Вот вам и результаты охоты на тигра с помощью машины.
— А что же было с тигром?
— Уцелел. И убежал. Его, наверное, тоже поразила встреча с рычащим существом, которое излучало свет и мчалось по дороге. Это все. Может быть, он от удара охромел.
— Иначе говоря, — улыбнулся я, — лучше уж оставаться с ружьем и стрелять из засады или со слона. Чем выше над землей, тем безопаснее.
— Ну, не всегда, — усмехнулся полковник, с удовольствием почесывая костлявые колени, обросшие седыми волосами, — Я когда-то во время ночной охоты со слонами был свидетелем весьма удивительного случая…
Обычно на шее слона сидит погонщик, а дальше, на спине, устанавливается паланкин, в нем два охотника. По бокам подвешены огромные корзины с мощными батареями. Погонщик управляет слоном, и тот продирается сквозь кусты, обходя район облавы. Вдруг слон останавливается, вытягивает хобот и идет по следу… Уши у него широко расставлены, их кончики подрагивают. Слон чует хищника. Он начинает медленно крутиться на месте, готовясь к отражению атаки. Тогда погонщик включает рефлектор и водит лучом света по траве и кустам. Вдруг красным огнем загораются глаза тигра. Луч пригвождает его на месте и на одно мгновение выхватывает из укрытия. В этот момент нужно стрелять.
Я услышал выстрел, потом рык слона. Прожектор обежал небо и, продолжая светить, упал в траву. Все это длилось секунды. Потом тяжелый галоп и треск поломанных веток. Свет погас, и послышался топот убегающего слона.
Оказалось, что раненый тигр, почуяв окружение, вскочил на слона и разорвал ему когтями ухо и шею. Погонщик скатился в траву и остался невредим. Охотники же совсем ошалели, побросали ружья и судорожно держались за борта паланкина. Понимаете, слон метался, пытаясь стряхнуть их вместе с тигром, который уцепился за корзину с батареями и за попону. Потом тигр соскочил и прорвался через облаву. Все кончилось только испугом… Охота — всегда лотерея, и, наверное, вся прелесть ее заключается в возможных неожиданностях, бросающих в дрожь.
— Расскажите, как вы добыли хотя бы одну из этих шкур, — попросил я, набивая трубку. — О каком-нибудь из ваших удивительных охотничьих приключений…
Полковник с хитрецой посмотрел на меня.
— Я расскажу, а вы об этом напишете?
Я кивнул, подтверждая его слова.
— А вы думаете, что я сам не могу написать? Я ведь уже издал две книжки. Там нет ни одного слова лжи. Достоверный рассказ о том, как было дело. Вы прочитайте и, если у вас это может понравиться, переведите. Я отказываюсь от гонорара.
— Я не могу согласиться с вашим предложением, оно противоречит моим профессиональным интересам…
— Внесете эти деньги в польский Красный Крест или Союз соратников по оружию. Во время войны в Африке я встречался с поляками, и у меня остались о них самые лучшие воспоминания.
— Плохо, что вы видите во мне только конкурента в писательской славе. Не думал, что вы настолько честолюбивы.
Полковник сразу помрачнел, и я понял, что допустил бестактность.
— Вы плохо меня поняли. Я просто не выдержу конкуренции с вами. Мои описания верны, как полицейский протокол, а вы можете позволить себе свободную игру воображения. Я не обвиняю вас в обмане, но вам все равно, происходит ли дело после захода солнца или же ночью. А я должен точнейшим образом, как можно ближе к действительности описать происходившее. Вам же достаточно того, что так могло быть…
Усевшись поудобнее, я смотрел на медленно вращающиеся лопасти вентилятора. Теперь смущение почувствовал полковник, наклонясь ко мне, он проговорил:
— Хорошо, я расскажу вам одну историю, которую сам никогда не опишу… Она не годится для моих охотничьих дневников. Но вы тоже не расскажете ее, она слишком неправдоподобна.
Из Англии приехал ко мне на каникулы кузен. Четырнадцатилетний щенок. Ему, видите ли, захотелось Индии. Должен признаться, я старался очернить страну. Таскал его на верховые прогулки. Он держался совсем неплохо, стойко колотился попкой о седло. Все время ходил за мною и приставал, чтобы я взял его на тигра… Знаете, это все равно как если бы вы отправились на стриптиз, захватив для компании собственную жену. На тигра я хожу один, с собакой. Точка. И никаких разговоров.
Парень стрелял неплохо. Там, у себя в колледже, он держал первенство, сколько-то там очков по цели и по тарелочкам. Но тигр совсем другое дело. Мне бы задал его отец, если бы с мальчишкой что-нибудь случилось. Я ему категорически отказал.
Но у нас тут устраивают ежегодную охоту на тигра с облавой. Кузен так меня измучил, что я решил его взять. Хочешь? Хорошо. Уж я тебе покажу!
Парень с благоговением учился у следопытов, как различить светящиеся глаза тигра, какое у него расстояние между глазами, когда надо стрелять. И вот мы поехали. Пригорки, кусты, купы пальм, целое море высоченных трав. Преследование тигра происходит ночью. Облава, как огромный сачок, обозначенный красными огнями, постепенно сходится к линии стрелков.
Когда мы расставляли охотников, я выбрал для мальчика место у дерева в котловине, достаточно открытой. Теоретически там на него ничего не должно было выйти, но кто может поручиться. Кузен стрелял настолько хорошо, что я мог оставить его одного. Пусть послушает ночные голоса, пусть у него поиграет воображение. Я был уверен, что он будет бояться. Даже взрослый человек с заряженным ружьем в руках, и тот в такой обстановке чувствует себя неважно, а уж этот молокосос…
Мои коллеги, опытные охотники, не были обрадованы его присутствием. Боялись, что он подстрелит кого-нибудь из облавы или струсит и наделает шума, выстрелив в первую движущуюся тень. Я вдолбил ему это в голову, и он поклялся, что все будет о’кэй.
Знаете, как я хожу? Совсем бесшумно. Поставил его под деревом, показал направление, а сам углубился в чащу. Отошел довольно далеко. Во-первых, я боялся, что щенок будет вертеться и всех всполошит, а во-вторых, хотел дать ему урок: пусть почувствует одиночество и страх.
Месяц был в третьей четверти, но какой-то нечеткий, как обычно бывает перед муссонами. Он то светил ярко, то без видимой причины совсем угасал.
Поддавшись очарованию индийской ночи, я с минуту постоял, слушая далекие шорохи. С треском выпрямлялись пружинистые травы, на которые я наступал. Кричали разбуженные обезьяны. Басом ухал буйвол. Как бы перебирая серебряную сетку, играли сверчки, потом они замолкали, и снова рождалась беспокойная тишина, казалось, что кто-то крадется в темноте.
Вдали показались красные огни облавы — колыхающийся замкнутый круг. Я видел, как они появлялись на вершинах холмов и исчезали, когда облава спускалась в долины. О мою шею билась какая-то ночная бабочка, я отгонял ее, но она упорно возвращалась.
Я посмотрел на часы, было уже за полночь. Люблю ночные голоса, стрекот цикад, мычание антилоп, плач шакалов… Я не ожидал, что зверь выйдет на меня, поэтому позволил себе отдаться воспоминаниям, наплывали картины фронта в Африке…
Вдруг вблизи грохнул выстрел.
Я почувствовал, как будто меня сзади кто-то внезапно толкнул: «Не спи!» Но я не спал, только с минуту мое внимание было менее напряжено. Я хотел сразу же побежать, ведь это выстрелил тот болван! Но если он не стреляет во второй раз, значит, его подвело воображение. Наверное, испугался и пальнул в гиену.
Трус, недотепа… Не двинусь с места, пускай там трясет портками. Теперь уже незачем было держать себя в напряжении. Он всполошил зверя, и ни один хищник не станет пробиваться.
Я представил себе, как должны ругаться мои товарищи, ведь именно на том крыле охоты теперь уже не будет.
Прошел час, и я услышал, как все ближе доносятся шумные голоса облавы. Тут мальчик выстрелил во второй раз.
Для меня это было уже слишком. Ему же ясно было сказано: это охота на тигров, стрелять только в тигров! Разъяренный, я вылез из засады. Облава была уже за пригорком. Индийцы с факелами и копьями свернули немного раньше. Последний выстрел из засады кузена прозвучал, когда они были уже совсем близко, поэтому не хотели рисковать.
Высоко выбрасывая ржавое зарево, запылали два огромных костра. Я не занимался кузеном. Мне было попросту стыдно. А он даже не вышел из засады, все еще торчал там. Глупец! Ну так пусть сидит себе до утра! Я пил горячий чай и выслушивал едкие замечания охотников. Они предлагали мне в следующий раз взять с собой младенца. Его плач может привлечь, а не отпугнуть зверя.
О сне не могло быть и речи. Я бесился. Ну, пусть только я его увижу, уж я ему выложу!
Наконец рассвело, и так внезапно, как будто кто-то отворил окно. Я двинулся по росистой траве.
«Ну, чего ты ждешь? Маму?»
«Мне никто не сказал, что уже пора уходить».
«В кого ты стрелял?»
«В тигров».
«Ты уверен в этом?» — во мне все клокотало, еще это ненужное множественное число.
«Да, но не совсем… Под кустами было темно. Я выстрелил, а они исчезли».
«Где же они?»
«Не знаю. Я не лазил в траву. Это было где-то там, — он неуверенно указал перед собой направление. — Я могу теперь пойти?»
«Можешь, можешь…»
Оставив у дерева ружье, он, подпрыгивая, помчался.
«Разве ты не знаешь, что испортил нам охоту! — крикнул я ему вслед. — Теперь из-за тебя стыдно будет соседям на глаза показаться…»
Неожиданно я услыхал его триумфальный крик:
«Есть, дядя, иди скорей сюда! Они здесь!»
«Так возьми их за хвосты и тащи!» — я был совершенно уверен, что он имеет в виду шакалов.
«Я не смогу!» — крикнул он.
Я направился к нему. С удовольствием дал бы ему в лоб так, чтобы он перевернулся вверх тормашками. А сейчас это можно было сделать без свидетелей, в тростнике, пока нас никто не видит.
И тут меня словно ударило: в маленькой ложбинке, прижавшись друг к другу, как котята в корзине, лежали два тигра. Один огромный, тигрица, другой немного поменьше, но тоже уже взрослый.
Два тигра! Вы в состоянии понять это? Какое счастье выпало этому парню! Я слыхал рассказы о разных случаях на охоте, но эту историю никто не повторяет, даже после обильной выпивки. Уж слишком она похожа на откровенную ложь…