Впустили меня без лишних вопросов. Из Большого зала слышалась музыка и гул голосов. Уже так поздно! Ворона задержала меня дольше, чем я думал. Я поспешно прошел мимо слуг с тарелками и хорошо одетых людей, тоже немного задержавшихся, и поднялся по лестнице. Я не снимал капюшона, не поднимал глаз, и меня никто не узнал. Оказавшись в комнате, сбросил усыпанный снегом плащ. Ворона цеплялась сзади за воротник, мой парик запутался в ее лапах. Почувствовав себя свободной, она поднялась на моей шее и попыталась взлететь. Парик и шляпа потянули ее вниз, и она упала на пол.
— Не шуми. Я освобожу тебя, — сказал я ей.
Она еще какое-то время барахталась, потом замерла на боку, откинув крыло, волосы парика опутали ее лапы. Теперь белые перья между черных были отлично видны. Это значило, что любая ворона будет пытаться убить ее. Я вздохнул.
— Не дергайся, и я освобожу тебя, — повторил я.
Ее клюв был открыт, она задыхалась. Яркий черный глаз уставился на меня. Я медленно работал. Казалось невозможным, что за такой короткий промежуток времени она так крепко запуталась. Капли ее крови разлетелись по полу. Распутывая, я разговаривал с ней.
— Тебе очень плохо? Они клевали тебя?
Одновременно я попытался спокойно и уверенно коснуться ее Уитом.
Тебе больно? осторожно спросил я, стараясь не давить на ее барьеры. Ее боль ударилась в меня. Она дико замахала крыльями, сводя на нет большую часть моей работы, а потом снова упала.
— Тебе очень плохо? — снова спросил я ее.
Она закрыла клюв, посмотрела на меня, а потом выкрикнула:
— Щипали! Щипали перья!
— Я вижу.
Вопрос, сколько человеческих слов она знает, смешался во мне с облегчением от того, что она может со мной говорить. Но птица — это не волк. Трудно было понять, что я чувствую от нее. Боль, страх, много гнева. Если бы она была волком, я бы точно знал, куда она ранена и как сильно. Это же было похоже на попытку общаться с кем-то, кто говорит на другом языке.
— Дай мне освободить тебя. Мне нужно положить тебя на стол, там светлее. Могу я взять тебя?
Она моргнула.
— Вода. Вода. Вода.
— И я принесу тебе воды.
Я старался не думать о том, сколько времени уже потерял. Как будто в ответ на мое беспокойство, я ощутил вопросительный укол от Чейда. Где я? Королева попросила Дьютифула убедиться, что я буду присутствовать — очень необычная просьба.
Я скоро подойду, пообещал я, искренне надеясь, что это правда будет быстро. Открыв потайную дверь, я сгреб ворону с пола, держа ее осторожно, но свободно, и понес вверх по темной лестнице.
— Фитц? — с тревогой спросил Шут, не успел я зайти в комнату.
Я мог разглядеть только его силуэт в кресле перед камином. Свечи выгорели много часов назад. Мое сердце сжалось от беспокойства в его голосе.
— Да, это я. И со мной раненная ворона, она запуталась в моем парике. Я потом все объясню, но сейчас мне нужно положить ее, зажечь свечи и дать ей воды.
— У тебя ворона, которая запуталась в твоем парике? — удивительно, но в его голосе послышалась насмешка. — Ох, Фитц. Я всегда могу надеяться, что ты какой-нибудь странной проблемой развеешь мою скуку.
— Ко мне послал ее Уэб.
Я положил ворону на стол. Она попыталась встать, но пряди волос слишком хорошо связали ее, и она снова опрокинулась на бок.
— Потише, птица. Мне нужно найти свечи. Потом, надеюсь, я смогу распутать тебя.
Она затихла, но дневные птицы часто затихают в темноте. Я прошелся по полумраку комнаты, выискивая свечи. К тому времени, когда я зажег их, поставил в подсвечники и вернулся к столу, Шут уже был там. К моему удивлению, его узловатые пальцы разбирали пряди волос, крепко обвившие лапы птицы. Я поставил свечи на дальнем конце стола и стал наблюдать. Птица не шевелилась, лишь иногда прикрывала глаза. Пальцы Шута, когда-то длинные, изящные и умные, теперь походили на узловатые мертвые ветви. Работая, он мягко разговаривал с ней. Рука с омертвевшими пальцами нежно сжимала лапы, а пальцы второй поднимали и вытаскивали пряди волос. Он лепетал, как ручей, бегущий по камешкам.
— Вот это должно пройти первым. А теперь мы можем вынуть этот палец из петли. Вот. Одна лапка почти свободна. О, а здесь туго. Дай-ка я проведу эту прядь снизу… вот. Одна лапка чистая.
Ворона резко дернула свободной лапой, но Шут положил руку ей на спину, и она вновь легла.
— Скоро ты будешь свободна. Лежи, или веревки еще больше затянутся. Если в веревках дергаться, это не поможет.
Веревки. Я не произнес ни слова. Со второй лапой ему пришлось провозиться дольше. Я чуть не предложил ему ножницы, но он был так увлечен работой, так отстранен от своей тоски, что я махнул рукой на время и не стал ему мешать.
— Вот ты где. Все, — произнес он наконец и отложил шляпу и потрепанный парик в сторону. Ворона лежала неподвижно. Затем, дернувшись и взмахнув крыльями, она вскочила на ноги. Шут больше не пытался прикоснуться к ней.
— Ему нужна будет вода, Фитц. Страх вызывает жажду.
— Ей, — поправил я его.
Я пошел к ведру с водой, наполнил чашку и принес ее к столу. Поставив, я обмакнул пальцы в воду, подержал их на весу, чтобы птица могла разглядеть падающие капли, и отошел в сторону. Шут взял шляпу и парик, который так и болтался на ней. Ветер, дождь, и воронья драка нанесли им тяжелый урон. Часть локонов парика запутались, другие пряди свисали ободранные и мокрые.
— Кажется, исправить это будет сложно, — заметил он и поставил шляпу обратно на стол. Я взял ее и провел пальцами по волосам, пытаясь вернуть им некое подобие порядка.
— Расскажи мне о птице, — попросил он.
— Уэб спросил меня, не могу ли я ее взять. Она… ну… она потеряла хозяина. Друга. Не Уит-партнера, а человека, который помогал ей. Она вылупилась с несколькими белыми перьями в крыльях…
— Белые! Белые! Белые! — внезапно закричала птица. Она попрыгала к воде и сунула клюв глубоко в чашку.
— Она может говорить! — воскликнул Шут, пока она с жадностью пила.
— Только как все птицы — повторяет слова, которые выучила. Надо полагать.
— Но она говорит с тобой, через Уит?
— Не совсем. Я ощущаю ее чувства, страдание, боль. Но мы не связаны, Шут. Я не разделяю ее мысли, а она — мои.
Я потряс шляпу. Ворона пронзительно вскрикнула от удивления и отпрыгнула в сторону, чуть не опрокинув воду.
— Извини, не хотел тебя пугать, — сказал я.
Я горестно посмотрел на парик и шляпу. Их уже не поправишь.
— Погоди немного, Шут, я должен поговорить с Чейдом.
Я потянулся Скиллом к Чейду.
Мой парик испорчен. Не думаю, что сегодня смогу быть лордом Фелдспаром.
Не важно, приходи как можешь, но быстрее. Что-то назревает, Фитц. Королева Эллиана переполнена этим. Когда я ее встретил, то сначала решил, что она сердится, у нее были холодные, блестящие глаза. Но она кажется странно сердечной, почти ликующей, ведет танцы с таким восторгом, какого я в ней никогда не замечал.
Ты спрашивал Дьютифула, знает ли он, что случилось?
Дьютифул не знает. Я почувствовал, как он расширил границы Скилла, включая в разговор короля.
Может быть, Дьютифул просто думает, что нет ничего плохого в том, что королева наслаждается праздником, с сарказмом предположил тот.
Что-то витает в воздухе. Я чувствую это! настаивал Чейд.
Может быть я все-таки понимаю настроение моей жены лучше тебя? ответил Дьютифул.
Мне не хотелось слушать их перебранку.
Я приду как смогу, но не как лорд Фелдспар. Боюсь, парик испорчен.
По крайней мере, оденься подобающе, раздраженно приказал Чейд. Если спустишься в тунике и брюках, на тебя все будут глазеть. Надеть что-нибудь из гардероба Фелдспара. Там еще есть вещи, которые он не носил. Выбери из них, и быстро.
Хорошо.
— Ты должен идти, — произнес Шут, когда я оборвал разговор.
— Да, должен. Откуда ты знаешь?
— Фитц, я давно научился читать твои раздраженные маленькие вздохи.
— Парик испорчен. И с ним — личность лорда Фелдспара. Мне нужно спуститься в комнату, перебрать одежду, нарядиться и войти в зал в новой личине. Я могу это сделать, но совсем не в восторге, в отличие от Чейда.
— А мне когда-то это нравилось, — вздохнул Шут в свою очередь. — Как бы я хотел выполнить сегодня твою работу! Выбрать одежду и спуститься вниз одетым со вкусом, с кольцами, серьгами, духами, смешаться с сотнями людей и есть хорошо приготовленные блюда. Пить, танцевать и шутить.
Он снова вздохнул.
— Я хотел бы еще пожить перед смертью.
— Ох, Шут.
Я потянулся к его руке, но замер. От прикосновения он мог снова дернуться, и это причинит боль нам обоим.
— Тебе пора. А птица составит мне компанию.
— Спасибо, — искренне сказал я.
Я надеялся, что она не испугается и не станет биться в стены комнаты. Пока здесь все еще царил сумрак, и я решил, что все будет в порядке. Я уже шагнул на лестницу, когда меня догнал его вопрос.
— Как она выглядит?
— Она ворона, Шут. Взрослая ворона. Клюв черный, ноги черные, глаза черные. Единственное, что отличает ее от тысяч других ворон — у нее есть белые перья.
— Где они?
— Несколько на крыльях. Когда она распахивает их, крылья почти полосатые. И есть несколько пучков на голове или спине, кажется. Остальные вырваны.
— Вырваны, — повторил Шут.
— Белые! Белые! Белые! — закричала в птица в темноте. Затем еле слышно пробормотала: — Ох, Шут.
— Она знает мое имя! — восторженно воскликнул он.
— И мое. К сожалению. Как раз этим она привлекла мое внимание. Она кричала: «Фитц Чивэл! Фитц Чивэл!» посреди улицы Портных.
— Умная девочка, — одобрительно пробормотал Шут.
Я несогласно хмыкнул и поспешил вниз по лестнице.