— Я убил семьдесят три тигра, — рассказывал полковник, — и каждый представлял собой какую-то индивидуальность, по-разному вел себя, готовил мне сюрприз… Больше всего я люблю выходить на встречу с тигром один на один, когда его уже отыщут следопыты и установлен район его охоты. Сколько ночей, просиженных неподвижно… Шея пухнет от укусов комаров, в нос бьет вонь недоеденной падали…
— Разве выстрелить в тигра трудно?
— Нет. Но встреча с ним всегда внезапна для обеих сторон. Тигр труслив. После крика отскочит, укроется в тростнике и через минуту, сделав круг, вернется узнать, что его всполошило. Тогда уже он подходит заведомо с намерением напасть и повалить. Я стреляю в основном только один раз. Чтобы прицелиться вторично, времени уже нет. Это как бы вид поединка. Хотя я несу готовый к выстрелу карабин, шансы наши, учитывая неожиданность встречи, одинаковы. Вы должны помнить, что я воин по крови, такой поединок для меня как бы проверка, мужчина ли я еще, воин ли или уже только пенсионер, который должен сидеть у камина и предаваться воспоминаниям.
— Ведь это же безумие, потому что одно неверное движение руки и… — обрушился я на его самоубийственную браваду.
— Да. Вот, посмотрите, — полковник подтянул штанину шортов и показал громадный фиолетовый шрам на бедре. — Я попал, но не очень метко… Он сумел меня поласкать. Если бы это случилось несколько лет назад, когда еще не был известен пенициллин, мне пришлось бы проститься с ногой, те когти каждый день копались в падали. Трупный яд, понимаете?
— На кой черт вам нужно рисковать, полковник?
— Я не хочу умирать в постели, вонять смертным потом, в окружении раздраженной родни, лекарств и ночников. Пусть смерть будет такой, какой она бывает в природе: слабый должен погибнуть.
Он сидел передо мной, седой, взъерошенный, потягивал из стаканчика виски и совсем не потел.
— Удивительная страна, — продолжал полковник, — в Англии воображают, что тигра надо искать в джунглях, а он спокойно спит на маленькой делянке сахарного тростника, вблизи села, уверенный, что никто не осмелится его тронуть. Пока тигр молод, силен, он никому не вредит. Охотится на антилоп, кабанов, иногда заберет с пастбища корову или пса у хижины. Но когда наступает старость или его ранят, он становится опасным… Когда-то я застрелил хромую бестию, у которой все лапы были покрыты язвами. В подушки его лап набились колючки, и он, должно быть, сильно страдал. Тогда, не имея возможности догнать зверя, тигр обратился к человеку. Подумайте только, человек — царь творений, разумный, уверенный в себе, а имеет слабый слух и нюх утратил. Уставился в землю, роется в ней, перекапывает, пропалывает, а его голая спина так и манит, чтобы броситься на нее… Когда тигр хоть раз убедится, что человек самая легкая добыча, распробует человечье мясо, то он становится наваждением, кружащим у села «людоедом». Тигр появляется бесшумно, и страх парализует людей. Сомкнет пасть — и раздроблена шея, ударит лапой — и переломлен позвоночник. Человек гибнет. Тигр может тащить его несколько миль, чтобы потом укрыть в тенистой чаще.
— Я видел несколько раз табличку с предостерегающей надписью: «Внимание! Опасно, тигры!», но не принимал этого слишком всерьез, пока не пережил небольшой встряски, — начал я, потягивая трубку.
Мы выбрались в Хардвар за рыбой. Машину оставили на проселочной дороге. Водитель пан Янек копошился около нее, а я, взяв удочку, направился по крутой тропинке к реке. Я пробирался между кущами пятиметровых трав с краями острыми, как лезвие ножа, и наконец уселся на берегу. Мчащаяся горная река была наполнена таким блеском, что даже болели глаза. Только я забросил удочку, как кто-то оторвал мне половину лески.
— Наверное, черепаха, — предположил полковник.
— Может быть… Во всяком случае после этого у меня пропало желание купаться. В траве на откосе прямо надо мной зашелестело, а я был занят привязыванием нового крючка и поэтому даже не оглянулся. Только подумал, что это меня ищет водитель, и крикнул: «Я здесь, у воды, пан Янек!»
Но он не появлялся, вместо этого раз-другой отозвался клаксон автомобиля. Потом сигнал заревел тревожно, непрерывно. Я сложил удочку и полез в гору.
«Слава богу, пан жив, — задыхался водитель, поспешно бросившись ко мне. — Над вами в тростниках сидел тигр и смотрел, как пан ловит рыбу. Я чуть не наступил на него. Он прыгнул в тростники, а я помчался к машине и вот сигналю…»
«Невозможно», — выдавил я и только тогда почувствовал дрожь страха. Вот был бы приятелям повод для издевательств: «И чего его туда понесло… Не мог усидеть на з… в посольстве? Я всегда был уверен, что он плохо кончит. Хороший был парень, но слишком сумасбродный».
«Если вы мне не верите, — рассердился шофер, — то можете пойти и проверить сами, но только уж без меня. Следы огромные, с ладонь».
Я, конечно, поверил. Нам сразу же расхотелось рыбы.
— И очень хорошо, что расхотелось, — кивнул полковник. — Хотя, я думаю, это был молодой тигр, и он не охотился, а просто интересовался, что вы там делаете…
— А, может, он любил рыбу? — пошутил я.
— Да вы не смейтесь, они, как и все кошки, очень любят рыбу. Коллеги из Западной Бенгалии рассказывали мне, что там тигры никогда не нападали на рыбаков, выезжавших на ловлю. Они нападали только на возвращавшихся домой. Рыбак — основное мясное блюдо, а рыба — на закуску. Я бы мог привести десятки таких примеров, как тот случай, о котором вы рассказали. Тигр не поедает свою жертву сразу, только надкусывает, как бы оставляя знак, что это его собственность. Потом он прячет добычу, чтобы она размягчилась, приобрела характерный запашок. Он сидит над добычей до утра, ворчанием отгоняя привлеченных запахом мяса гиен и шакалов. А пиршествует только на следующий вечер. И хотя у него есть в запасе еда, это совсем не мешает ему нападать на новую жертву. Отсюда ошибочное утверждение, будто бы тигр убивает ради удовольствия. Нет, это уже плод человеческой фантазии. Просто тигр не любит упускать случая и собирает запасы еды в нескольких местах. Потом обходит их, но застает лишь остатки. В течение дня мелкие хищники уже сумели воспользоваться плодами его охоты.
— Мне рассказывал иранский посол, как однажды они возвращались из Майсура. Что-то случилось с мотором, и поэтому они остановились. Водитель-индиец принялся проверять зажигание, а посол с сыном вышли из машины, чтобы размять ноги. Они сошли на обочину, потом в кусты и вдруг услышали какой-то странный шум. Спокойно возвращаются к машине, а там водитель смотрит на них блуждающим взглядом и стонет: «Тити… ти…» Посол встряхнул его, тогда тот выдавил: «Тигр!»
Они поняли, в чем дело, и им сразу стало не по себе. Сели в машину и подняли стекла. Все еще трудно было поверить: асфальтированное шоссе, играют телефонные провода, ярко светит низкое солнце… И тут на дорогу вылез тигр. Мягким, степенным шагом он стал обходить машину и ворчал, даже в горле у него играло. С гримасой отвращения тигр раскрыл усатую пасть, ходил вокруг машины и внимательно присматривался. А пассажиры съежились внутри машины. Если бы он захотел напасть, то мог бы одним ударом лапы разбить стекло и вытащить их из машины, как кот вытаскивает мышей из коробки… Однако его что-то беспокоило, он только кружил около машины.
Тогда насмерть перепуганный индиец закрыл лицо руками, голова его упала на руль, и он ударил лбом в клаксон. Машина зарычала, а тигр отскочил в сторону и пропал в зарослях.
«Попробуй включить!» — крикнул посол.
Водитель включил стартер, и, как по волшебству, мотор заработал, они поехали.
Посол говорил мне, что после этой встречи у него пропал интерес к Индии.
— Тигр их не тронул бы, — живо произнес полковник. — Его беспокоила машина, запах горючего, масла, людей… Мало вероятно, что он решился бы прыгнуть. Другое дело, если бы они стреляли из револьвера и ранили его…
Вы знаете, я еще не слыхал, чтобы когда-нибудь тигр сожрал европейца. Не думайте, что они нас боятся… Скорее брезгуют. Очень много пуговиц, тряпок, упаковки. Часы, ножик и совсем другой запах — папиросный дым, одеколон… Как будто бы и человек, а поэтому добыча легкая, но что-то в нем все же не так. Топает, стучит подошвами, дымит. Самое большее, что он мог сделать, это прокрасться за ними несколько шагов, но напасть бы не напал.
Другое дело буйвол. Тот сразу бы атаковал, потому что он глупее. Того взбесит что угодно, а тигр думает, взвешивает. Конечно, я применяю человеческие понятия. Прежде чем прыгнуть, тигр припоминает свой предыдущий опыт. А прыгает он только когда уверен, что настигнет и повалит жертву.
А вот вам еще случай. Четыре молодых английских офицера целый день развлекались в городе, напились и возвращались домой уже ночью. Машина открытая, джип. Ночь чудесная. Вдруг табличка с надписью: «Заповедник». Скорость здесь ограничена до сорока миль, так как в зоне заповедника звери могут выходить на шоссе. Но что им за дело до этого, выпили солидно. Пьяным море по колено.
На полной скорости они выскочили на пригорок, и тут, внизу, в свете фар показался тигр. Рефлекторы пригвоздили его к месту, и он повернулся в сторону подлетающей машины. «Газ, давай газ, — крикнул один из молокососов, — Стукнем его бампером по ребрам, будет перед кроватью шкура!» У джипа есть впереди такая стальная полоса. Всеми овладело настроение корриды, водитель прибавил газу. Рыча от радости, они помчались вперед.
И прежде чем произошло столкновение, тигр присел и секундой позже прыгнул. Просто со страху. Теперь посчитайте: скорость машины и вес его тела — добрых несколько сот килограммов. Двое были убиты на месте. Потом машина влетела в лес, и третий офицер ударился головой о ствол дерева. Еще один труп. В живых остался только водитель. На спине у него были глубокие раны до самой почки. Он еще пытался отползти от горящего джипа в сторону.
Когда его взяли в госпиталь, он что-то рассказывал о тигре, но долгое время врачи принимали его слова за бред — результат сотрясения мозга и шока после аварии.