Странствия и приключения Никодима старшего — страница 19 из 35

ты поговори со мною подобрее. - Как же подобрее поговорить? Определяйся скорей. Право, я устал. Или уступи мне постель - я лягу спать. ' , - Нет, погоди! Как же я определюсь так, сразу. Ты лучше реши, каким я тебе больше понравлюсь? - Ты смеешься надо мною,- пожаловался Никодим,- ты для меня во всех видах хорош. - Ну тогда я тебе помогу,- сказало существо.- Погладь меня по головке. И темное сунулось Никодиму под руку, отчего Никодим опасливо отстранился. Но это что-то уже определенно приняло человекообразные очертания - во всяком случае, сидело на кровати, подобрав к себе ноги и охватив колени руками. Лица сидевшего не было видно: монашеский клобук совсем затенял его, а руки белели неживой белизной. - Да ты покойник! - воскликнул Никодим. - Нет,- запротестовало существо,- я не покойник: я бес. - Бесы или нечистые духи,- отступая два шага назад и поднимая правую руку для убедительного жеста, возразил Никодим,- бывают или мерзкого вида, или демонического. А таких бесов не бывает. Ты, голубчик, слишком прост, чтобы провести меня. - Я проведу тебя, когда мне понадобится. Если же ты мне не веришь, что есть бесы несколько иные, чем ты полагаешь, то еще раз прошу тебя: погладь меня по головке. - А что же у тебя там? - Рожки, самые настоящие. И существо скинуло с себя клобук (но лицо его от этого вовсе не определилось) и подставило опять голову Никодиму. - Никодим опасливо протянул руку и погладил череп сидевшего: действительно там намечались рожки - . маленькие, совсем телячьи. - Вот как! - сказал он удивленно. - А это что, по-твоему? - хвастливо заявил бес и, спустив одну ногу с кровати, постучал ею по полу.- Видишь? Никодим нагнулся, посмотрел: копытце, совсем козлиное. Существо опять подобрало ногу: - Теперь веришь? - спросило оно. - Да,- убежденно ответил Никодим,- верю. Я не столь уж наивный человек, чтобы можно было поймать меня на неверии. - Вот это мне нравится! - заявило существо, ударяя себя ладонью по колену.- Вот это мне нравится! Но, однако, я надул тебя самым бессовестным образом: рясу я в рукава не надевал, а только прикрылся ею - смотри! И с этими словами существо подпрыгнуло на постели, а ряса упала к его ногам. Никодим отскочил в сторону кресла, существо же повернулось, стоя в постели, три раза на одной ножке. Если бы ряса, свалившись, открыла под собою какую-либо другую одежду Никодим, возможно, и не поразился бы до такой крайности, как он поразился тогда, увидев' существо нагим. Но вместе с тем он разглядел его с головы до пяток. Во-первых, у существа появилось лицо. Это было странное лицо и странное от всей необыкновенной головы, суживающейся кверху, а не книзу, с сильно выпяченным и даже загнутым толстою кромкой подбородком; притом подбородок лиловел и багровел вместе, а нижняя челюсть составляла половину всего черепа; рот у существа расположился не поперек лица, а вдоль, под едва намечающимся носом и глазами без бровей, будто нарисованными только, рот этот по временам старался придать себе законное положение и растягивался вправо и влево, но от этого становился только похожим до чрезвычайности, до смешного, на карточное очко бубновой масти; на голове у существа не было вовсе ни курчавых волос, ни рожек - лысина розовела и подпиралась тоже голым затылком, с двумя толстыми складками, шедшими от шеи и сходившимися углом на середине затылка; зато туловище было снизу густо покрыто волосами. Собственно туловище это особенно заслуживает описания: оно не было противно на вид - даже, напротив, довольно приятно: белого, свежего цвета, с лиловатыми жилками, просвечивающими сквозь кожу; сзади к нему, там, где начинались ноги, прицепился какой-то мешок, а может быть, и не прицепился, а составлял неотъемлемую принадлежность существа; и в этом мешке что-то болталось - словно арбузы какие,- будто весьма ценное для существа, но возможно, что и ужаснейшая дрянь. Ноги и руки существа были смешны - словно надутая гуттаперча, а не тело: совсем как те колбасы и шары, что продаются в Петербурге на вербном торге. Несомненно конечности существа выдумал кто-то потом: они решительно не шли к своему хозяину. В теле существа не чувствовалось костей: однако, оно не было и дряблым, только совершенно свободно перегибалось во все стороны. Никодиму стоило большого труда не рассмеяться при виде всего этого. Но существо, повернувшись три раза, остановилось, плотно закрыло рукой свой рот и надуло щеки, а вместе со щеками надулось и само: стало прямым, высоким, твердым - словно кости в нем вдруг появились. Надувшись, оно спрыгнуло с кровати и стало перед Никодимом в позу. Лицо существа сделалось совсем багровым. "В разговорах с ним я, кажется, зашел слишком далеко?" - подумал Никодим, но существо крикливо спросило его: - Каков я? , Никодим думал и молчал. - Я тебе нравлюсь? - переспросило оно. - Да... нравишься,- ответил Никодим робко, нерешительно. - Я очень богат. - Вот как! - Да! И мне очень неудобно стоять перед тобой голеньким. - Оденься. У тебя ряса лежит на постели. - Я не хочу рясу,- закапризничало существо. - А чего же ты хочешь? У меня ничего нет для тебя. - Мне твоего и не нужно. Ты сунь руку под подушку. Никодим послушно сунул руку под Подушку и нащупал там какой-то сверток, но не решался его вытащить. - Тащи! - скомандовало существо. Никодим дернул. Упавшие концы выдернутого развернулись. Это были очень яркие одежды. - Хороши тряпочки? - спросило существо.- А ну, дай-ка мне прежде ту, красненькую. Красненькая оказалась широчайшими шароварами совсем прозрачными, перехваченными у щиколотки и повыше колена зелеными поясками с золотом и лазоревыми сердечками в золоте; шаровары были сшиты из материи двух оттенков красного цвета, нижняя часть, до поясков у колен, была пурпуровая с рисунком в виде золотых четырехугольников, заключавших зеленую сердцевину,- четырехугольников, очень схожих по очертанию - странно! - с недоумевающим ртом самого существа и расположенных также, как его рот,острыми углами кверху и книзу; верхняя часть шаровар от колена до пояса огневела киноварью, и рисунка на ней не было. Никодим, развернув одежду, с изумлением рассматривал ее. - Одевай! - снова скомандовало существо и, подняв свою правую ногу, протянуло ее к Никодиму. Никодим покорно натянул штанину на ногу. - Другую! Никодим натянул и другую и завязал пояс. - Теперь лиловенькую,- сказало существо уже более добрым голосом и почти просительно. Никодим поднял лиловенькую: это была курточка-безрукавка с глубоко вырезанной грудью и спиной; золотые полоски, чередуясь с зелеными, расходились по ней концентрически от рук к середине спины и груди. Облачив существо в курточку и застегнув ее на золотые пуговки, Никодим уже сам, без приказания, поднял и зеленые нарукавники - закрепил их, затем взялся за головной убор в виде лиловой чалмы с пурпуровым верхом, лиловым же свешивающимся концом и зелеными с золотом охватами - повертел ее в руках, прежде чем надеть на существо, и надев, пошарил " еще под подушкой: там нашлись туфли - также лиловые с зеленым узором. Существо предстало облаченным. Наряд был замечательно хорош, но существо рассмеялось, прыгнуло на кровать, подхватив лежавшую там рясу, накинуло ее на себя и чалму попыталось прикрыть клобуком; однако, клобук был слишком мал, а чалма велика - тогда оно, спрятав чалму за пазуху, багровую лысину украсило скромным монашеским убором. Никодим все это наблюдал молча, но вдруг ужасно рассердился и в яром гневе сделал шаг к кровати. Существо заметило то страшное, что загорелось вдруг в глазах Никодима - оно жалобно пискнуло, перепрыгнуло за изголовье, в темный угол и, присев, спряталось за кроватью. Никодим шагнул туда, заглянул в угол - там ничего не оказалось; заглянул под кровать - тоже; подошел к печке и пошарил в ней и за нею - никого!

Глава XX Недоумевающей послушник. - Медный змеи.

Против двери Никодимовой кельи под утро появился монашек-послушник. Выйдя из бокового коридора, он дошел только до той комнаты, где спал Никодим, остановился и хотел заглянуть в комнату сквозь замочную скважину, что ему не удалось, так как скважина была закрыта вставленным изнутри ключом; вздохнул, повернулся раз-другой кругом и сел тут же у двери на низкую скамеечку. Но его, видимо, что-то беспокоило, и ему плохо" сиделось на месте. Не просидев и минуты, он опять встал и, пройдя несколько раз по коридору нелепой подпрыгивающей походкой, изобличавшей в обладателе ее человека нервного и раздерганного, снова припал к двери Никодимовой кельи уже ухом и, вероятно, услышав за дверью шаги по направлению к ней, мячиком отскочил в сторону и скромненько прижался к притолоке другой двери, по левой стороне коридора. Никодим толкнул дверь и, очутившись на пороге, увидел перед собою довольно странное существо. Послушник этот был высокого роста, с очень крупной головою, но узкоплечий и худосочный; слабые руки беспомощно повисали вдоль его туловища и белели неестественной белизной; лицо послушника было даже еще безусо, подбородок значительно выдавался вперед, глаза без бровей и маленький вздернутый носик робко выглядывали исподлобья; жидкие, светлые волосики, насквозь пропитанные лампадным маслом, слипшимися прядями выбивались из-под клобучка, прикрывая плоские приплюснутые уши, а рот, постоянно полуоткрытый, придавал всему глупому и неприятному лицу с кожею, слегка сморщенной преждевременной старостью, вид недоумения. Затасканная ряска, облекавшая послушника, была порвана в нескольких местах, но тщательно заштопана, а ноги были обуты в невероятно большие сапоги с острыми, длинными носками, надломленными и загнувшимися кверху... Послушник смотрел на Никодима, а Никодим внимательно разглядывал послушника. Никодим, наконец, спросил его: - Вы - рясофорный? - Да, рясофорный,- ответил послушник заискивающе,- под началом у отца Дамиана. - Ах! - обрадовался Никодим, услышав имя старца.- Так, может быть, отец Дамиан вас за мною прислал? - Нет,- переминаясь с ноги на ногу, сказал послушник,- я так... - Войдите ко мне, пожалуйста,- пригласил его Никодим, отступая в келью. - Да, нет, благодарствуйте,- стал отнекиваться послушник,- зачем же... - Я хочу поговорить с вами,- заявил ему Никодим. Послушник вошел, но дверь за собою не притворил и опять скромно прислонился к притолоке. Никодим молчал, не находя, как приступить к разговору. Первым заговорил послушник, но с большим трудом и, видимо, стесняясь говорить о том, о чем хотел спросить. - Я вчера случайно ваш разговор слышал... с отцом Дамианом,- начал он. - Как же вы могли его слышать?