По меньшей мере дважды в день я навещал Шута. Драконья кровь продолжала преображать его, да так быстро, что становилось страшно. Шрамы на его лице и нарочно оставленные следы пыток на щеках и лбу стали сглаживаться. Пальцы распрямились, и хотя он по-прежнему хромал, но уже не вздрагивал от боли при каждом шаге. Он ел с волчьим аппетитом, и Эш следил, чтобы ему всегда было чем утолить голод.
В комнату, которая теперь стала логовом Шута, Спарк чаще всего приходила в обличье Эша, но теперь я время от времени видел ее в разных частях замка как девушку и только диву давался. Она не просто переодевалась, нацепив кружевной чепец с пуговками, она полностью преображалась. В роли Эша она была прилежным и вдумчивым слугой, но иногда на мальчишеском лице мелькала улыбка девочки по имени Спарк. Ее взгляды, брошенные искоса, были не кокетливыми, а загадочными. Несколько раз я заставал ее в покоях Чейда, когда она прибирала по мелочи или приносила чистую воду для умывания. При таких встречах она скользила по мне взглядом, будто мы незнакомы, так что и я ничем не показывал, что знал ее в другом качестве. Интересно, знал ли про ее двойственность кто-то, кроме Чейда и нас с Шутом?
Тем утром, поднявшись по лестнице после ежедневной учебной схватки на топорах со своими стражниками, я застал у Шута именно Эша. Шут, одетый в черно-белый халат, сидел у рабочего стола Чейда, а Эш отчаянно пытался привести в порядок его отросшие волосы. Наряд моего друга напомнил мне о временах, когда он был шутом короля Шрюда. Теперь на его голове отрастали новые волосы, похожие на пух только что вылупившегося цыпленка, а старые, более длинные пряди, свисали тусклыми жгутами.
Преодолев последнюю ступеньку, я услышал голос Эша:
– Нет, это безнадежно. Лучше я подстригу все так, чтобы они были одной длины.
– Пожалуй, ничего лучше сделать нельзя, – согласился Шут.
Эш стал срезать ножницами прядь за прядью, раскладывая их на столе, и Пеструха тут же подошла полюбопытствовать.
Я приблизился совсем тихо, но Шут встретил меня вопросом:
– Какого цвета мои новые волосы?
– Как спелая пшеница, – опередил меня Эш. – Но еще больше они похожи на одуванчиковый пух.
– Такими они были во времена нашего детства, – сказал я. – Вечно парили облаком вокруг головы. Шут, наверное, тебе придется побыть отцветшим одуванчиком до тех пор, пока волосы не отрастут достаточно, чтобы стянуть их в хвост.
Шут потянулся потрогать свою шевелюру, и Эш с недовольным фырканьем оттолкнул его руку.
– Столько перемен и так быстро. И все равно каждый раз, проснувшись, я не могу надивиться тому, что живу в тепле, чистоте и сытости. Боль по-прежнему всегда со мной, но это боль выздоровления, ее можно потерпеть. Я почти радуюсь тому, как все свербит и колет, ведь каждый свербеж и каждое колотье означает, что я иду на поправку.
– А зрение? – отважился спросить я.
Он уставился на меня драконьими переливающимися глазами:
– Я различаю свет и тьму. Больше почти ничего. Вчера, когда Эш прошел между мной и очагом, я смог различить на фоне огня его силуэт. Немного, конечно, но хоть что-то. Я стараюсь быть терпеливым. Как там Чейд?
Я покачал головой, но тут же спохватился, что он не видит моего жеста.
– Все так же, насколько я могу судить. Рана от меча заживает, но медленно. Кора дерева делвен отрезала его от Силы. Я знаю, что он использовал ее, чтобы поддерживать здоровье. Думаю, он и травы, помогающие против старения, пил. А теперь больше не пьет. Мне мерещится, что его морщины становятся глубже и лицо делается все больше осунувшимся, но…
– Вам не мерещится, – тихо сказал Эш. – Каждый раз, когда я захожу в его комнату, то вижу, что он еще чуть-чуть постарел. Как если бы все изменения, которых он добился с помощью магии, стираются и настоящий возраст настигает его.
Закончив стрижку, Эш положил ножницы на стол. Пеструха постучала по блестящим лезвиям клювом, потом решила пригладить собственные перышки.
– Что толку с того, что они не дали ему умереть от Силы, если теперь он умрет от старости? – добавил Эш.
Мне нечего было ответить. Я старался не думать об этом.
А Эш задал новый вопрос:
– И что будет со мной, если он умрет? Я понимаю, плохо думать о себе, когда другой человек страдает, но не думать я тоже не могу. Он был моим учителем и защитником тут, в Оленьем замке. Что будет, если он умрет?
Мне не хотелось думать о таком повороте событий, но я постарался успокоить его:
– Леди Розмари унаследует обязанности Чейда. А ты станешь ее учеником.
Эш покачал головой:
– Вряд ли она оставит меня здесь. Мне кажется, она недолюбливает меня настолько же, насколько был добр со мной лорд Чейд. Она считает, что он был слишком снисходителен. Если он умрет, леди Розмари, наверное, прогонит меня и наберет более почтительных учеников. – И он добавил чуть тише: – А мне останется только то, другое ремесло…
– Нет, – отрезал Шут, опередив меня.
– Тогда, может быть, вы возьмете меня своим слугой? – спросил Эш так жалобно, как мне редко доводилось слышать.
– Я не могу этого сделать, – с сожалением ответил Шут. – Но я уверен, Фитц устроит тебя, прежде чем мы уедем.
– Куда уедете? – спросил Эш, озвучив мои мысли.
– Туда, откуда я явился. Нам предстоит нелегкое и опасное дело. – Он обратил ко мне слепые глаза. – Фитц, я сомневаюсь, что нам нужно ждать, пока восстановится твоя Сила или мое зрение. Думаю, через несколько дней я уже смогу отправиться в путь. Тогда и выступим, не откладывая.
– Эш прочитал тебе свитки, которые я отложил? Или, может быть, Спарк сделала это?
Девочка усмехнулась. Но мне не удалось сбить Шута с мысли.
– От них никакого прока, как ты сам прекрасно понял, Фитц. Тебе не нужны старые рукописи или карта. У тебя есть я. Вылечи меня. Восстанови мне зрение, и мы сможем отправиться в Клеррес.
Я заставил себя промолчать и глубоко вздохнуть. Терпение. Все его мысли – о том, как разрушить Клеррес. И я понимаю его, но и разум, и сердце заставляют меня оставаться на месте, обрекая на мучительное ожидание. Я сомневался, что Шут прислушается к доводам рассудка, но решил попробовать.
– Шут… Ты что, совсем не понял, что случилось с Чейдом и как это сказалось на мне? Я сейчас не рискну прикоснуться к Силе – ни чтобы исцелить тебя, ни чтобы войти в камень самому. Провести тебя с собой? Нет. Ни один из нас не выйдет из камня.
Он открыл рот, чтобы возразить, но я заговорил громче:
– И я все равно не покинул бы Олений замок, пока не исчезнет последняя надежда получить известие о том, где находится Би в пределах Шести Герцогств. Одаренные сейчас ищут ее. Может быть, Чейд еще поправится и поможет нам поговорить с Шун. Неужели я должен мчаться в Клеррес, плыть на корабле несколько месяцев, бросив Би на милость похитителей, когда в любую минуту из Шокса или Риппона может прийти весть о ней? Знаю, тебе не терпится отправиться в путь. Оставаться на месте и ждать известий мучительнее, чем поджариваться заживо. Но я лучше вытерплю эту пытку, чем брошусь вперед очертя голову и оставлю Би без помощи. А когда мы отправимся в Клеррес, когда мы выдвинемся в поход, чтобы обрушить на них нашу месть, то лучше поплывем на корабле, взяв с собой армию. Или ты правда думаешь, что я могу явиться в далекий город, взять приступом его стены, убить тех, кого ты ненавидишь, и вернуться целым и невредимым вместе с освобожденными пленниками?
Шут улыбнулся, и по спине у меня побежали мурашки, когда он тихо сказал:
– Да. Да, я верю, что мы можем это сделать. Более того, я считаю, это наш долг. Потому что знаю: там, где армия будет разбита, смогут одержать победу убийца-одиночка и тот, кто знает, как у врага все устроено.
– Так дай мне быть убийцей, Шут! Я ведь сказал, мы с тобой обрушим на них нашу месть. И так и будет. Ненависть горит в моем сердце не менее жарко, чем в твоем. Но если твоя ненависть – лесной пожар, то моя – пламя в кузнечном горне. Если ты хочешь, чтобы я разобрался с ними как убийца, позволь мне сделать это так, как меня учили. Грамотно. Верно. С ледяным сердцем.
– Но…
– Нет, послушай. Я сказал, что их кровь прольется. Так и будет. Но не ценой жизни и благополучия Би. Я найду ее, верну домой и пробуду с ней столько, сколько потребуется, чтобы она пришла в себя и смогла пережить мою отлучку. Би – прежде всего. Так что смирись с тем, что месть откладывается, и используй это время с толком. Тебе нужно восстановить силы и здоровье, а я тем временем уже начал восстанавливать старые умения.
Потрескивал огонь в очаге. Эш стоял неподвижно, словно часовой, прерывисто дыша. Его взгляд метался от меня к Шуту и обратно.
– Нет, – сказал Шут наконец. Он был непоколебим.
– Ты что, не слышал ничего из того, что я сказал? – возмутился я.
Теперь уже он повысил голос:
– Я все слышал. И кое-что из того, что ты сказал, имеет смысл. Мы подождем какое-то время, однако я не думаю, что с этого будет прок. Хотя как замечательно было бы для нас с тобой, если бы ожидание не оказалось напрасным! Я держал ее всего несколько мгновений, но в эти мгновения между нами зародилась связь. Не знаю, как описать это тебе. Ко мне вернулось зрение. И пусть мои глаза остались слепы, я снова мог видеть будущее. Все возможные пути, все важнейшие перекрестки дорог. И впервые в жизни я обнимал кого-то, кто видел это вместе со мной. Кого-то, кому я мог бы передать все, чему успел научиться сам. Кого-то, кто стал бы моим наследником, подлинным Белым Пророком, не испорченным Слугами.
Я не проронил ни слова. Чувство вины душило меня. Это я разрушил их объятие, вырвал Би из его рук и несколько раз вонзил нож ему в живот.
– Но если сегодня придет весть о том, где теперь Би, а завтра ты вернешь ее домой, то послезавтра мы должны отправиться в путь.
– Я не брошу ее снова!
– Конечно нет. И я тоже не брошу. Би будет там, где безопаснее всего. Она отправится с нами.
Я уставился на него с открытым ртом: