По ночам Огава снилось, что он напоролся на вражеский патруль, хочет выстрелить, но не может передернуть затвор.
Через две с лишним недели Судзуки вернулся. Огава нашел в условленном месте пластиковый пакет с двумя фотографиями и копиями армейских приказов.
Огава с изумлением разглядывал собственные карточки. Он вдруг заметил, что стал похож на своего отца, которого раньше так ненавидел, и одновременно — на японских генералов Садао Араки и Сэндзюро Хаяси. Он с гордостью подумал, что, когда проводишь в армии столько лет, неминуемо приобретаешь какие-то общие для всех старых солдат черты.
Огава тщательно изучил привезенные ему копии приказов.
Один приказ был отдан по 14-й армии, второй — по специальному батальону, которым командовал майор Моримура.
Первый приказ — о капитуляции — был подписан генералом Ямасита и был похож на те приказы, которые всегда сбрасывали над островом в виде листовок. В другом говорилось, что «лейтенанту Огава будет отдан приказ в устной форме».
Это было то, чего столько лет тщетно ждал Огава. Офицерам-разведчикам приказы всегда отдавались в устной форме, расширяя смысл письменного приказа.
Значит, майор Моримура действительно будет послан для того, чтобы отдать устный приказ.
Огава предположил, что, скорее всего, его попросят продолжать борьбу на острове. А может быть, его перебросят куда-то еще? Война-то продолжается.
Тем не менее Огава должен был принять особые меры предосторожности. В конце концов все это могло быть ловушкой, а Огава не хотел, чтобы его подстрелили.
После бессонной ночи, проведенной в рассказах, Огава и Моримура пошли умываться.
Огава с удовольствием вдыхал запах лосьона для бритья — такого чудесного запаха он не помнил со времени своего беззаботного житья в Китае.
Потом они позавтракали, и тогда Судзуки спустился вниз — сообщить остальным членам экспедиции, что Огава нашелся.
Лейтенант и майор Моримура остались вдвоем.
Майор тоже рассказывал сказки о том, что война давно закончилась и наступил мир. Огава слушал его и соображал.
Майор Моримура не отдал ему особого приказа.
Объяснение могло быть только одно: прежний приказ остается в силе — лейтенант Огава должен вести свою войну до подхода императорской армии. Американцы разрешили майору приехать на Филиппины в надежде выманить Огава из укрытия и его уничтожить. Наверное, в палатке американцы установили подслушивающие устройства, поэтому майор Моримура ни словом не мог намекнуть ему о том, как обстоят дела на самом деле.
Огава немедленно вернется в джунгли, но что станется с майором Моримура, когда американцы поймут, что японские офицеры обвели их вокруг пальца?
Майор не должен попасть в руки врагов, которые будут издеваться над ним! Майор принес себя в жертву ради Огава, и лейтенант вернет ему долг чести. Свой офицерский меч Огава давно закопал в укромном месте. Он вытащил из рюкзака штык — он поможет майору Моримура уйти из жизни, как положено офицеру императорской армии, и избежать пыток в американской контрразведке…
Когда через полчаса все участники экспедиции поднялись наверх, лейтенанта Огава они не нашли. Он ушел, забрав рюкзак и винтовку.
Престарелый майор Моримура лежал в палатке со вспоротым животом и перерезанным горлом. Обряд ритуального самоубийства был совершен по всем канонам.
Видимо, лейтенант Огава помог майору уйти из жизни, как полагалось поступить офицеру императорской армии, желающему сохранить свою честь.
Дежурному коменданту советского посольства в Токио позвонил какой-то странный человек и попросил соединить его с помощником военного атташе. Но назвал фамилию, которую дежурный комендант никогда не слышал. Он на всякий случай сверился с общим списком и потом уже окончательно ответил, что позвонивший ошибся — таких сотрудников в составе советской миссии точно нет. Неизвестный секунду помедлил и повесил трубку. Дежурный комендант обратил внимание на то, что это был междугородный звонок, звонили не из Японии.
Один из старших дипломатов потом вспомнил, что в годы войны действительно был такой помощник военного атташе, но он давно умер — облучился в Хиросиме. Дипломат еще поразился: кто же вспомнил о нем через тридцать лет?
О том, что это мог быть Огава, никто не подумал. Советский агент, которому вручили документы на это имя, давно считался погибшим.
Если это действительно был Огава, то он, видимо, понял, что советская разведка его давно списала со счетов.
В феврале следующего года суд в японской префектуре Сайтама признал бывшего лейтенанта бывшей императорской армии Юити Огава, не вернувшегося с войны, умершим.
Последний раз его имя упоминалось в газетах за полгода до этого, когда филиппинская армия сообщила, что в джунглях был обнаружен неизвестный, который обстрелял патрульный автомобиль, но ответным огнем был. уничтожен.
В Японии решили, что речь идет о лейтенанте Огава.
Министерство здравоохранения и социального обеспечения объявило официальный розыск Огава — это положенная в таких случаях процедура. По истечении шести месяцев лейтенант был признан покинувшим этот мир. Подобная рутинная юридическая процедура имела значение только для чиновников из министерства, потому что родных у Огава не осталось.
Место, где убивают хороших мальчиков
Самолет авиакомпании «Джапан эйрлайнс» сделал промежуточную посадку в Бангкоке, где и осталась примерно половина пассажиров. Их места заняли томившиеся в аэропорту пассажиры, которым нужно было попасть, в Куала-Лумпур. Перелет недолог, и многочисленные стюардессы едва успели обнести своих подопечных горячими салфетками, зеленым чаем в пластмассовых стаканчиках и печеньем в пластиковых мешочках.
Аэропорт Субанг в Куала-Лумпуре не сравнишь с бангкокским, и людей соответственно поменьше. Заполнив у стойки иммиграционные бланки, пассажиры становились в очередь к полицейским, которые штамповали паспорта.
Б хвосте очереди оказался низенький китаец в светлом костюме и белой рубашке. В одной руке у него был чемоданчик, в другой пластиковый пакет. Он быстро заполнил бланк, но не торопился предъявлять паспорт.
В тесном здании аэропорта было невыносимо душно. Очередная смена заканчивалась, и полицейские, вначале внимательно изучавшие каждый паспорт, ускорили процесс. Они быстро пролистывали книжечку, сверяли данные с написанным в бланке и ставили штамп. Когда подошла очередь низенького китайца с чемоданчиком, полицейский без всякого интереса раскрыл хорошо знакомый ему тайваньский паспорт, шлепнул печать и мотнул головой: «Проходи». Китаец вежливо поблагодарил его.
Тем временем багаж уже разгрузили. В аэропорту приземлились сразу несколько самолетов, и рабочие все перепутали. Пассажиры трех рейсов толпились вокруг чемоданов, мешая друг другу.
Низенький китаец действовал спокойно и уверенно. Став на цыпочки, он узрел месторасположение своего багажа и, выждав, пока толпа немного рассосется, принялся таскать свои чемоданы и ящики.
Стащив весь багаж в одну кучу, он отправился объясняться с таможенником.
— У меня очень много чемоданов, — на ужасном английском языке начал он.
— Давайте, давайте, — пробурчал таможенник, тоже не очень хорошо владевший этим языком.
— Одному без носильщика мне трудно…
— Давайте, давайте, — твердил таможенник.
Тихо вздохнув, низенький китаец стал по одному подносить чемоданы и коробки. Складывая их возле таможенника, он раскрывал каждый из них. Он занял весь проход, и другим пассажирам было негде пройти. Образовавшаяся пробка действовала таможеннику на нервы. Он залез в первые два чемодана, переворошил их, заглянул в остальные — везде одно и то же: образцы тканей, которые китаец, представитель тайваньской трикотажной фабрики, хотел предложить малайским потребителям. К двум коробкам таможенник просто не мог подобраться. Он застрял в чемоданах и раздраженно сказал:
— Закрывайте свои вещи и проходите.
Низенький китаец, весь мокрый от пота, старательно щелкал замками и относил чемоданы в сторону. Появился носильщик и стал ему помогать.
Багаж пришлось погрузить в микроавтобус. Китаец вытер со лба пот и назвал гостиницу, где ему зарезервировали номер.
Грег Уилсон впервые видел своего директора таким доброжелательно-расслабленным. Возможно, причиной тому была публичная похвала президента, прозвучавшая в субботнем выступлении по радио главы Белого дома. Или ужин в компании старого товарища — посла Соединенных Штатов в Сингапуре. Трапеза затянулась. Даже Грег Уилсон успел насытиться, когда директор, покончив с воспоминаниями, перешел к делу.
— Сколько еще может продержаться президент Сингапура? Реально?
— Я думаю, год, максимум полтора, — без запинки ответил посол в Сингапуре. — Он сугубо нездоровый человек.
— Уже определился преемник?
— По логике вещей им должен стать первый заместитель премьер-министра. Он молод, динамичен. У него хорошая поддержка в партии, ему симпатизируют технократы, оккупировавшие правительственные ведомства. Правда, он лишен обаяния президента, и основной массе избирателей еще предстоит определить свое к нему отношение.
— Что можно сказать о его внешнеполитической ориентации? — директор задавал вопросы резким, отрывистым голосом, не глядя на собеседника. Он положил локти на стол и безостановочно вертел перед глазами миниатюрную кофейную ложечку.
— Пожалуй, нейтральная. Или никакая, — посол был в затруднении. — Он специалист по организации производства и занялся политикой лишь постольку, поскольку президент прочит его на свое место. Он не такой националист, как его патрон, но и отчетливых симпатий к кому бы то ни было не выражал.
— Он был в Соединенных Штатах?
— Ни разу.
— В Японии?
— Несколько лет назад провел там два месяца, изучая японские методы управления производством.
— Есть ли в кабинете другие серьезные претенденты на президентское кресло?
— На сегодняшний день могу твердо сказать: нет. Все это хорошие профессионалы, но не политики.