представить лицо отца. Он старался вспомнить фотографию, но видел лишь наклон головы и сдвинутую фуражку. Лицо было размыто, словно не в фокусе. Мальчик прищурился и попробовал представить имя отца на черном граните. Протянул правую руку в темноту и постарался ощутить теплоту камня, восстановить в памяти те минуты, когда отец был для него реален. Тело мальчика затряслось от беззвучных рыданий, слез не было.
11. Король отправляется на прогулку
Шлеп! Что-то мокрое и холодное упало на лицо, моментально прогнав сон. Конечно, она снова стояла у кровати. Такого маленького роста, что подбородком едва доставала до подушки.
— Подъем! — скомандовала она.
В ответ он швырнул мокрую тряпку ей в лицо, но она ловко увернулась.
— Фрэнк говорить идти доить.
— Я встаю. Теперь уходи! Иди отсюда!
— Я ждать, — жеманно возразила Тхань, — а то ты дальше спать.
— Я проснулся. Господи, я не могу одеться, пока ты не уберешься отсюда!