Мне было почти семь, когда она открыла мне правду. Я видела только обнаженных женщин и не представляла, что мужчины могут отличаться от них. До тех пор я искренне считала себя мальчиком. Я очень удивилась и огорчилась. И испугалась. Ведь в нашем доме были девочки ненамного старше меня, которые тяжело работали в ремесле моей матери, и должны были всегда притворяться счастливыми ветреницами. Вот поэтому, сказала мама, она сделала меня мальчиком, и поэтому я и должна оставаться мальчиком. А мое настоящее имя — Искра. Эш, пепел, — это то, что покрывает уголь и прячет свет, вот почему она придумала для меня такие имена.
Шут, сам того не желая, увлекся ее рассказом, его рот слегка приоткрылся от изумления или ужаса. Мне стало глубоко жаль девушку.
— Как же выходит, что женщины работают как невольницы? В Шести Герцогствах нет рабства.
Она покачала головой, удивляясь моему невежеству.
— Конечно нет. Но когда у вас есть долг, который вы не в состоянии заплатить, суд принуждает вас отработать его. В юности мама очень любила сидеть за игровыми столами в городе. Она была красивой и умной, но не настолько умной, чтобы заметить, с какой легкостью хозяин такого заведения раздает ей авансы. А когда она совсем запуталась, его ловушка захлопнулась, — она склонила голову. — И она была далеко не первым человеком, которого принудили к такой работе. Многие знают, что есть судья, лорд Сенсибл, который занимается делами должников и часть мужчин и женщин отправляет торговать телами. Скромные дома, такие, как тот, в котором работала моя мать, оплачивают их игорные долги, и заявляют о новых. Если кто-то жалуется, хозяева угрожают продать долг тем, кто выгонит должника работать в доки и на улицы. Как только моя мать появилась в этом доме, ей записали в долг еду, которую она ела, одежду, постель и чистое белье. Потаскушки никогда не выбираются из своих долгов. Когда родилась я, и мать оставила меня при себе, я стала для нее еще одним источником трат.
— Лорд Сенсибл.
Я накрепко запомнил это имя и холодно пообещал себе, что Дьютифул услышит его из моих уст. Как так вышло, что я, столько лет проживший в Бакке, не знал об этом?
Искра продолжала.
— Женщины в том доме использовали меня как мальчика на побегушках. Мне доверяли относить записки мужчинам или приносить с рынков особенные товары. Ведь жизнь продолжалась. Однажды вечером я встретила лорда Чейда, он искал парня, чтобы отнести сообщение на корабль в доках. Я взяла у него записку и выполнила поручение. А вернувшись, передала ему записку с ответом. Я уже хотела уйти, когда он вновь позвал меня и протянул серебряную монетку. Но только я подошла ближе, он схватил меня за руку, как и вы, а затем шепотом спросил, в какую игру я играю. Я сказала ему, что не играю, а работаю на свою маму и, если он хочет что-то узнать, пусть спрашивает у нее. В тот же вечер он нашел ее и пробыл с ней до утра. Он был очень впечатлен тем, как хорошо она меня выучила. И после этого, всякий раз посещая наш дом, он всегда говорил, что приходит, чтобы увидеть меня, дать мне какое-нибудь поручение и оставить серебряную монетку. Он стал учить меня разным приемам. Как сделать больше подбородок и челюсти, огрубить кожу рук холодной водой, растянуть ботинки, чтобы мои ноги выглядели больше.
Мама хорошо работала, но не об этом она мечтала для себя и тем более для меня. Лорд Чейд обещал, что когда, мне исполнится пятнадцать, он сделает меня своим слугой и научит меня другому ремеслу.
Она помолчала и вздохнула.
— Но тут вмешалась судьба. Он забрал меня в одиннадцать.
— Подожди. Сколько же тебе лет?
— Как девочке? Тринадцать. Когда я — Эш, я говорю людям, что мне одиннадцать. Я довольно хилый мальчик, хотя как девочка — я сильная.
— Что же случилось, когда тебе исполнилось одиннадцать? — спросил Шут.
Лицо Искры окаменело. Глаза ее поблекли, но голос не дрожал.
— Мужчина решил развлечься, разделив постель с матерью и ее сыном. Когда он пришел к нам, хозяйке заведения уже было хорошо заплачено за такую ночь. Никто не спрашивал разрешения. Когда мама начала возражать, хозяин сказал, что ее долг лежит и на мне. И что если мы с мамой не подчинимся, он тут же выбросит меня из дома, — она побледнела, ноздри ее сжались от отвращения. — Мужчина зашел в наши комнаты. Сказал мне, что сначала я буду смотреть, что он делает с моей матерью. А потом будет смотреть она, а он научит меня «новой забаве». Я отказалась, и это развеселило его. «Ты воспитала в нем характер. Всегда хотел попробовать со строптивым жеребенком».
Мама ответила: «Ты не тронешь его, ни сейчас, ни потом». Я думала, что он рассердится, но это только возбудило его. Мама одевалась очень красиво, как и все женщины в том доме. Он схватил ее за шею, разорвал одежду и толкнул на кровать, а она не стала сопротивляться, обвила его ногами и приказала мне убегать, удирать из дома и не возвращаться.
Она помолчала, вспоминая тот день. Ее верхняя губа дважды дернулась: если бы она была кошкой, она бы зашипела.
— Искра? — тихо напомнил Шут.
— Я убежала, — глухо продолжила она. — Послушалась ее, как всегда, и побежала. Спряталась. Два дня я провела на улицах Дингитона. Плохо их помню. Однажды меня поймал мужчина. Я думала, он хочет убить меня или изнасиловать, но он сказал, что меня ищет лорд Чейд. То есть, он назвал другое имя, конечно, под которым лорд Чейд посещал наш дом. Но у него был знак, который я узнала, и, хоть я и боялась, что меня обманут, все равно пошла с ним. За два дня голода и холода я не раз задумывалась, не было ли глупостью отказать тому мужчине в комнате, — она вздохнула. — Меня отвели в трактир, накормили и заперли в комнате. Несколько часов я ждала и тряслась, не представляя, что со мной будет. Затем пришел лорд Чейд. Он сказал, что мою мать убили, и что он беспокоился обо мне.
В этот момент в ее голосе вновь появились чувства. Чем ближе был конец, тем быстрее она говорила.
— Я думала, что ее просто побьют. Или может хозяйка лишит ее заработка. Но не думала, что ее изнасилуют, задушат и бросят на пол, как грязный платок.
Внезапно слова в ней кончились, и она задышала, тяжело, будто раздувая кузнечные мехи. Мы с Шутом молчали.
— Лорд Чейд спросил меня, кто это сделал, — наконец продолжила она. — Хозяйка дома отказалась говорить, кто тем вечером купил время моей мамы. Я не знала, как его зовут, но все остальное… Название его духов, узор на его кружевных манжетах, родинку ниже левого уха — я знала все. И не думаю, что когда-нибудь смогу забыть, как он выглядел в тот момент, когда мама притянула его к себе, приказывая мне убегать.
Она замолчала. Повисла тишина. Она икнула, и этот обычный звук странно прозвучал для конца такой мрачной истории.
— Ну вот, так я появилась здесь. Стала работать с лордом Чейдом. Пришла я сюда как мальчик, и живу здесь чаще всего как мальчик, но он предлагает мне иногда переодеваться в служанку. Наверное, чтобы я не забыла, как это — быть девушкой. Ведь когда я вырасту, мне станет трудно носить личину парня. А еще — чтобы услышать то, о чем люди не будут говорить при мальчишке. Чтобы узнать, что лорд или леди могут сделать только перед простой служанкой. И рассказать увиденное Чейду.
Чейд. При упоминании его имени я вспомнил, зачем шел сюда.
— Чейд! У него раневая лихорадка, и именно поэтому я и пришел. Мне нужно что-нибудь от боли. И нужно послать за целителем, чтобы он попозже пришел промыл его рану.
Искра вскочила на ноги. Она выглядела всерьез обеспокоенной.
— Я приведу ему целителя сейчас же. Я знаю старика, которому он доверяет. Ходит медленно, но свое дело знает. Разговаривает с лордом Чейдом и предлагает ему какое-нибудь лечение, а потом слушает, что по мнению лорда Чейда было бы лучше. Я немедленно пойду за ним, а пока он доберется, я сама зайду в комнату лорда Чейда.
— Беги, — отпустил я ее, и она скользнула к гобелену и исчезла.
Какое-то время мы молчали.
— Опий, — наконец произнес я, и пошел к полкам. Чейд хранил его в разных видах. Я выбрал крепкий настой, который можно было бы разбавить чаем.
— Она была очень убедительным мальчиком, — заметил Шут. Было непонятно, с каким чувством это сказано.
Я стал искать какую-нибудь чашку, чтобы отлить немного настойки.
— Что ж, тут тебе видней, — откликнулся я, не задумываясь.
Он засмеялся.
— Да, Фитц, действительно, усмехнулся он, и побарабанил пальцами по столу. Я с удивлением посмотрел на него.
— Кажется, твои руки заживают.
— Так и есть. И все еще очень болят. Может быть, найдешь немного опия и для меня?
— Тебе нужно быть осторожнее с лекарствами от боли.
— Ну что ж. Это значит «нет»? Что ж, хорошо.
Я смотрел, как он пытается разогнуть пальцы. Они до сих пор плохо сгибались.
— Я должен извиниться. Нет. Не извиниться… У меня приступы ужаса. Паники. Я становлюсь кем-то другим. Кем-то, кем я не хочу быть. Мне хотелось ударить Эша. В самый первый момент. Ударить его. Навредить ему за то, что он напугал меня.
— Я знаю такие порывы.
— И?
Я бросил свои поиски. Придется взять бутылочку в комнате Чейда и вернуться сюда.
— Эш — вот перед кем тебе стоит извиниться. Или Искра. А про приступы ярости? Время. Пройдет время, никто не будет пытаться причинить тебе боль или убить, и они станут реже. Но по своему опыту я знаю — они никогда не исчезнут полностью. Мне до сих пор снятся сны. Я до сих пор сдерживаю вспышки гнева.
Мне вспомнилось лицо человека, который ударил собаку на рынке. И злость вновь завладела мной. Мне нужно было сильнее бить его, подумалось мне. «Стоп», скомандовал я себе, «прекрати думать об этом».
Пальцы Шута коснулись деревяшки, с которой он возился.
— Эш. Искра. Хорошая компания, Фитц. Он мне нравится. И кажется, я тоже нравлюсь ей. Чейд часто бывает мудрее, чем я о нем думаю. Разрешить ей переодеваться и жить в двух ролях — это блестяще!
Я молчал. Я только что вспомнил, как ходил полураздетым перед Эшем. Перед девочкой. Девочка, чуть постарше моей дочери, подбирала мне свежее исподнее. Давно я так не краснел. Но Шуту я не стал ничего говорить. Слишком уж часто в последнее время он веселился за мой счет.