Странствие по дороге сновидений; Середина октября - смерти лучшая пора; Место, где убивают хороших мальчиков; Хризантема пока не расцвела; Старик в черном кимоно; Ниндзя: специальное задание — страница 38 из 122

Весь сезон дождей Касима провел в постели. Они в основном слушали радио, и Касима объяснял Огава правила конных бегов. Им это так понравилось, что они даже устроили нечто вроде тотализатора и делали ставки, развлекая друг друга. Правда, часто из-за сильных гроз они не могли услышать имя победителя, но не очень сокрушались по этому поводу.

Они слушали и старую музыку. Огава пришел к выводу, что у новых певцов слабые голоса, и они вынуждены держать микрофон слишком близко ко рту. Огава предпочитал певцов старшего поколения, например Норико Авая, которая пела еще до войны. Ее пение напомнило ему старую пластинку с записями русского певца Федора Шаляпина. Ему нравилась русская музыка.

Одной из самых любимых программ для них стало большое шоу накануне Нового года, когда, сменяя друг друга, выступали все популярные артисты. Трехчасовое шоу передавалось на коротких волнах, но они могли позволить себе прослушать только часть концерта, чтобы не садились драгоценные батарейки.

Они делали звук очень тихим, и им приходилось буквально приникать к приемнику. В конце концов они решили, что батарейки и здоровье важнее скачек и музыкальных щоу. На какое-то время они практически совсем забросили радио.

Японский язык чрезвычайно изощрен в степенях вежливости; существует множество вариантов обращения друг к другу в зависимости от уровня взаимоотношений. Разумеется, в армии это подразумевало довольно грубое обращение к нижестоящему и в высшей степени почтительное — к вышестоящему.

В императорской армии офицеры и унтер-офицеры в разговоре с солдатами пользовались местоимениями «кисама» и «о-маэ» — «ты». Оба звучат достаточно грубо, и Огава не хотелось так обращаться к Касима. Они нашли неожиданный выход: стали использовать некоторые слова из местного наречия, в котором личные местоимения звучали мягко и доброжелательно.

Огава старался избегать всего, что могло бы раздражать Касима. И все же время от времени они сталкивались из-за самых простых вещей.

Рыбачий поселок располагался на восточной оконечности острова, возле неглубокого залива. Дороги залили асфальтом, так что поселок превратился в культурный центр. Время от времени японцы наведывались туда, чтобы пополнить запасы.

В конце декабря они заметили, что в поселке исчезло здание начальной школы.

— Смотри, — озадаченно произнес Огава, — было три здания, осталось только два.

Поскольку в их задачу входило следить за всем, что происходило на острове, то они решили разузнать, что там произошло. После захода солнца они спустились с горы и, прячась в тени деревьев, подобрались к месту, где раньше была школа.

Школу снесло тайфуном, который был в октябре. Огава сразу же обратил внимание на остатки крыши, сделанной из жести. Если бы им удалось утащить с собой эту жесть, то в сезон дождей они бы не мокли!

Дул сильнейший ветер, все вокруг грохотало, и они решили, что местные жители ничего не услышат.

Огава отыскал подходящий кусок жести, разрезал его на две части, свернул в рулоны, и они двинулись обратно в горы. Это был тяжелый путь. Они с трудом взбирались в гору, моля бога, чтобы их не заметили.

До места они добрались только к рассвету. Но отдохнуть им не удалось. Куски будущей крыши нужно было плотно связать. Но чем? Огава отправился за виноградной лозой. То, что он притащил, Касима не понравилось.

— Зачем вы взяли этот мусор? — начал кричать Касима. — Неужели ничего лучше не было?

Огава не мог снести обвинений в том, что он что-то плохо сделал.

— Я устал после вчерашнего и не могу часами ходить по джунглям, — огрызнулся он.

Они некоторое время переругивались, потом Касима, злой, встал и пошел в лес. Вскоре он вернулся с охапкой лиан. Ни слова не говоря, он разрезал лианы, которыми Огава перевязывал жесть, и стал все делать по-своему. На лице Касима появилось выражение торжества. Огава смолчал, понимая, что, скажи он полслова — выяснения отношений не миновать. Все утро они не разговаривали.

Вечером они двинулись в путь. Касима шел впереди. Он бормотал под нос все, что думал о плохой работе Огава. Тот сдерживался до тех пор, пока не услышал:

— Теперь я буду показывать дорогу, а вы следуйте за мной!

Огава остановился в изумлении. Рядовой Касима будет указывать ему дорогу?!

Огава всегда гордился тем, что не гнал солдат под пули впереди себя и не скрывался за их спинами.

— Постой-ка, Касима, — возразил Огава, — я не хотел бы так оставлять это дело.

Он положил свой груз на землю и сказал ясно и отчетливо:

— Я в состоянии сделать все, что нужно, без чужой помощи. Я сам могу выполнить свой долг. Я благодарен тебе и Симидзу за то, что вы помогли мне приспособиться к жизни в горах, но я офицер, и я отвечаю за ведение боевых действий на острове.

Посмотрев на Огава безо всякого уважения, Касима высокомерно произнес:

— Господин лейтенант! Последите-ка лучше за собой. Оставьте при себе ваши поучения, я сыт ими по горло.

— Поучения?! — взвился Огава. — Я говорю о фактах. Я делаю тебе замечания только в том случае, если ты совершаешь ошибки.

— Ты бездельник, ни на что не годишься…

Минуту они смотрели друг на друга с ненавистью, готовые к схватке. Первым пришел в себя Огава. Он понял, что теряет контроль над собой. Лейтенант взвалил на себя поклажу и двинулся вперед. Он не сделал еще и десяти шагов, как в спину ему больно ударил камень, брошенный Касима.

Огава повернулся и увидел, что Касима поднял с земли еще один камень.

— Перестань, идиот! — закричал Огава.

Его слова только раздразнили Касима.

— Кто тут идиот? — кричал он. — Я не идиот! Я знаю, кто на моей стороне и кто против меня. Ты не слушаешь меня, значит, ты не на моей стороне. Ты — враг! Ты — враг Японии, и я убью тебя!

Огава опять сбросил свою поклажу, выпрямился и посмотрел Касима прямо в глаза.

— Мы уже давно вместе, — сказал лейтенант. — Если я отдаю какой-то приказ, то делаю это только потому, что считаю это необходимым для Японии. Я считаю тебя своим товарищем. Всегда старался не делать и не говорить ничего такого, что тебя могло бы обидеть. Это было нелегко, потому что я тоже человек. Думаешь, я не слышал твоих слов о том, что именно из-за меня солдаты попали в плен, Акаги убежал, а Симидзу погиб?

Я в твоем характере уже разобрался, — продолжал лейтенант. — Ты критикуешь меня в четырех случаях. Когда погода портится, когда враг оказывается более сильным, чем мы предполагали, когда ты устал и все идет не по плану и когда ты голоден. Сейчас, как я понимаю, ситуация номер четыре — ты очень голоден.

— Заткнись! — не унимался Касима. — Я же сказал, что устал от твоих поучений.

— Хорошо, — сдался Огава. — Если ты по-прежнему желаешь убить своего единственного товарища, валяй. Я готов оказать тебе услугу, умерев. Но запомни, что после моей смерти тебе придется все делать одному. То есть сражаться за двоих.

Океан бушевал рядом с ними, но они не замечали рева волн. Они стояли в молчании лицом к лицу.

Прошла минута, и Касима сказал уже значительно спокойнее:

— Господин лейтенант, вы будете указывать дорогу.

Огава молча кивнул, и они стали подниматься в гору.

Жители острова называли японцев «горными бандитами» или «горными дьяволами». Без сомнения, у них были все основания ненавидеть японцев.

Однажды в сезон дождей Огава и Касима решили навестить одну из деревень и пополнить запасы. Они увидели молодую девушку и мальчика, которые мыли овощи, только что собранные на поле. Было уже темно. Японцы последовали за ними и скоро вышли к небольшой хижине, поставленной между банановыми деревьями. Вскоре появился мужчина средних лет. Он принес из леса хворост на растопку, завязав его в платок.

Возле хижины японцы увидели овцу и небольшой запас дров.

Девушка и мужчина, который, вероятно, был ее отцом, принялись готовить ужин на жаровне перед самым входом в дом. Чуткие носы японцев сразу уловили волнующий аромат жаренного на решетке мяса и лапши под острым соусом, приготовленной с мелкой рыбешкой, крабами, устрицами, кусочками свинины и яйцами.

Японцы влезли в дом через боковое окно, завешанное соломенной циновкой. Спальные циновки были аккуратно скатаны и сложены в углу.

В доме была только пожилая женщина.

Она возилась у очага, на котором филиппинцы готовят в холодную погоду. Дым выходит через отверстие в крыше. Увидев японцев, она ужасно закричала.

Ее муж и дети вбежали в хижину и остановились на пороге — Касима молча направил на них винтовку. Огава тем временем шарил по дому.

Огава взял у мужчины его фонарик, но батарейки в нем уже кончались. Из еды в хижине нашлось немного риса. Японцы не обнаружили ни сигарет ни сахара. Огава прихватил еще пару сандалий.

— Больше тут ничего нет, — сказал он, — пошли.

В этот момент мужчина что-то стал говорить. Японцы поняли, что он просит разрешения снять котел с огня. Затем он пригласил японцев разделить с ними трапезу.

— Не станем отказываться, верно? — спросил Касима.

— Конечно, — с готовностью подхватил голодный Огава.

Вдруг они заметили, что пожилая женщина исчезла. Без сомнения, она побежала за полицией. Но японцев это не лишило аппетита, они знали, что у них есть время. Кроме того, японцы решили заставить этих людей пожалеть, что они посмели обратиться в полицию.

Доев, японцы направили винтовки на отца и дочь и сказали:

— Пойдете с нами.

Мужчина, отчаянно жестикулируя, стал говорить, что они накормили японцев, ничего для них не пожалели, зачем же те ведут себя так жестоко?

Огава вытащил спички, показывая, что сейчас подожжет хижину. Девушка начала молиться. Местные жители в основном были христиане, и в этом доме на стене висело изображение Христа.

Огава решил, что достаточно их напугал.

В этот момент они услышали выстрел, и пуля пронзила крышу. Девушка легла на пол, а мужчина бросился вон из хижины. У японцев на миг возникло желание устроить перестрелку, но они пожалели драгоценные патроны.