хожего на меня, только младше, который жил в замке.
Чейд Фаллстар, «Мои ранние годы»
Я проснулся. Вокруг было темно. Я не помнил, что мне снилось, но слова до сих пор звенели в голове: «Верити говорит, ты слишком рано сдался. Он говорит, ты всегда рано сдавался».
Голос Би? Если это и был хороший сон, дарованный чаем Элдерлингов, то «Сладкие грезы» не так прекрасны, как их описывают. Я уставился в потолок, покрытый темно-серой краской. По всей его поверхности с изумительным тщанием были нарисованы светящиеся точки звезд. Пока я смотрел на них из-под ресниц, нарисованное небо из почти черного сделалось темно-синим. Я моргнул. Надо мной было небо. Мне было тепло и уютно. Кто-то спал рядом.
Я приподнял голову. Это было Шут. Всего лишь Шут. Во сне, когда его удивительные глаза были закрыты, я смог разглядеть в нем черты лорда Голдена, сквозь которые проглядывал паренек из моего детства. Но потолок продолжал светлеть, подражая рассветному небу, и вскоре я различил вдоль бровей Шута полоски чешуи. Интересно, будет ли он меняться и дальше, пока полностью не превратится в Элдерлинга, или действие драконьей крови на этом закончилось? На нем был балахон Элдерлингов, то ли белый, то ли серебристый – в первом утреннем свете не разобрать. Руку в перчатке он прижимал к груди, словно не позволяя своевольничать. Он спал, нахмурившись, опустив подбородок и подтянув колени, как будто боялся, что его начнут бить ногами. Те, кому довелось выдержать пытки, потом не скоро вновь обретают способность спать глубоко и безмятежно. Почти в такой же позе я нашел его мертвым в ледяных чертогах Бледной Женщины. Я долго вглядывался в него, пока не убедился, что он дышит. Как глупо… Он жив и здоров.
Осторожно, чтобы не потревожить Шута, я откатился в сторону и сел на краю кровати. Медленно встал. Я чувствовал себя отдохнувшим, ломота в мышцах прошла. Мне не было холодно или жарко. Я оглядел комнату. Магия Элдерлингов была повсюду. Как легко я принял это вчера вечером. Как быстро забыл об осторожности. «Сладкие грезы», – пробормотал я.
Оставив Шута спать, я встал и пошел в соседнюю комнату. Вода из бассейна ушла, одежда лежала там, где я ее вчера бросил. Один сапог стоял, другой валялся чуть поодаль. Я стал не спеша собирать свои вещи, одновременно пытаясь собраться с мыслями. Ощущение было странное. Я подбирал – по одной зараз – детали гардероба и свои тревоги. Раньше я даже пьяным никогда не забывал настолько обо всех остальных. Вчерашнее мое поведение тревожило меня. В мешке я нашел свежую одежду и облачился в нее, а старую аккуратно сложил. Вода в кувшине для умывания оказалась теплой. В комнате было зеркало, у которого разместились туалетные принадлежности. Я собрал волосы в воинский хвост и решил, что проще отрастить бороду, чем продолжать бриться. Повертев головой перед зеркалом, я заметил седину в пробившейся щетине. Ну и ладно.
– Фитц!..
– Я здесь. Уже встал и оделся.
– Я… видел сон.
– Ты сам говорил, что этот чай навевает приятные сны.
Обернувшись, я увидел, что он сидит на кровати. Одеяние Элдерлингов оказалось все-таки серебристым. Чем-то оно напоминало кольчугу из очень мелких колец. Или рыбью чешую.
– Мне снились мы с тобой. Мы были тут, ходили по городу и смеялись. Но это было в стародавние времена. Во времена драконов, когда город стоял прекрасный и не тронутый разрушением. – Он умолк и некоторое время сидел, чуть приоткрыв рот. Потом тихо проговорил: – В воздухе пахло цветами. Это было как в первый раз. Как тогда, в горах, на древней ярмарочной площади.
– Мы в самом сердце города Элдерлингов. Дома здесь пропитаны Силой и воспоминаниями. Неудивительно, что тебе приснилось такое.
– Это был такой хороший сон…
Шут встал и медленно, ощупью двинулся ко мне.
– Постой, сейчас я сам подойду к тебе. – Я встал рядом с ним, взял его руку и положил на свое предплечье. – Прости, что вчера так быстро уснул, предоставив тебе самому заботиться о себе.
– Ничего, я справился.
– Я не хотел бросать тебя.
И все-таки это было так приятно… Думать только о себе, волноваться только о том, что нужно мне, а не кому-то еще. Как не по-дружески и самовлюбленно, мысленно упрекнул я себя и проводил Шута к кувшину для умывания.
– Не извиняйся. «Сладкие грезы» подействовали на тебя именно так, как я и ожидал.
Его мешок валялся на боку, наряды Янтарь рассыпались по полу.
– Мне заново уложить твои вещи? – спросил я.
Шут выпрямился после умывания одной рукой, нашарил полотенце и вытер лицо.
– Благая Эда, нет! Я скажу Спарк, чтобы занялась этим. Фитц, ты никогда не относился с почтением к материям и кружевам. Я ни за что не доверю тебе одежду.
Вытянув руки перед собой, он подошел ко мне и опустился на корточки рядом с вещами. Наряд он выбирал на ощупь, легко различая ткани.
Один раз он засомневался, поднял юбку и спросил меня:
– Она синяя? Или бирюзовая?
– Синяя, – ответил я, и Шут отложил ее в сторону. – Есть хочешь? Мне позвонить, чтобы принесли завтрак?
– Да, пожалуйста, – отозвался он, вытаскивая из груды вещей белую блузку.
Должно быть, Шут слышал мои шаги, потому что, когда я ступил на порог, он попросил:
– Ты не мог бы закрыть дверь?
Я закрыл, оставив его в спальне наедине с собой, и стал осматривать гостиную. Тяжелая мебель из темного дерева, похоже, была сделана в Удачном. Вокруг двери была нарисована оплетенная лозой шпалера, на ней я отыскал цветок. Он чуть выступал из стены. Когда я коснулся его, розовые лепестки мгновенно налились алым и вновь побледнели. Я отступил на шаг. Никаких звуков я не услышал, никакой колокольчик вдалеке не зазвонил. Я подошел к окну, выглянул наружу и изумился – сад внизу утопал в цветах. Там бил фонтан, птица в клетке прыгала с жердочки на жердочку. Цветы подставляли лепестки солнцу. Но стоило мне шагнуть в сторону и взглянуть на сад под другим углом, как стало ясно, что никакое это не окно. Хотя птичка скакала, а головки цветов колыхались от легкого ветерка, это было всего лишь изображение. Еще одно чудо Элдерлингов.
Я постучал в спальню:
– Я позвонил, чтобы принесли поесть.
– Можешь войти, – отозвался голос Янтарь.
Когда я вошел, она сидела перед зеркалом, которого не могла видеть, и водила щеткой по волосам, а потом касалась их руками. Словно почувствовав мой взгляд, она спросила:
– Тебя это беспокоит?
Я не стал переспрашивать, о чем она.
– Как ни странно, нет. Ты – это ты. Шут, лорд Голден, Янтарь и Любимый. Ты – это ты, и мы знаем друг друга так хорошо, как только могут двое знать друг друга.
– Любимый, – проговорила она, печально улыбнувшись. Я так и не понял, то ли это Янтарь повторила за мной, то ли Шут назвал меня собственным именем.
Янтарь опустила руки на столешницу, накрыв обнаженную кисть рукой в перчатке.
– Были времена, – начала она, – когда при виде такого перевоплощения тебя бы покоробило.
– Были, – согласился я. – Но теперь другие времена.
Она улыбнулась моим словам. И кивнула. Повернула голову, словно чтобы взглянуть на меня.
– Тебе… тебе понравилось быть тем Фитцем, каким ты был вчера вечером? Человеком, который заботится только о себе?
Я ответил не сразу. Конечно, можно было списать все на чай или сказать, что я не помню. Но я помнил. Возможно, дело и правда было в чае, но Шут прав. Я просто выбросил из головы все и всех и стал думать только о себе. И внезапно это стало моей заветной мечтой. Забыть о долге перед семьей, об обязанностях перед троном Видящих. Делать только то, что хочется, и тогда, когда хочется, вот о чем я мечтал. Прошлой ночью я попробовал эту роскошь. Понятия не имею, как Шут справился один, как он передвигался по незнакомой комнате, как вымылся и нашел одежду для сна. Я бросил его, предоставив самому заботиться о себе, хоть это было ему и не под силу.
– Не думаю, что этот Фитц понравился тебе, – со стыдом пробормотал я.
– Напротив. Иначе зачем, по-твоему, я уговаривал тебя выпить снадобье? – Он медленно вытянул руку в мою сторону. – Фитц… Ты не мог бы подойти?
Я встал перед ним:
– Я здесь.
Его рука в перчатке коснулась моего живота, потом нашла пальцы. Он взял меня за руку. Вздохнул.
– Я ненавижу то, что сделал с тобой. То, во что я превратил твою жизнь. Я завишу от тебя теперь еще сильнее, чем прежде, хотя я никогда ничего не мог без своего Изменяющего. Мне стыдно, когда я думаю о том, сколько опасностей навлек я на тебя, сколько боли и потерь ты из-за меня перенес. Мне больно при мысли о том, что ты всегда заботишься обо мне и моих нуждах.
– Потерь? – Я совершенно растерялся.
– Если бы не я, ты бы не потерял Молли на долгие годы.
– Да. Я бы просто умер.
Он хрипло рассмеялся:
– Верно. Но вопреки всему, я полюбил тебя едва ли не с самой первой встречи. У тебя было такое лицо, когда Шрюд приколол ту булавку к твоему воротнику… Ты отдал ему свое сердце, а я давно отдал свое и на миг ощутил чистейшую ревность. Я хотел, чтобы ты был моим. Не просто моим Изменяющим. Моим другом.
– Но мы и стали друзьями.
– И даже больше, чем друзьями. Вот до чего Слуги не могли докопаться, пока я не выдал тебя. Но и тогда я не осознавал весь смысл нашей близости. Что благодаря ей на свет появится дитя, которое будет столь же мое, сколь твое и Молли. Дарованное нам дитя. Потому что я использовал тебя так безжалостно… Дитя, украденное, потому что я предал тебя.
– Шут! Перестань. Ты сполна расплатился со мной за все, что я дал тебе.
Мне было неловко и страшно видеть самоуничижение и вину на его лице.
– Не совсем, Фитц. Не совсем.
– Ты спас мне жизнь. И не раз.
– Но обычно именно из-за меня она и оказывалась в опасности, Фитц. Если ты спасаешь жеребенка, потому что хочешь, чтобы он вырос в твоего боевого коня, в твоем поступке кроется изрядная доля корысти.
В дверь постучали. Шут выпустил мою руку. Я остался стоять рядом, не шевелясь.