Старый и больной герцог, как рассказывают, вышел из дворца, чтобы держать речь перед своим войском, и тут на них обрушилась башня. Герцог и большая часть его армии погибли. Но канцлер Эллик, доверенный советник и лучший мечник герцога со времен их юности, выжил. Остатки войска Калсиды вынуждены были отступить, а отступление быстро превратилось в паническое бегство.
На следующее утро объявилась дочь герцога и провозгласила, что заключила союз с драконами и их няньками и отныне она полноправная герцогиня Калсиды. Эллик заявил, что герцог назначил своим преемником его, и обвинил так называемую герцогиню в колдовстве. Некто Роктор Красные Руки, бывший мелкий аристократ с западных окраин Калсиды, возле Врат Хейста бросил вызов им обоим. Его дружина не пострадала во время нападения драконов. Именно он, полагаю, и выйдет победителем. Калсидийцы вряд ли согласятся, чтобы ими правила женщина, пусть даже на ее стороне драконы. От войска же герцога Эллика мало что осталось после того, как драконы ополчились на столицу. Потребуется божественное вмешательство, чтобы вернуть ему былую власть и влияние, особенно с тех пор, как ему не удалось защитить город. «Герцогиня» назначила награду тому, кто принесет его голову, а горожане считают его трусом за то, что он бросил их на произвол драконов.
Неподписанный отчет для Чейда Фаллстара
Снег серебрился в лунном свете. Мы со Стрелой даром времени не теряли: я сверял путь по звездам, стремясь как можно скорее достичь цели. Ближе к Девичьему Стану тележная колея влилась в более широкую дорогу, хотя проход между округлых холмов вряд ли заслуживал гордого имени перевала. Стрела была рада снова выбраться на торный путь. Она размашистыми прыжками преодолела последний подъем, а дальше мы весело поскакали вниз – сначала сквозь хвойный лесок, потом по узкой малоезжей дороге среди голых дубов и ольхи. По-зимнему медленно показалось солнце и постепенно осветило наш путь. Стрела сбавила шаг, чтобы отдышаться. Дорога сделалась шире, мы миновали несколько небольших хуторов. Из труб поднимался дым, за окнами горели свечи – крестьяне встают рано. Но все они, похоже, сидели дома – снаружи я никого не встретил.
Рассвет разгорелся ярче, и я пустил Стрелу легким галопом. Когда утро перешло в день, дорога превратилась в широкий наезженный тракт. Я проехал, не останавливаясь, небольшую деревеньку, где огороды и поля дремали под пушистым покрывалом снега в грезах о весеннем севе. Стрела шла рысью, галопом, снова рысью. Вот мы опять углубились в лес. За ним на пути стали попадаться другие путники: лудильщик на раскрашенной телеге, груженной ножами и ножницами; крестьянка с сыновьями верхом на мулах, ведущие в поводу еще нескольких, – от мешков на спинах мулов шел острый запах земли; молодая женщина, сердито нахмурившаяся, когда я пожелал ей доброго дня.
Меня одолевали мрачные мысли: каково сейчас Би, что скажет Дьютифул, когда узнает о моем своеволии, сильно ли рассердится Риддл, а главное, Неттл? Я гнал тревоги, но они возвращались. Эльфийская кора заставляла вспоминать все самое плохое, и я вновь и вновь корил себя за многочисленные ошибки и неудачи. Но через мгновение брали верх семена карриса, и тогда я чувствовал себя неуязвимым, воображая, как в одиночку прикончу все два десятка калсидийцев, и напевал Стреле.
Успокойся. Будь начеку.
Сердце билось так сильно, что мне казалось – его удары разносятся на всю округу.
Снова лес. Рысь, галоп, рысь. Я остановился возле ручья, чтобы напоить Стрелу.
Ты устала?
Ни капельки.
Мне нужно спешить. Дашь мне знать, когда устанешь?
Я – Стрела. Я не устану раньше всадника.
Устанешь. И тогда непременно дай мне знать.
Она фыркнула и, как только я сел в седло, слегка погарцевала. Я рассмеялся и отпустил поводья. Небольшой участок пути она неслась во весь опор, потом снова перешла на свой легкий, плавный галоп.
Мы добрались до приличных размеров города – тут был и постоялый двор, и гостиница, и три таверны. Горожане были уже на ногах. В предместьях мне попалась редкость – часовня Эды. Изваяние богини дремало под снежной мантией, руки статуи были сложены на коленях ладонями вверх. Кто-то отряхнул с них снег и насыпал в горсти просо. На пальцах Эды расселись пташки и клевали подношение. Мы поехали дальше и вскоре оказались на широкой королевской дороге. Не останавливаясь, я мысленно сверился с картой. Эта дорога вела как раз в Солеварню. Самый короткий и верный путь.
Если бы я бежал из Шести Герцогств с пленницами и калсидийскими наемниками, я бы точно не воспользовался им. Любым другим, но только не этим. Я вспомнил слова Шута: тот уверял, что нам ни за что не найти их, что единственный способ вернуть мою дочь – отправиться прямиком туда, куда ее везут. Я бросил в рот щепотку семян карриса, разжевал их. На языке сделалось сладко, пряный и пьянящий вкус мгновенно придал мне сил, в голове прояснилось.
«Самый верный из окольных, самый верный из окольных…» – стучало в голове в такт с копытами Стрелы. Можно было бы и дальше ехать по королевской дороге до самой Солеварни. Если я не замечу чего-нибудь подозрительного, то смогу дождаться похитителей вместе со стражей Венца Холма у захваченного корабля. Или, добравшись до города, двинуть обратно по какой-нибудь из менее наезженных дорог в надежде, что мне повезет. Или обследовать проселки. Я ехал все дальше. Мы миновали развилку. На следующей, решил я, сверну.
Внезапно над головой раздалось карканье. Я поднял взгляд – с неба, расправив крылья, ко мне спускалась ворона. «Да это же Пеструха!» – понял я и приготовился принять ее вес, когда она опустится на меня. Но она не стала этого делать, а полетела по кругу.
– Кр-расный снег! – проговорила она отчетливо. – Кр-расный снег!
Я уставился на нее, а она описала еще круг и полетела в сторону. Я осадил Стрелу. Чего хочет Пеструха? Чтобы я ехал за ней? Но в той стороне нет дороги, только заснеженное поле, а за ним голые березы вперемежку с редкими хвойными деревьями, дальше переходящими в густой лес. Пока я колебался, ворона отлетела далеко, развернулась и, с силой работая крыльями, полетела обратно ко мне.
Я встал в стременах, вытянул руку и окликнул:
– Пеструха!
Но она пролетела мимо, да так низко и близко, что Стрела шарахнулась в сторону.
– Дур-рак! – каркнула ворона. – Фитц – дур-рак! Кр-расный снег! Кр-расный снег!
Я развернул Стрелу.
Давай за ней, – сказал я лошади.
Она мне не нравится.
За ней, – повторил я, и Стрела неохотно подчинилась моей воле.
Покинув широкую и ровную дорогу, мы проломились сквозь колючие кусты и выбрались на крестьянское поле. Снег здесь был глубоким и рыхлым, а замерзшая земля под ним – неровной. Пришлось ехать медленнее, хотя именно теперь мне хотелось мчать во весь опор. Но если лошадь охромеет, она уж точно не сможет скакать быстро. Я постарался обуздать свое нетерпение.
Ворона скрылась под деревьями. Мы упрямо пробирались туда, где последний раз ее видели. Вскоре она вновь вернулась к нам – и вновь улетела вперед. Похоже, на этот раз она осталась довольна, убедившись, что мы следуем за ней. Во всяком случае, больше не ругалась.
А потом мы наткнулись на дорогу. Не настоящую наезженную дорогу, а просто полосу ровной земли, которая начиналась от поля и вилась через лес. Может, ее проложили дровосеки. Или тут гоняли скот на водопой. Пользовался ли кто-нибудь этим путем в последние дни? Трудно сказать. То ли под наметенным за ночь снегом проглядывали более глубокие колеи, то ли мне это только казалось… Как бы то ни было, мы поехали по этой дороге.
Когда мы добрались до первых березок, я увидел то, чего не смог разглядеть с дороги. Издали белая лошадь казалась всего лишь одним из сугробов. Всадника я и вовсе не заметил, пока не оказался рядом с укутанным в меха телом. И только ворона с высоты своего полета могла отследить цепочку алых и розовых пятен на снегу, уходившую глубже в лес.
Лошадь явно околела – глаза ее были широко распахнуты, волоски на морде и вываленный язык выбелены инеем. Капельки крови остались на снегу вокруг рта. Стрела торчала между ребер, за передней ногой. Она пробила легкое, но только одно. Я знал, что тело животного полно крови. Седла на лошади не было, только недоуздок. Должно быть, всадник бежал в спешке. Я остановил Стрелу, как ни неприятно ей было такое соседство, и спешился. Человеческий труп рядом с лошадиным был слишком большим, чтобы это оказалась Би. Напомнив себе это, я побрел по снегу к мертвецу. Волосы, торчавшие из-под меховой шапки, были точь-в-точь такие же белые, как у нее, но это не могла быть Би, не могла… Когда я перевернул тело, то убедился в этом. Бледная девушка была так же безусловно мертва, как лошадь. Перед ее шубы был алым от крови. Возможно, стрела пронзила ее насквозь. И эта девушка была Белая, по крайней мере, отчасти. Она умерла не сразу после того, как упала лицом в снег. Несколько последних вздохов застыли изморозью вокруг ее рта, и мутные голубые глаза смотрели на меня сквозь ледяную корку. Я отпустил ее плечо, и она снова повалилась лицом в снег.
Сердце мое билось так отчаянно, что я задыхался.
– Би, где же ты? – произнес я беззвучно. Мне не хватало воздуха даже на шепот.
Хотелось мчаться по кровавому следу, выкрикивая имя дочери. Хотелось гнать Стрелу галопом во весь опор. Хотелось Силой выкрикнуть на весь свет: «Мне нужна помощь, пусть все, кто есть в Шести Герцогствах, придут и помогут мне спасти дочь!» Но я стоял на месте, дрожа и обливаясь потом, пока безумный порыв не миновал. Тогда я вернулся к своей лошади.
Но только я вставил ногу в стремя, как передние ноги Стрелы подогнулись, и она упала на колени.
Устала. Так устала… – Она передернулась, и задние ноги тоже перестали держать ее. – Так устала…
Стрела! – У меня перехватило горло от тревоги.
Ну как я мог подумать, что она сможет вовремя предупредить меня, что выбивается из сил! Семена карриса подстегивают тебя, пока остаются хоть какие-то силы, а потом ты просто падаешь.