— Мы потеряли ребенка. Маленькую девочку! Дочь Видящих! Она пропала, как когда-то пропала моя младшая сестра. И мы снова должны пройти через это страдание? Через незнание? Тайную боль? Пропала! А мы должны быть сдержанней?
Она откинула голову назад, обнажив длинный столбик горла, и завыла, как волчица, оплакивающая своего щенка. Проспер опустился на колени рядом и обнял мать за плечи.
— Точно ли, что она пропала навсегда? Все знают рассказы о людях, которые вышли из камней спустя годы… — произнес Чивэл.
— У нее нет опыта, и она попала в камень как часть неподготовленной группы. Это как капля вина в бурной реке. Я не буду давать никаких ложных надежд. Мы должны отпустить ее, — произнесла Неттл.
Я задрожал. Кетриккен села рядом и крепко обняла меня.
— Это моя вина, — признался я ей.
— Ох, Фитц, ты всегда… — она откинулась назад и что-то сказала. Еще мягче она добавила: — Тебя никто не обвиняет.
— Я сам обвиняю себя.
— Это конечно, — мягко произнесла она, словно я был ребенком, утверждающим, что луна сделана из сыра.
Эллиана услышала нас.
— Нет! Виноваты они! Те, кто ее украл. Их всех нужно найти и убить! Убить, как свиней, визжащих перед мясником!
— Эллиана, Фитц убил тех, кого мог. Камень взял остальных.
Дьютифул попытался успокоить ее. Я поднял голову. Слепой или нет, взгляд Шута встретился с моим. Он встал, нащупывая плечо Искры, и она скользнула под его руку хорошо выученным движением. Я видел, как двигается его рот, и знал, что он сказал ей. Он поддержит Эллиану, и этот союз станет таким же непредсказуемым и взрывоопасным, как один из горшков Чейда.
— Родные мои, — сказал Дьютифул. В его голосе звучали неуловимые нотки того, кто владеет положением. — Пожалуйста. Мы собрались здесь, чтобы оплакать маленькую Би. Мы должны скрывать свою скорбь до тех пор, пока не поймем, как магию обратили против нас, и сохраняется ли опасность нападения невидимых врагов. Когда у нас появятся тактика и цель, мы ударим. До тех пор мы собираем знания и строим планы. Мы не должны пугать наши герцогства, пока у нас не будет защиты.
Сжав зубы, он покачал головой.
— Но у нас не одна угроза. Огромный зеленый дракон совершил набег на Фарроу, не только забрав скот, но и разрушая амбары, чтобы добраться до животных. Два других дракона угрожали Бернсу. Драконьи торговцы одновременно утверждают, что не управляют ими и угрожают возмездием любому, кто нападет на них. Пиратские острова увеличили сборы с наших торговых судов на треть и требуют уплачивать только золотом или бренди из Сенседжа. Тилт сообщает о болезни, которая уносит овец и собак. А в Горах…
— Все так, — сказала Кетриккен, прерывая этот список бед. — Эта трагедия не значит, что остальная жизнь останавливается. Но ты прав, Дьютифул. Мы пришли сюда выплакаться, и дать друг другу немного тепла.
Она поднялась и протянула руку жене своего сына. Эллиана приняла ее и Кетриккен помогла ей подняться.
— Идемте.
Две королевы пошли впереди, и все двинулись за ними к огню. Чивэл, сын Баррича и Молли, подошел ко мне и предложил руку.
— Ты можешь идти? — без намека на жалость спросил он.
— Могу, — но я принял его руку, чтобы подняться, и он остался рядом со мной.
У Искры в кармане фартука нашлись ножницы. Кетриккен и Эллиана принесли свои обрезанные волосы в шелковых сумках. Они полетели в огонь, зловоние заполнило комнату. Запах напомнил мне, как мы с Би сжигали тело курьера. Той ночью моя малышка была такой храброй. Внезапно меня затошнило. Какое нежное воспоминание о маленьком ребенке: она помогла мне скрыть убийство! Я молчал, пока каждый человек бросал прядь волос в огонь и рассказывал свое воспоминание, произносил слова сожаления или просто склонял голову. Нэд говорил о платье, которое он подарил ей, и о том, что она выглядела как «маленький праздничный торт, украшенный сахаром и специями», когда надела его. Кетриккен с сожалением говорила о том, как ошиблась в ее жизненной силе, когда впервые увидела. Неттл поделилась тем, чего я никогда не знал: как пришла в комнату и увидела Би, одну, танцующую вместе со снегом, падающим за окном. Но когда пришла моя очередь, я только покачал головой.
Дьютифул взял у Искры ножницы. Он вырезал прядь с моего затылка, там, где никто бы не заметил, и отдал ее мне. То же самое он делал и для других. Вернуть волосы Кетриккен и Эллианы нельзя, но мы, остальные, не должны никому дать повода для лишних вопросов. Когда Шут вышел вперед, вставая под ножницы короля, он тронул рукой мою ладонь.
— Позже, — шепотом сказал он.
И на этом все оборвалось. На костре не было маленького тела. Все это чувствовали. Наша небольшая церемония прощания была не закончена, и уже не будет закончена никогда. Я никогда не был таким одиноким среди членов своей семьи. Неттл обняла меня. Кетриккен взяла меня за руки, посмотрела в глаза и просто покачала головой. Подошла Искра, чтобы отвести меня к Чейду. Он улыбнулся и очень тихо поблагодарил за то, что я вернул его девочку. Я не мог сказать, понимает ли он, что Би больше нет.
Каждый подходил ко мне со словом или прикосновением, а затем спокойно выходил из комнаты. Братья увели Неттл, и Риддл потянулся за ними. Дети Чейда увели его с собой. Искра подняла Шута, и Нэд встал, видимо, чтобы перекинуться словечком с ними. Я попрощался с королевой Эллианой. Слезы по-прежнему струились по ее щекам, когда сыновья выводили ее из комнаты.
Мы остались втроем, с Дьютифулом и Кетриккен. Дьютифул печально посмотрел на меня.
— Я тоже должен уйти. Прибыли три герцога, чтобы обсудить драконьи грабежи.
Он набрал воздуха, чтобы продолжать, но я покачал головой.
— Ты должен идти и быть королем. Я понимаю.
Мое желание остаться в одиночестве вытолкнуло эти слова, убедившие его заняться своей собственной жизнью. Он тихо ушел, и я повернулся к королеве Кетриккен.
— Нет, — твердо сказал она.
— Простите? — ее голос поразил меня.
— Ты хочешь проводить меня обратно в гостиную. Там уже готова еда. Фитц, ты не уйдешь. И я не позволю тебе зачахнуть. В твоем лице видно каждую кость, руки совсем исхудали. Идем. Пройдись со мной.
Я не хотел. Я хотел пойти в свою комнату и навечно уснуть. Или сесть на лошадь и отправиться в темную зимнюю ночь. Вместо этого Кетриккен взяла меня за руку, и мы пошли через замок, вверх по лестнице, к двери гостиной комнаты, соседствующей с ее спальней. Мы вошли, и она попросила двух ожидавших ее леди оставить нас.
Стол был накрыт. Горячий суп под крышкой, мягкий и свежий хлеб. В чае чувствовалась мята, ромашка и незнакомая крепкая пряность. Я ел без аппетита, просто потому что это было легче, чем спорить с Кетриккен. Я выпил согревающий чай и почувствовала себя измотанной лошадью, наконец-то добравшейся до конюшни. Моя печаль не ослабела, но уступила место усталости. Кетриккен положила еще одно полено в огонь. Она вернулась к столу, но не села. Вместо этого она встала у меня за спиной, положила руки на мои плечи и слегка размяла их. Я напрягся при ее прикосновении. Она наклонилась и прошептала:
— Бывает время, когда стоит выбросить все мысли. Для тебя оно наступило. Опусти голову.
И я повиновался. Она терла мои плечи и шею и говорила о других временах. Она заставила меня вспомнить Горное королевство и то, как она пыталась отравить меня в нашу первую встречу. Она рассказала о нашем длинном походе в поисках Верити и вспомнила про моего волка, про то, как мы двигались единым целым. Она говорила о боли в поисках Верити и о том, как он изменился. Как отдался своему дракону.
Огонь почти потух, за узким окном растаял зимний день.
— Вставай. Тебе нужно поспать.
Она отвела меня в свою спальню и отбросила богатое фиолетовое покрывало, открывая белоснежные простыни.
— Отдохни здесь. Никто не придет, никто не будет искать тебя и задавать вопросы. Просто спи.
— В чае, — сказал я, и она кивнула.
— Для твоего же блага, — ответила она. — И подходящий случай после того, что ты сделал с Риддлом.
Я не мог спорить с ней. Я лег на ее чистые простыни в одежде, которую не снимал несколько дней. Она стянула сапоги с моих ног и укрыла меня, как ребенка.
Я проснулся глубокой ночью. Силы вернулись ко мне. Я стал чашей, наполненной печалью, но печаль эта успокоилась, как боль, которая утихает, пока человек не двигается. Медленно вспомнилось, что я не в своей постели. Запах Кетриккен витал вокруг. Моей спине было тепло — она спала рядом, обняв меня. Неправильно. Но хорошо. Я взял обе ее руки и прижал к груди. Я не чувствовал никакого желания, хотелось только объятий, только чтобы кто-то спал рядом и охранял мою спину. Она глубоко вздохнула:
— Верити.
Скорбь по ушедшим не умирает. Мы можем спрятать ее в сундук и запереть, но всякий раз, когда он откроется хоть на щелочку, аромат потерянной сладости вырастет и заполнит наши легкие тяжестью. Верити, потерявшийся в Скилле, как и Би. Иногда разделить потерю подобно бальзаму. Я скучал по своему королю и хотел, чтобы у меня была его сила.
— Верити, — мягко согласился я. — И Би.
Я закрыл глаза, и сон снова поглотил меня.
Перед рассветом она меня разбудила. Она надела толстый зимний халат, ее короткие волосы серым ореолом окружили голову.
— Ты должен выйти потайной дверью, — сказала она, и я кивнул. У Дьютифула и без нас было много поводов для беспокойства.
Мое тело болело, и я не стал надевать сапоги, а взял их в руки. Она прошла за мной до двери гардероба. Потайной выход в этих маленьких покоях прятался в стене. Там она схватила меня за руку, повернула к себе и еще раз обняла. Я поцеловал ее в лоб, а затем в щеку. Когда я отпустил ее, она наклонилась, чтобы коснуться губами моих губ.
— Не наказывай себя, Фитц. Скорби, но не наказывай себя. И не убегай от нас, пожалуйста. Теперь ты нам нужен здесь больше, чем когда-либо.
Я кивнул, но не ответил. Понимала ли она, какую тяжелую упряжь надела сейчас на мою шею?