тов. Чтобы положить конец этим слухам, которые могли бы испортить ему карьеру, сэр Джон Лоуренс решает послать драгоценность в дар королеве Виктории.
Получив алмаз из рук генерала, руководившего операцией, он машинально спрятал его в карман жилетки и, изрядно выпив, ибо тостов по случаю победы было с избытком, совсем забыл о камне.
Только наутро, когда нужно было назначить курьера, который вручил бы алмаз лично королеве, сэр Лоуренс вспомнил, куда его небрежно спрятал. Он бросился к шкафу, но одежды не нашел. Слуга спокойно сообщил, что заметил на обшлагах пятна от вина и отдал одежду в стирку.
«Ты ничего не вынимал из карманов?» — спросил подавленный сановник.
«Я всегда просматриваю карманы перед тем, как отдавать белье в стирку, — ответил уязвленный слуга. — Вынул платок, сигару и в кармане жилетки нашел кусок стекла, который во время стирки мог легко порезать материал…»
«И что ты с ним сделал?»
«Положил в коробочку на столе вашего превосходительства».
Сэр Джон бросился в свой кабинет. В деревянной коробочке из-под сигар, среди кусочков сургуча, крошек и печаток лежал прекраснейший алмаз мира.
Поездка в порт была тогда нелегкой, грозная секта тугов парализовала всю жизнь Индии. В секте состояли и нищие, и раджи, во дворцах и на тропах джунглей петлей падали черные шерстяные платки, которыми душили жертвы в честь богини Кали.
Сэр Джон решил не привлекать к камню внимания. Адъютант отправляется один, без эскорта, ночует в фортах. До порта ему предстояло проехать на лошади полторы тысячи миль.
Драгоценность благополучно прибывает в Англию, где ее отшлифовывают и рассекают. Больший алмаз, названный Кохинором, был вправлен в корону королевы.
Другую его часть предстояло перевезти в Америку. Долго колебались, какой пароходной линии его доверить. Наконец наивернейшим был признан новый трансатлантик «Титаник». Что с ним случилось, вы знаете, — старик повернулся к нам, сверкая глазами, — «Титаник» столкнулся с айсбергом и затонул. Ныне половину проклятой драгоценности поглотило море, другую — сокровищница Англии.
— А разве английской королеве Кохинор не вредит?
— Собственно говоря, королева очень редко носит корону, только в дни восшествия на престол да во время больших празднеств… И эта драгоценность, как гласит легенда, меньше вредит женщинам, — совершенно серьезно ответил старик. — А теперь примите лепестки роя, которые отдыхали на груди короля Акбара. Да одарят они вас его покоем.
С низким поклоном он подал нам лепестки и протянул руку за заслуженной платой.
Мы вышли из душного помещения в огненное сияние дня. Я держал девушку за руку и чувствовал, как пальцы растирают лепестки внутри моей ладони.
Время ленча давно прошло. В опустевшей столовой мелькали огромные крылья вентиляторов и бесшумно двигались босоногие слуги в тюрбанах, взъерошенных, как птичьи хвосты.
Наша комната была очень высокой, пахло свежестью и дезинсекталем. Я слышал шум воды и удивительно печальную монотонную песенку, которую девушка напевала, плещась под душем. Я лежал на кровати, закинув руки за голову, и прислушивался к глухим ударам собственного сердца. Наконец я решился на усилие и отыскал в кармане дорожной сумки нитку светлого, как мед из цветов акации, янтаря, привезенного из Польши.
— Лакшми, — тихо позвал я.
Завернувшись в косматое полотенце, девушка выглянула из-за занавески.
— Это мне? — спросила Лакшми, вскидывая ожерелье на ладони, — Помоги застегнуть, а то волосы мешают, — она нетерпеливо отбрасывала черные локоны.
Я видел, как она села перед зеркалом и сбросила полотенце. Светлый янтарь отражался на темной коже.
Лакшми перехватила в зеркале мой взгляд и стыдливо прикрылась.
— Отвернись! — испуганно вскрикнула она.
Потом повернулась к зеркалу и задумчиво произнесла:
— Это хорошее ожерелье. Наверное, счастливое. Уже согрелось от тела.
Я не слышал ее шагов, только по легкому звону браслетов угадал, что она крадется ко мне. Сердце мое стучало, как у молодого парня, когда ее длинные волосы заслонили мое лицо и тихо, очень тихо теплые губы коснулись моего виска.
ИСТОРИЯ С ПРЕССОМ
Едва я переступил порог дома, как жена отложила рукоделие, воткнула в клубок спицы и участливо спросила:
— Ну, как у тебя сегодня прошел день?
Я уже заметил, что тем же самым вопросом она встречала и дочь, когда та возвращалась из школы. Меня это немного смешило, но одновременно утверждало глубокое сходство: в обоих банальных рапортах жена ждала известий о неожиданной катастрофе, во всяком случае заранее была готова их услышать.
— А что слышно дома? — я небрежно вытирал мокрый лоб. — Уборщик не убил повара? Мир на всех фронтах?
— Я совершила чудовищную бестактность: попросила нашего поставщика, чтобы он принес мне свиные ножки, и совсем забыла, что он мусульманин. Он, наверное, обиделся. А мы к нему уже привыкли… Он так заботится о гигиене, мясо в жестяной коробке у него всегда обложено льдом и завернуто в целлофан. Покупать домашнюю птицу и говядину у него было просто приятно. Я бы не хотела его лишиться.
— Мама, — крикнула Каська, — что у него на шее? Зачем ему эти костяные ложечки? «Качка-ман» очень чистоплотный, у него есть ложечка для ковыряния в ушах, зубочистка и щипчики для вырывания волос из носа.
— А откуда ты это знаешь?
— А он как-то ожидал тебя и показывал мне, как по делается. У него есть еще такой шнурок с узелками, который он вставляет в нос и втягивает ртом. «Качками!» говорит, что как прочистит им ноздри, так на-i морк сразу же проходит.
Поставщика дичи все в доме называли «качка-ман». Сам он о своем прибытии, заходя во двор со стороны кухни, извещал: «Качка-ман is coming!»[35] Его гундосый голос будил повара, и тот, сложив ладони рупором, передавал известие в глубину дома.
Все приседали на корточки около торговца, и уборщик передавал парную птицу повару. Тот взвешивал цыплят на ладони, дул им под хвост, и, наконец, начинался торг, который был всего лишь актерским представлением. Ведь цены согласованы заранее, и, как уже выяснилось во время ссоры слуг, повар получал от торговца комиссионные.
У каждого из разносчиков был свой район. Наш «качка-ман» специализировался на поставках полякам, чехам и нескольким шведам, которые жили как раз по соседству. Настоящая борьба конкурентов случалась редко, клиентов добывали не с помощью низких цен. Торговец, переходивший в другой квартал, «перепродавал» своих покупателей вместе с маленькими секретами, выдающими их вкусы, привычки, ну и, конечно, платежеспособность.
— Не огорчайся, вернется твой «качка-ман», — утешал я жену, — Он наверняка не оскорбился. Правда, ты предложила ему принести «нечистое» мясо, но я тоже поймал его, так что он у меня в руках…
— А что он сделал? Пытался тебя обмануть?
— Нет. Но я не хотел бы говорить об этом.
— Как хочешь, — жена обиженно смолкла.
— Папка, ну расскажи же, — заскулила дочка, — я умираю от любопытства…
— Ты, наверное, видела, что у «качка-мана» кроме ящика со льдом и мясом есть еще притороченный к багажнику клеенчатый мешок?
— Меня это открытие совсем не касается, — жена отвернулась, но не уходила, а только смотрела в окно, за которым не происходило ничего интересного.
— Я видел, как «качка-ман», присев на краю дороги за посольством, прямо на асфальте как ни в чем не бывало рубил четверть туши, которую он вынул из клеенчатого мешка.
— А это наверняка был он? — забеспокоилась жена.
— Я тоже сомневался, так как в том черном рое мух я мог и не разобрать, поэтому я подошел ближе. Он как раз заворачивал отрезанный кусок мяса в целлофан и клал его в ящик со льдом. Он ведь доставляет говядину и шифровальщику посольства. «Качка-ман» немного смутился и, так как я его не обругал, почувствовал, что дело нешуточное. Он отодвинул ящик и подмигнул мне как сообщнику, объясняя, что все так возят мясо.
— Ты, наверное, нарочно это придумал, чтобы досадить мне, — крикнула расстроенная жена. Рушился весь ее миф о барьере гигиены, который она воздвигла между семьей и распространенными здесь болезнями. Много раз она с триумфом сообщала: «Смотри, даже американцы, которые едят почти все консервированное, и те снова заболели дизентерией. А вы, благодаря мне, здоровы… Я все время слежу за руками повара, заставляю его мыть мясо и овощи в марганцовке…»
— Хотел бы я обладать таким воображением, которое вместило бы все странные вещи, какие здесь происходят. Но вернемся все же к моей теории. Не надо преувеличивать роли асептики. Мы живем в окружении, полном грозных возможностей, организм должен бороться сам, должен вырабатывать антитела, обретать способность к тому, что мой Гуру называет «сосуществованием с любой холерой». Я не хотел доставить тебе неприятность, а тем более оспаривать твои заслуги… Я только утешал тебя…
— Я обойдусь без твоей жалости, — буркнула жена. — Ах, я совсем забыла: на горизонте снова появился тот пилот… Он хотел с тобой увидеться.
— Что с ним было все это время? Почему он не позвонил мне?
— Он спешил к адвокату. У него что-то случилось: весь заклеен пластырями, острижен наголо… И машину ему помяли.
Я все с большим удивлением смотрел на жену.
— Не волнуйся, он найдется, придет сюда еще раз…
После полудня на каждый звук клаксона я подбегал к окну, но Рогульский появился лишь ночью, когда я уже перестал рассчитывать на его приезд.
— Что с вами произошло?
Он невольно прикоснулся к пластырю над виском.
— Меня хотели испечь. Но у вас есть для меня время? Я хотел рассказать вам всю историю и попросить совета, как у друга.
— Мы одни. Сегодня я никого не жду… Мы можем болтать всю ночь. А что с вашей машиной? Какая-нибудь тяжелая авария?
— Ах, сплошная чепуха, мне ее уже исправили и зашпаклевали. Я наехал на тонгу и сбил пальму… Ну, сядем, возьмем что-нибудь выпить, и тогда я начну все по порядку.