«Только думай спокойно, — взывал я к голосу рассудка, — должен же быть выход… Через иллюминатор не протиснуться, даже если открутить винты…» Вам известно, что вода оказывает сопротивление и уменьшает силу удара. Люди все время двигались, подплывали ко мне, как бы желая заглянуть мне в лицо, а некоторые протягивали ладони к моей лампе, как будто пытались согреть руки в ее рассеянном свете…
Время шло. Я неистово метался по коридорам, пот под стеклами маски щипал мне кожу. И я все время чувствовал искушение: сними маску, захлебнешься, и все будет кончено.
«Коллеги, — мысленно просил я утонувших матросов, — помогите». Я стоял на перевернутой стене столовой, а они парили надо мной. Вдруг все собрались и кружок, касаясь друг друга головами, словно советовались. Потом один из них боком опустился вниз и сделал пол-оборота. Он явно призывал меня жестами следовать за ним.
Я поплыл следом. Маленькие рыбки мелькали в коде, словно листочки, увлекаемые ветром. Утопленник вплыл в кухню, лег на пол и, как бы прощаясь со мной, помахал рукой. Рыбки исчезли, и по движению частиц ила я почувствовал течение! Это была шахта лифта. Можно ли поместиться в ней с баллоном сжатого воздуха на плечах? Я протиснулся в шахту — и меня понесло наверх. Я был спасен!
Вы скажете, что тела шевелились от этого течения… Здесь при ярком солнце и свежем бризе, наверное, все можно объяснить просто, но там, на дне…
С минуту сикх скреб мохнатую грудь, видневшуюся сквозь сетчатую рубашку. Послышался стук мотора, который все время нарастал, а потом внезапно прекратился. К нам бежал мальчик и уже издали кричал:
— Колера, приехали с «Нотеца»!
Часом позже я ступал по рыжему от ржавчины килю поднятого со дна залива парохода, под ногами у меня, как стекло, хрустели острые ракушки. При виде ощетинившихся стальных тросов, сорванных течением, я подумал, что наши водолазы с «Нотеца», очистившие бомбейский порт, крепкие мировые парни и с ними стоит «для дезинфекции» осушить бутылку виски, которую я предусмотрительно спрятал в моей дипломатической папке.
ОНА ТАМ
— Давно вы не появлялись у нас, капитан Сингх. Много работы?
— С моей профессией ее всегда хватает. Собственно говоря, все, к чему прикасается человек, может оказаться началом дела… Я уж по привычке никому не доверяю. Даже сам к себе присматриваюсь с подозрением, когда по утрам причесываюсь перед зеркалом и расправляю складки тюрбана.
— А в чем же вы могли бы себя обвинить?
— Ну хотя бы в этих визитах и длинных разговорах с вами.
— Что за впечатлительная совесть, — рассмеялся я, — То, о чем мы с вами беседуем, совершенно невинно.
— Я думаю, вы не так уж молоды и неопытны, чтобы не понять меня. Сам факт визита, разговоры ночью за стаканчиком виски, разумеется, не имеют значения, но комментарии могут оказаться весьма хлопотливыми, и нам нелегко будет объяснить эту, я бы сказал, скорее необычную дружбу. Не следует забывать, что вы иностранный дипломат, к тому же из-за железного занавеса… А я — полицейский офицер английской школы, специалист по криминалистике… У вас тоже могут быть неприятности, доброжелателей хватает. Поэтому я хотел просить вас, чтобы вы не распространялись об этом знакомстве. Для нашего общего блага.
— Но ведь вы знаете, что я писатель, — пробормотал я в удивлении, — вы видели мои книжки… Я просто люблю ваши истории, это для меня…
— А я люблю виски и вас, — он положил мне на колено большую теплую ладонь, — Но я всегда говорю только то, что хочу, даже после бутылки… Пусть господин это запомнит.
— Почему вы так настаиваете? Ведь я все это сам знаю.
— У меня были неприятности. О, простите, вернее, дело шло к тому… Было сделано одно замечание, которое сигнализирует об опасности… Вы можете повлиять на мою карьеру так же, как я на вашу…
— Так перестаньте, черт побери, приходить ко мне, — я с негодованием посмотрел на его полное смуглое лицо, подкрученные навощенные усы и туго закрученную бороду.
— Как раз это и обратит на нас внимание, возбудит подозрения. Пусть уж все останется так, как есть. Мое знакомство с вами, может быть, и выглядит странным, но достоинство его в том, что это настоящая дружба. Поэтому позвольте мне рассказать вам новый случай из моей практики, — капитан безмятежно улыбался…
— А я добавлю льда в стаканы…
— Но вы не обижайтесь на мое длиннейшее вступление. Так вот. На первый взгляд в нашей стране можно купить все, весь вопрос только лишь в цене, по вы можете встретиться с людьми, которые окажутся упрямыми и не захотят продать. Назвать это можно по-разному: наивностью, верностью самим себе или гордостью… Объясняется все просто: боятся хлопот! Поверьте мне, люди с чистыми руками чаще попадают в переплет, чем те, кто обдуманно идет на риск из-за легкой прибыли. Я говорю вам об этом, потому что люблю вас.
— Я должен считать ваши слова предостережением? Против меня что-то готовится? За мною следят?
— Нет. По правде говоря, ваша свобода поведения, ночные прогулки пешком, способность легко заводить знакомства, совсем не обязательная откровенность — все это далеко отступает от форм, принятых в дипломатии… Вы не сохраняете дистанцию, но и не вмешиваетесь в…
Часто вы говорите прямо: «Я хотел бы знать…» А нас интересует: «Для кого? Только ли для себя?» На сей раз мне косвенно дали понять, что там, — он поднял руку вверх, — замечено наше знакомство и признано нежелательным… Я просто считаю своим долгом сообщить вам об этом, ибо завтра вы можете услышать то же самое от своих, не от нас… Так чтобы это не было для вас неожиданностью. Бог знает, что могут наговорить обо мне… Ну, а раз уж вы не боитесь, я и дальше буду по вечерам заходить к вам.
— И мы будем беседовать за стаканчиком виски. А то, что я потеряю в карьере дипломата, наверстаю как писатель, — кисло улыбнулся я.
— Ну, ну, без обмана… Мои рассказы трудно причислить к литературе…
— Но это куски жизни, которые нелегко подсмотреть…
— Да, жизни, и многое из того, что ее завершает, — смерти. Собственно, она-то меня обычно и призывает, поэтому с нее я и начну рассказ. Я изложу вам суть истории, а вы ее как-нибудь увлекательно приукрасите…
— Минуточку, — остановил я его, — нужно выключить аэр-кондишен, а то он гудит невыносимо… Достаточно будет вентилятора.
— Шримати Анисса Датар, несмотря на вдовство, не только сохранила свое общественное положение, но даже приобрела определенное влияние. У нее не было сыновей, только четыре дочери, которых давно, еще при жизни мужа, выдали замуж и наделили достойным приданым. Вообще-то имуществом она распоряжалась с самого начала, тогда как муж занимался научной работой — только вы не смейтесь — астрологией.
У нас каждый крестьянин в день рождения своего сына просит составить гороскоп, и почти каждый министр, перед тем как принять серьезное решение, тоже обращается за советом к звездам, некоторые даже прямо признаются в этом… Естественно, существует разница между каким-нибудь сельским пустомелей и настоящим астрологом, который чувствует себя в математике, как рыба в воде, и часто получает образование в Кембриджском или Оксфордском университете. Я как-нибудь отведу вас к одному моему другу, он определит ваш характер и предскажет судьбу.
— Раз он ваш друг, а вы — мой, то ему, наверное, нетрудно будет кое-что сказать обо мне.
— Вы не шутите. Передо мной вам не стоит притворяться. И вы, и я, несмотря на сопротивление, верим и готовы принять недоступную многим правду. Для такого гороскопа нужна не только дата, но час, минута и место на земле, где вы родились. Такой гороскоп — дорогой совет, он требует сотен вычислений.
Мистер Датар не был выдающимся астрологом. Часто, когда его предсказания не сбывались, он говорил: «Звезды не ошибаются, ошибаюсь я. Видно, я плохо прочитал их расположение…» Однако он предсказал свою смерть и смерть своей жены, которая должна умереть через три года после него. Но пока что она занималась коммерцией. Спекулировала рисом, скупала у крестьян земли, не гнушалась и ростовщичеством. Она не только давала деньги взаймы под большие проценты, но и брала в залог драгоценности. В последнее время она начала строить дома. Вы знаете, как высока сейчас квартирная плата? Средства, вложенные в строительство дома, возвращаются в течение восьми — десяти лет… А часто и раньше, так как плата взимается по меньшей мере за год вперед.
Шримати Анисса Датар одновременно строила дом и для себя, знаете, на тех красных холмах, за университетом. Двухэтажная вилла, удобно распланированная. Но только она в ней не поселилась, хотя строительство уже окончено… Исчезла. А дом занял зять с семьей. Вилла записана на внучку, маленькую Джиту, любимицу бабки…
Об исчезновении нам донесли поздно. Все обнаружилось лишь при пятничной выплате. Госпожу Датар нигде не могли найти. Раньше она иногда выезжала, но это случалось редко. Обычно она пользовалась услугами зятьев. Хотя, как я убедился, ни один из них не был полностью в курсе ее обширных интересов. Возможно, меня бы и не беспокоило это исчезновение, если бы не должники. Они хотели вернуть деньги и получить ценности, отданные в залог. Записывая их претензии, я пришел к выводу, что вместе со старой женщиной исчез ящик с ювелирными изделиями и часть депозитов, по самым скромным подсчетам, на сумму в несколько добрых лаков[29].
— Старое правило гласит: «Виноват тот, кто на этом выгадал».
— Справедливо. Поэтому мы арестовали зятя, который должен был унаследовать большую долю состояния. Можете быть уверены, что остальные, чувствуя себя обделенными завещанием, вместе со мной усердно искали доказательств его вины. Но это был фальшивый след. Допросив арестованного, мы вынуждены были его отпустить.
— А может, она, забрав деньги, попросту сбежала, чтобы снова выйти замуж? Что мешает вдове, уж коли она имеет деньги, купить себе молодого парня без предрассудков… В Бомбее или в Калькутте?