– Что такое? – спросила она и быстро села, сердито глядя на Керфа.
– Они убили управляющего Ревела.
Она покосилась на меня и снова перевела взгляд на калсидийца.
– Правда? – ровным голосом спросила она, и я поняла, что на самом деле это ей неинтересно.
Мы с Шун почти не обсуждали пережитое во время налета. Одурманенные бурым отваром, мы жили только тем, что было здесь и сейчас. У нас было мало времени, когда мы могли бы поговорить наедине и сравнить, кто что видел. Никто из нас не хотел бередить свежие раны на глазах у похитителей.
– Не реви, – бросила она, и по резкости ее тона я поняла: она по-прежнему считает Керфа врагом. А перед врагом нельзя показывать слабость.
Она права.
Я повернула голову, вытерла слезы о капюшон и медленно села. Двигаться оказалось неприятно. Все мышцы болели, холодный воздух сразу забрался под шубу. Хотелось плакать. Хотелось броситься на парусину, рыдать и вопить.
– У меня только одна кружка, – виновато сказал Керф. – Нам придется пользоваться ею по очереди.
– А у тебя есть что пить? – спросила Шун.
– Горячий бульон. Талый снег и кости птицы, которые вы выбросили вчера. Но я могу варить только по чашке за один раз.
Шун на это ничего не сказала, не стала ни благодарить, ни упрекать. Мы просто встали и одернули шубы, вдвоем отряхнули и скатали кусок парусины. Шун вручила получившийся валик мне, чтобы Керф понял – теперь это наше. Если он и заметил это тихое посягательство на его добро, то не подал виду.
Говорили мы мало. Нам с Шун нечего было собирать в дорогу, поэтому мы просто поели зайчатины и выпили бульону. Керф плавил снег в жестяной кружке, клал туда кости и грел над огнем. Сначала пила Шун, потом он сварил порцию и для меня. Было очень вкусно, в животе сразу потеплело. Пока я допивала последние капли, Керф оседлал лошадей и собрался. Когда я смотрела, как он грузит поклажу на лошадей, во мне заворочалось смутное подозрение, но я не могла понять, что меня тревожит.
– Поедешь на белой, а я на гнедом. Девочку я посажу себе за спину – гнедой выносливее и лучше выезжен.
Мне стало дурно. Я не хотела ехать с ним на одной лошади, хоть гнедой, хоть белой, хоть какой.
– Значит, мы с Би возьмем гнедого, – твердо сказала Шун.
Не дожидаясь его позволения, она подошла к гнедой и вскочила в седло с легкостью, которой я позавидовала. Шун протянула мне руку, и я ухватилась за нее, надеясь, что как-нибудь вскарабкаюсь по ноге коня. Но не успела я попробовать, как Керф подхватил меня сзади за талию и усадил позади Шун. Держаться мне было не за что, кроме как за ее шубу. Я тихо поерзала, пытаясь устроиться поудобнее и внутренне кипя оттого, что он прикоснулся ко мне.
– Не стоит благодарности, – язвительно сказал он и оседлал белую кобылу.
Керф направил лошадь вдоль берега, Шун, подождав немного, тронулась за ним.
– Почему мы едем в ту сторону? – спросила я Шун, но ответил мне опять же Керф:
– Там лошадям будет проще подняться.
Он оказался прав. Дальше берега ручья понижались, и мы выбрались наверх по следам, которые Керф, должно быть, оставил прошлой ночью.
– Ты ведешь нас обратно туда, откуда мы убежали! – сказала Шун.
– Вы сбились с дороги, – спокойно отвечал он.
– А откуда мне знать, что ты не приведешь нас обратно к солдатам в лагерь?
– Оттуда, что я не собираюсь этого делать. Я веду вас к вашим родным.
Некоторое время мы ехали за ним молча. Глядя, с какой легкостью лошади идут по снегу, в котором мы так увязали вчера, я пала духом. Поднялся слабый ветер, погнал серые облака по синему небу нам навстречу. Когда утро было в разгаре, Керф покосился на небо и свернул с проторенной им тропы.
– Мы правильно едем? – шепотом спросила я Шун.
– Не знаю. Я уже не понимаю, где что.
Керф обернулся к нам:
– Честное слово, я веду вас назад, к вашим. Знаю, вам трудно мне верить. Но это правда.
Лошади медленно брели по нетронутому снегу. Мы поднялись на холм, и с его вершины нам открылся поросший редкими деревьями луг, дорога вдалеке и небольшой хуторок за ней. Из трубы поднимался жидкий дымок и таял на ветру. Мне отчаянно захотелось туда – попроситься внутрь и хоть немного побыть в тепле и покое.
Словно услышав мои мысли, Керф сказал:
– Нам придется держаться подальше от дорог, и нам нельзя проезжать через города и останавливаться на ночлег в домах. Калсидийцев у вас не любят.
Солнце перевалило за полдень, и облака стали темнеть.
Шун сказала вслух то, что нас терзало:
– Не хотелось бы, чтобы снегопад застал нас в этих холмах. Мы едем уже целый день. Лучше пораньше начать искать место для ночлега, не дожидаясь темноты.
Он вздохнул:
– Я в солдатах уже два года. Доверьтесь мне. Я найду нам отличное место для ночлега. Не забывайте, я веду вас к вашим людям. Там вы будете в безопасности. – Он показал вперед и сказал: – Видите, где растут ели? Мы заночуем в этой низине.
Я оглядела поросший лесом склон холма. Тут и там из-под снега торчали валуны. И тут я наконец поняла, что насторожило меня утром.
Подергав Шун за рукав, я подтянулась повыше, чтобы сказать ей на ухо:
– Той ночью все вопили, сражались и разбегались кто куда. Откуда же у него две лошади и все, что нужно в путешествии?
– Не все, – прошептала Шун. – Ни еды, ни котелка. Думаю, ему просто повезло поймать этих лошадей.
– Может быть, – с неохотой признала я.
Пошел снег, крупные хлопья липли к нашим мехам и падали мне на лицо. Я зарылась носом в шубу Шун. Лицо согрелось, а мерный шаг коня стал меня убаюкивать. Почувствовав, как ритм его шагов изменился, я подняла голову. Мы спускались с холма, пробираясь среди могучих елей. Тут и там торчали камни. Мне показалось, что камни обтесаны – как будто здесь раньше стояли каменные стены или даже дома. Мы ехали змейкой, огибая поваленные камни и свисающие до земли еловые лапы. Снег тут был не такой глубокий, но стоило задеть одну из заснеженных ветвей, как на нас обрушивалась целая лавина.
– Уже недалеко, – сказал Керф, и я обрадовалась.
Я ужасно устала и хотела спать. В густом лесу свет догорающего дня почти не доходил до земли.
Шун вдруг напряглась в седле.
– Что недалеко? – спросила она.
– Ваши люди, – сказал он.
Я успела заметить костер за деревьями, и тут Шун круто развернула коня:
– Пошел, пошел, пошел!
Но было слишком поздно. Белые шубы делали их почти невидимыми в сумерках на снегу. Двое перекрыли нам путь назад, а когда Шун попыталась объехать их, Реппин метнулась к ней и схватила коня под уздцы. Шун попыталась затоптать ее, гнедой фыркнул и попятился, а еще кто-то из Белых стащил меня с лошади, как я ни цеплялась.
– Он у меня! Шейзим у меня! – закричала Алария.
– Не делай ему больно! – велела Двалия. Она уже шла к нам.
Шун визжала и пыталась пнуть небелу, которая удерживала голову гнедого, а Керф кричал ей:
– Успокойся! Теперь все хорошо! Я привел вас к вашим!
– Ублюдок! – закричала она. – Подлый предатель! Ненавижу тебя! Всех вас ненавижу!
Она снова попыталась развернуть коня, но Керф спешился и потянул ее из седла со словами:
– Что такое? Это же ваши люди, вы теперь в безопасности!
Я оставила попытки сопротивляться, но Шун все не унималась, она вопила и брыкалась. Виндлайер подошел и тепло улыбнулся мне, и я поняла, как им удалось заставить Керфа служить Двалии. Алария волокла меня к небольшому костру, крепко держа поперек туловища. Я до дрожи боялась увидеть солдат, но у маленького костра стояла только одна лошадь, да еще кто-то перекинул одеяло через ветку дерева, чтобы соорудить укрытие. Лицо Двалии было покрыто синяками. Она бросилась ко мне и схватила за руку.
– Быстрее! – шепотом скомандовала она остальным. – Они по-прежнему охотятся за нами. Не так давно двое проехали у подножия холма. Надо как можно скорее увезти отсюда шейзима.
Она сердито дернула меня за рукав:
– И не думай, что тебе удастся и дальше прикидываться мальчиком. Ты девочка. Не та, за кем нас послали. Но ты – единственная добыча, с которой нас пустят обратно в Клеррес. Быстрее! Хватайте ее! Зажмите ей рот! Она выдаст нас солдатам своими криками, если еще не выдала.
Они стащили Шун с лошади, и Керф крепко схватил ее за запястье.
– Да что с тобой такое? Все же хорошо! – повторял он.
Она молча скалилась, не переставая вырываться.
– Держите ее! – приказала Двалия двум небелам и толкнула меня к ним.
Алария схватила меня за одну руку, Реппин за вторую. Они держали меня крепко-крепко. Двалия тем временем достала из мешочка на поясе свиток и единственную перчатку, странную на вид. Я не могла понять, из чего она сделана. Сама перчатка была очень тонкая, почти прозрачная, а на кончиках трех пальцев – серебристые нашлепки.
– Я даже не знаю, получится ли… – проговорила Двалия дрожащим голосом.
Она развернула свиток и поднесла ближе к огню. Вокруг костра со всех сторон был навален небольшой сугроб из снега, чтобы никто не заметил огонь издалека. Двалии пришлось склониться низко над пламенем. Она внимательно прочитала свиток, выпрямилась и принялась командовать:
– Ведите ее, их обеих, к камню. Я иду первой, Виндлайер за мной. Алария, возьми Виндлайера за руку, а другой крепко держи шейзим. Реппин, возьми шейзим за вторую руку и дай руку Керфу. Керф, ты ведешь женщину. Сула, ты будешь последней.
Голова у меня шла кругом. Я опять была в плену, и они опять волокли меня за собой, на сей раз – навстречу еще большей опасности. Я не видела никакого спасения. И зачем Двалия велела нам всем держаться за руки? Реппин вцепилась в мое запястье с такой силой, словно хотела сломать мне руку. Может, и правда хотела. Керф был у нее не так жесток, но он предусмотрительно снял рукавицы. Выскользнуть из его хватки с Шун не получится. Он добродушно улыбался, глядя на наши тщетные попытки. Как я раньше не заметила, что его заморочили?