Ворона взлетела на подоконник. Я осторожно отступил назад, освобождая ей место.
— Прощай, — произнес я и стал ждать, когда она улетит.
Она склонила голову и посмотрела на меня. Потом быстро, по-птичьи, снова повернула голову и огляделась. И, распахнув крылья, она вернулась в комнату и с грохотом приземлилась на мой поднос с завтраком. Расставив широко крылья, будто напоминая мне, она отчетливо произнесла:
— Белый! Белый!
И не колеблясь схватила и проглотила кусочек бекона. Чуть поклевала хлеб и, встряхнув его, рассыпала по полу. Мгновение смотрела на него, потом с грохотом начала клевать кувшин с яблочным компотом.
Пока она трепала мой завтрак, я взялся за дорожную сумку лорда Фелдспара. Да, Чейд хорошо снарядил его. Я нашел бутылку чернил и гусиное перо. Подумав немного, я очистил стол, перевернул перо, обмакнул его конец в бутылку с чернилами, и внимательно рассмотрел результат. Это сработает.
— Ворона. Иди сюда. Я нарисую тебе черный.
Она уронила кусок сала, который пыталась разорвать.
— Белый! Белый!
— Никаких белых, — сказал я ей и Не белый, сосредоточил на ней Уит.
Она склонила голову и уставилась на меня ярким глазом. Я ждал. С грохотом опрокинув ложку, она снялась с подноса и попрыгала ко мне.
— Распахни крылья.
Она не двигалась. Я медленно развел руки в стороны.
Открой. Покажи белый.
Понять, что от тебя хотят — не значит сразу же довериться ему. Она попыталась. Она распахнула крылья. Я попытался промокнуть их черным, но она забилась и забрызгала чернилами все вокруг. Я попробовал еще раз. Работая, я разговаривал с ней.
— Я понятия не имею, останется ли это после дождя. Или ветра. Или не слипнутся ли перья. Открой их. Нет, оставь их открытыми. Пусть высохнут чернила. Вот так!
К тому времени, когда я начал работу над вторым крылом, она уже больше помогала мне, чем мешала. Мои руки и переписка были закапаны чернилами. Я закончил со вторым крылом и вернулся к первому. Теперь мне нужно было объяснить ей, что пора окрасить и нижние стороны ее крыльев.
— И сохни! — предупредил я ее, и она замерла с распростертыми крыльями. Затем слегка встряхнула ими, приводя в порядок, и я с удовольствием заметил, что брызг почти не было. Сложив крылья, теперь она выглядела обыкновенной черной вороной.
— Нет белых! — сказал я ей.
Она повернула голову и пригладила перья. Совершенно довольная моей работой, она резво запрыгала в середину тарелки.
— Я оставлю для тебя открытым окно, — сказал я и ушел, оставив ее приканчивать мой завтрак.
Дверь за мной захлопнулась. То что сказал когда-то Чейд, было правдой: открытое окно и открытая дверь создавали потрясающий сквозняк в комнате.
Я поднялся по крутым ступенькам, обдумывая, как рассказать Шуту обо всем, что произошло за одну ночь. Глупая ухмылка не сходила с моего лица. Впервые я позволил себе признать, что часть меня очень довольна. Так долго, слишком долго я стоял на краю леса, издалека глядя на освещенные окна. Замок Баккип был моим домом, всегда был моим домом. Несмотря на все опасения и страхи, на один сладостный момент я позволил себе представить, что сижу по левую руку короля во время его суда, или за высоким столом во время банкета. Я представил, как танцую со своей маленькой дочерью в Большом зале. Я расскажу все Шуту, и он поймет мои растрепанные чувства. Затем я снова пожалел, что его не было там прошлой ночью, что он не видел и не слышал пения Старлинг о моем мужестве и о моих храбрых, самоотверженных поступках.
Но он ничего этого не увидел бы. И как загнанный олень, падающий со скалы на поверхность замершего озера, мое настроение рухнуло в темноту и холод. Мой ликование исчезло, и я почти испугался. Вчера я не упомянул о беременности Неттл. Сегодня мне стало страшно сказать ему, что король Дьютифул прилюдно признал меня.
Мои шаги замедлились, и к тому времени, когда я достиг вершины лестницы, я еле тащился. Так что я не был готов увидеть Шута, сидящего за столом Чейда, в кругу шести горящих свечей. Еще меньше я был готов к однобокой улыбке, с которой он встретил меня.
— Фитц! — почти весело воскликнул он. Шрамы на лице искажали его марионеточную гримасу. — У меня есть новости для тебя!
— И у меня, — я слегка воспрял духом.
— Это хорошие новости, — предупредил он, будто я мог предположить иное. Я подумал, что он собирается сказать мне мои собственные вести и сразу же решил, что, если он хочет получить от этого удовольствие, я не стану мешать.
— Я вижу, — ответил я, присаживаясь за столом напротив него.
— Нет, ты не видишь! — засмеялся он над шуткой, мне еще не понятной. — Но я — да!
Я довольно долго сидел молча, ожидая продолжения. Потом, как это часто происходило между нами в юности, я вдруг понял смысл его слов.
— Шут! Ты можешь видеть?
— Именно это я только что и сказал, — ответил он и разразился искренним смехом.
— Посмотри на меня! — потребовал я, и он поднял глаза, но они не встретились с моими. К моему глубокому разочарованию, они все еще были затуманены и серы.
Улыбка на его лице немного угасла.
— Я вижу свет, — признался он. — Могу отличить свет от тьмы. Хотя не совсем так. У слепых не такая темнота, как у зрячих. Ох, это не имеет значения, так что я не буду пытаться что-то объяснить, а просто скажу, что знаю, что передо мной на столе есть свечи. А когда отворачиваюсь, то знаю, что там свечей нет. Фитц, я думаю, мое зрение возвращается. Когда ты использовал Скилл, в ту ночь… я понял, что раны на спине начали заживать. Но это — намного больше.
— В ту ночь я ничего не делал с твоими глазами. Быть может, это значит, что ты начал выздоравливать.
Я подавил предупреждение, которое почти взорвалось во мне. «Не надейся на многое». Я знал, какое слабое у него здоровье. И все-таки теперь он может различать свет. Это значит, что ему становится лучше.
— Я рад за тебя. И мы должны продолжать. Ты ел сегодня?
— Да, ел. Мальчик Чейда принес еду, и, казалось, он уже не так сильно боится меня. Или он просто увлекся птицей. А потом пришел сам Чейд, со свертком вещей для тебя. Фитц! Он все мне рассказал. И я… озадачен. Рад за тебя. И мне страшно. Как может быть такое время, такой мир, где происходит то, чего я никогда не предвидел? И он сказал мне, что Старлинг спела твою историю, и очень красиво! Это действительно так? Или мне приснилось?
Укол досады. Я не знал, как сильно хотел рассказать ему о себе, пока не понял, что он уже все знает. Но его улыбка стерла мое сожаление.
— Нет. Все это правда. И это было удивительно.
И я поделился с ними моментами, которые мало кто понял бы. Я рассказал ему, как Целерити, герцогиня Бернса, наследница своей сестры, леди Хоуп, положила руки на мои плечи. Я смотрел в ее чистые глаза. В уголках ее губ скопились морщинки, но решительная девушка встретила мой взгляд.
— Я никогда не сомневалась в тебе. И ты не должен сомневаться во мне, — сказала она и поцеловала меня в губы перед тем как развернуться и уйти.
Рассказал про недоуменный взгляд ее мужа, прежде чем он поспешил вслед за ней. Про то, как королева Эллиана срезала серебряную пуговицу-нарвала с манжеты и отдала ее мне, повелев постоянно носить ее. Он улыбался, а потом, когда я рассказал ему как люди, которых я едва знал, жали мне руку или хлопали по плечу, его лицо стало задумчивым. Кто-то из тех людей смотрел недоверчиво, некоторые плакали. Сбивали с толку те, кто предупреждающе подмигивал мне и наклонялись, чтобы прошептать: «Помни, как я хорошо хранил твой секрет», или что-то подобное. Хуже всего был молодой гвардеец, который смело прорвался мимо ожидающей знати. Искры гнева танцевали в его глазах, когда он сказал:
— Мой дед умер думая, что послал вас на смерть. До конца своих дней Блейд полагал, что предал вас. Уж ему-то, думаю, вы могли бы довериться.
Затем он повернулся на каблуках и скрылся в толпе прежде, чем я успел ответить ему.
Я заметил, что говорю тихо, будто рассказываю старую сказку ребенку. И веду все к счастливому концу, хотя все знают, что сказки никогда не заканчиваются, и счастливый конец — всего лишь момент, чтобы перевести дух перед очередной бедой. Но я не хотел думать об этом. Не хотел ломать голову над тем, что же будет дальше.
— Чейд объяснил, почему сделал это? — спросил Шут.
Я пожал плечами, но он не видел этого.
— Он сказал, что пришло время. Будто Шрюд и Верити хотели бы, чтобы это произошло. Сам выбравшийся из тени, он сказал, что не мог оставить меня там.
Я порылся на одной из полок Чейда, на другой, прежде чем нашел, что искал. Винный спирт. Я зажег новую свечу и выбрал тряпку. Смочив ее, я начал стирать чернильные веснушки. Это было нелегко. Что хорошо для вороны, то раздражало меня. Я придвинул зеркало Чейда и продолжил соскребать пятна с лица.
— Что это за запах? Что ты делаешь?
— Убираю чернила с лица. Я закрасил белые перья вороны чернилами, чтобы на нее не нападали.
— Раскрасил ворону. На следующий день после признания троном, принц Фитц Чивэл развлекается раскрашиванием ворон, — он рассмеялся. Очень приятный звук.
— Чейд оставил пакет для меня?
— На другом конце стола.
Он снова посмотрел на свечи, наслаждаясь возможностью разглядеть их слабый блеск. Поэтому я не стал их трогать, а перенес пакет ближе и начал развязывать. Запахло землей. Он был завернут в кожу и связан кожаными ремнями. Узлы позеленели от времени, кожа пестрила белыми пятнами от воды. Ремни давно не трогали, и мне даже показалось, что сверток долго, может быть всю зиму, хранился где-то на улице. Наверное, был где-то закопан. Пока я возился с узлами, Шут заметил:
— Еще он оставил тебе записку. Что в ней?
— Я еще не читал.
— Разве тебе не стоит прочитать ее прежде, чем открыть сверток?
— Он так сказал?
— Он долго думал, а потом написал несколько слов. Я слышал скрип его пера и много вздохов.
Я перестал сражаться с ремнями. Что мне интереснее: пакет или записка? Подняв свечу, я увидел лист бумаги. В полумраке я даже не заметил его. Я дотянулся, схватил его и подтянул поближе. Как и в большинстве посланий Чейда, не было ни даты, ни приветствия, и ни подписи. Просто несколько строк.