Смятение вздымалось в моей душе, словно прилив.
– Что, всем обязательно знать, что я ухожу?
Мгновение все молчали. Потом Дьютифул с расстановкой произнес:
– Пошли слухи. Из Ивового Леса, среди стражников. Нашли тела. По-видимому, бледные чужаки покончили с собой, испугавшись плена или трудностей выживания в одиночку. Они бросились с утесов в море. Люди видели, как они прыгали, а потом на берег выбросило останки. Поэтому у людей возникли вопросы. И страхи. Мы должны дать им ответы.
Чейд бы гордился мной – я сумел мгновенно сочинить подходящую ложь:
– Давайте скажем, что я еду просить совета у Элдерлингов, как одолеть такого врага. И вот почему я отправляюсь один и через столпы Силы.
– У истинных Элдерлингов, – подсказала Кетриккен.
– Истинных?
– В некоторых письмах, пришедших из Удачного, говорится, что торговцы, поселившиеся в Кельсингре со своими драконами, утверждают, что стали Элдерлингами. Лично я нахожу эти заявления в равной мере нелепыми и оскорбительными.
Верити вошел в своего каменного дракона у нее на глазах, но в глубине души Кетриккен продолжала верить в сказки о премудрых Элдерлингах, которые пируют в своих каменных палатах, а их драконы дремлют, готовые по зову короля броситься на защиту Шести Герцогств. Те же самые сказки заставили Верити отправиться в горы на поиски легендарных заступников королевства.
– Мне кажется, такая история отлично подойдет, – сказал я и оглядел своих родичей.
Все кивали, кроме Риддла. Я знал это усталое выражение лица – я и сам, наверное, строил такую же мину, когда Чейд устраивал очередные игры с переодеваниями.
– Дай мне пять дней, чтобы все подготовить, – попросил Дьютифул.
– Я должен отправиться в путь через два дня, – тихо возразил я. Хотя предпочел бы через день.
– Тогда три.
Мне нужно было еще кое-что решить.
– Я вынужден оставить Шута вашим заботам. Ему не понравится, что я ухожу один, он верит, что должен идти со мной, и думает, что способен выдержать такое путешествие, невзирая на слепоту и немощь. Но я боюсь, что забота о нем задержит меня на пути через камни.
Кетриккен подошла и положила руку на мое предплечье:
– Мы позаботимся о нашем старом друге, Фитц. Я сама прослежу, чтобы он не чувствовал себя покинутым и в то же время ему не слишком докучали. Мне будет это только в радость.
– Я свяжусь с братьями и Недом и скажу, что ты уходишь, – вызвалась Неттл. Она покачала головой. – Но я сомневаюсь, что они успеют приехать попрощаться с тобой.
– Спасибо, – поблагодарил я.
И почему мне самому это не пришло в голову? Все просто – прощания всегда давались мне нелегко. И самое трудное прощание я отложил напоследок. Шуту мой план наверняка не понравится.
Покинуть собрание оказалось нелегко. Те, кому я был дорог, продолжали сыпать советами и предложениями, пока не настало время ужина. Когда мы выходили, я сказал, что мне нужно снова повидать Шута. Кетриккен серьезно кивнула, а практичный Риддл пообещал проследить, чтобы в покои чародея Грея отнесли еду.
Медленно шагая по коридорам Оленьего замка, я успел придумать и отвергнуть сотни способов объяснить Шуту, почему я отправляюсь без него. Потом долго стоял под его дверью. И наконец решил, что такой удар я все равно не смогу смягчить. И снова мне пришло в голову, что можно поддаться трусости и не говорить ничего. Уйти молча.
Но я не сомневался, что Эшу поручат какую-то роль в объявлении о моем уходе, а что будет знать Эш, о том узнает и Шут. Я постучал и стал ждать. Мне открыла Спарк. Она улыбнулась, и я понадеялся, что они с Шутом, по крайней мере, помирились.
– Это принц Фитц Чивэл, господин, – радостно крикнула она через плечо. – Пригласить его войти?
– Конечно! – с искренним воодушевлением отозвался он.
Взглянув поверх плеча Спарк, я увидел, что за столом в комнате сидит лорд Грей. Перед ним на столе, среди всяческих мелочей, устроилась Пеструха. Интересно, что за игру они затеяли? Хорошо, что Шут так быстро вернулся в хорошее расположение духа, и жаль, что придется испортить ему настроение. Но выбора нет.
Едва дверь за мной закрылась, он настойчиво спросил:
– Когда мы отправляемся?
«Просто скажи…»
– Я отправляюсь через три дня.
– Я буду готов.
– Я не могу взять тебя с собой.
Он наклонил голову к плечу. Потрясение на его лице сменилось отчаянной улыбкой.
– Но ты же знаешь, что без меня тебе не найти дорогу.
– Я найду. – Обойдя Спарк, я взял кресло, пододвинул его к столу и сел напротив Шута.
Он открыл рот, чтобы что-то возразить.
– Нет, – твердо сказал я. – Выслушай меня, Шут. Первую часть пути я проделаю через столпы Силы, воспользовавшись теми же камнями, что и Би. Я не решусь взять тебя с собой…
– Зато я решусь пойти! – перебил он, но я упрямо продолжал:
– Ты по-прежнему нездоров. И мы оба понимаем, что твои раны не только телесные. Пока они заживают, тебе лучше побыть здесь, в Оленьем замке. В тепле, безопасности и сытости, среди друзей. Я очень надеюсь, что, когда ты окрепнешь, королевский круг Силы попробует исцелить тебя, возможно, даже вернуть зрение. Я понимаю, как обидно тебе это слышать, но если я возьму тебя с собой, путешествие займет больше времени и может убить тебя.
Ворона и служанка неотрывно смотрели на меня блестящими глазами. Шут громко сопел, словно только что вскарабкался по лестнице. Он вцепился в край стола.
– Ты не шутишь, – проговорил он дрожащим голосом. – Ты и правда намерен бросить меня здесь. Я слышу твою решимость.
Я глубоко вздохнул:
– Шут, если бы я только мог…
– Да можешь ты! Можешь! Рискни! Рискни всем! Пусть мы умрем в камне, или на корабле, или в Клерресе! Зато мы умрем вместе.
– Шут…
– Она была не просто твое дитя. Она была надеждой всего мира. И она была моя, а я прикоснулся к ней лишь на миг! Неужели ты думаешь, что я побоюсь поставить на кон свою жизнь, чтобы отомстить за нее? Чтобы обрушить весь Клеррес им на головы! Ты правда думаешь, что я буду сидеть здесь, попивая чаек и болтая с Кетриккен, пока ты будешь там один? Фитц! Фитц!!! Ты не можешь так поступить со мной! Не можешь!
Он говорил все громче и громче, а последние слова выкрикнул мне в лицо, словно криком можно было пошатнуть разумную выверенность моего решения. Когда он умолк, чтобы набрать воздуха, мы все услышали стук в дверь. Судя по звуку, стучали уже давно.
– Разберись с этим! – рявкнул Шут служанке.
Спарк подчинилась. Лицо ее было бледным, губы поджаты. Шут сидел напротив меня, грудь его тяжело вздымалась. Я молчал и не двигался, не прислушивался к голосам у двери.
Спарк закрыла дверь и вернулась с нагруженным подносом:
– Кто-то прислал еду.
– Я хотел поговорить об этом за ужином. Надеялся узнать еще что-то полезное.
Спарк поставила поднос на стол так, что посуда отчетливо звякнула. Пряное мясо, зажаренное до хрустящей корочки, казалось, попало к нам из какого-то иного мира – мира, где подобные радости жизни что-то меняли.
Я смотрел, как вскипает гнев Шута, – зрелище было почти завораживающее. Я видел, как ввалилась его грудь, как напряглись плечи. Руки сжались, на шее выступили жилы. Я понял, что он собирается сделать, но не пошевелился, когда он схватил поднос с едой и вином и опрокинул его на меня. Подлива оказалась горячей. Стакан с вином ударил меня чуть выше брови, вино вылилось мне на колени. Стакан, тихо звякнув, упал на пол и покатился по дуге.
Спарк ахнула. Ворона каркнула: «Ха! Ха! Ха!», потом спрыгнула на пол и, недолго думая, принялась ковыряться в еде. Я поднял глаза и посмотрел на застывшее лицо Шута.
– Еще что-то полезное? Еще что-нибудь такое, чтобы ты мог бросить меня? Ты больше ни слова от меня не услышишь! Убирайся! Убирайся!!!
Я встал из-за стола. На подносе были льняные салфетки. Я взял одну из них и вытер, что смог, с рубашки и штанов. Завернул в нее ошметки еды и аккуратно положил на стол.
Я заговорил. Я знал, что лучше промолчать, но слова сами сорвались с языка:
– И это еще одна причина, по которой я не возьму тебя. Ты не владеешь собой, Шут. Я пришел сказать тебе, что иду один. Я сказал. Спокойной ночи.
И я ушел, оставив его с вороной, которая клевала еду, и Спарк, которая громко всхлипывала, словно пыталась выплакаться за нас обоих.
Следующие дни были полны кутерьмы. Наутро ко мне в покои постучались две швеи и сняли с меня полную мерку для дорожной одежды. Я попросил их обойтись без лишних пуговиц. На следующий день они принесли мне несколько крепких рубашек и штанов в коричневых тонах и плотный плащ, подбитый мехом. Легкие кожаные доспехи доставили отдельно, и они оказались лучше, чем все, какие мне доводилось носить. Нагрудник, защищающий грудь и живот, поножи, наручи – тоже коричневые, без гербов и каких-либо знаков. Было приятно убедиться, что Дьютифул понимает, как важно для меня путешествовать, не привлекая внимания. Но тут принесли еще один сверток. Прекрасный плащ баккипского синего цвета, синие же кожаные перчатки, отороченные белым каракулем, и камзол, весь расшитый оленями и нарвалами. Я заподозрил, что в дорогу меня решила собрать не одна добрая душа.
Мой потрепанный заплечный мешок заменили на новый, из промасленной ткани, с прочными лямками. Первым делом я положил туда записи Би и свечи Молли. Эти вещи отправятся со мной даже на край света.
По замку разнеслось известие, что я скоро уезжаю, и меня завалили напутствиями, приглашениями и подарками. На каждое письмо следовало ответить вежливым отказом. Каждый день Эш, мрачный и молчаливый, приходил ко мне и вручал все эти послания, аккуратно разобранные по видам.
И я снова пришел в покои Шута, и снова потерпел неудачу, пытаясь урезонить его. Я терпел бесконечные проклятия и мольбы взять его с собой. Я продолжал навещать его, а он продолжал обрушивать на меня свой гнев, горе, язвительность и молчание. Я стоял на своем. «Тебе никогда не проникнуть за эти стены без моей помощи. Я – твоя единственная надежда», – твердил он. И чем больше я отказывался обсуждать это, тем упорнее Шут отказывался говорить о чем-либо другом. Я не перестал приходить к нему, но стал с нетерпением ждать дня, когда можно будет прийти в последний раз.