Он задумался. Эш убрал ножницы и начал выметать обрезки волос.
— Ну все, хватит травить друг друга. Мы договорились, что поедем в Клеррес. Теперь давай договоримся, когда и как мы поедем туда. Давайте подумаем, что мы можем. Когда мы подойдем к Клерресу, нам придется совладать с его укреплениями. А войдя внутрь, мы попадем в паучье гнездо, и нам потребуется вся наша ловкость, чтобы уничтожить их. Думаю, мы должны больше полагаться на свою хитрость и умение прятаться, чем на силу оружия.
— Я умею прятаться, — тихо сказал Эш. — Мне кажется, я мог бы вам пригодиться в этом деле.
Шут заинтересованно повернулся к нему.
— Нет, — твердо сказал я. — Несмотря на все, что тебе пришлось пережить за свою короткую жизнь, я не стану брать в подобное путешествие такого юнца. Мы говорим о не о кинжале в темноте или дозе яда в бульоне. Шут сказал — их десятки. Может быть, их больше, чем он знает. Это не место для ребенка.
Я опустился на стул рядом с Шутом.
— Шут, то, о чем ты просишь меня — дело непростое. Даже если я соглашусь, что все Слуги обречены на смерть, я все равно должен понимать, смогу ли я это сделать. А я сомневаюсь и в своем мастерстве убийцы, и в своем топоре. Я сделаю все, что смогу. Ты это знаешь. Те, кто украл Би и Шан, перестали жить с момента, когда зашли в мой дом. Они должны умереть, но так, чтобы моя дочь и Шан выжили. Потом умрут те, кто причинил тебе боль. Да. Но кроме этого? Ты говоришь о резне. А мне кажется, ты слишком переоцениваешь меня. — Мой голос дрогнул, когда я добавил: — Особенно мою способность справляться со смертью и не чувствовать ее цены. И когда мы доберемся до Клерреса… Действительно ли все там заслуживают смерти?
Я не мог успеть за эмоциями, мелькавшими на его лице. Страх. Отчаяние. Неверие, что я сомневаюсь в его суждении. Но в конце концов он печально покачал головой.
— Фитц, ты думаешь, я бы просил, если это было иначе? Может быть, тебе кажется, что я хочу этого только ради своего спасения. Или мести. Но это не так. За каждым, кого мы должны убить, стоят десятки, сотни людей, которых держат в темном рабстве. Может у нас получится освободить их, чтобы они жили так, как захотят. Слуги разлучали детей, как скотину, кузенов с кузинами, сестер с братьями. Уроды, родившиеся без малейшего признака Белых, уничтожались так же равнодушно, как ты выпалывал сорняки в своем летнем саду.
Голос его задрожал, руки безостановочно шарили по столу. К нему подошел Эш. Я покачал головой. Мне показалось, Шуту не понравится, если сейчас его кто-то коснется.
Он замолчал и сжал кулаки, пытаясь успокоиться. Мотли бросила прихорашиваться и придвинулась к нему.
— Шут? Шут?
— Я здесь, Мотли, — сказал он, словно ребенку. Он протянул руку на ее голос. Она вскочила на его запястье, и он не вздрогнул. Она полезла по рукаву, помогая себе клювом и когтями, и добралась до его плеча. Тут она начала перебирать его волосы. Я увидел, как его сжатые челюсти постепенно расслабились. И все-таки, когда он продолжил, голос его был глух и мертв.
— Фитц, понимаешь ли ты, что они приготовили для Би? Для нашего ребенка? Она — бесценное прибавление к их племенному скоту, к породе Белых; то, что они до сих пор не могли найти. Если они еще не поняли, что она — моя, скоро поймут.
Глаза Эша широко распахнулись. Он начал что-то говорить, но я резким жестом остановил его. Я прижал руку к груди в попытке успокоить сердце и глубоко вздохнул. Задавай вопросы.
— Итак. Как долго нам придется добираться в этот Клеррес?
— По правде говоря, я не уверен. Когда я впервые отправился из школы в Баккип, я шел окольными путями. Я был молод. Не раз блуждал или садился на корабль, который привозил меня не в тот порт, в котором я надеялся найди судно, идущее в Бакк. Иногда я месяцами сидел на одном месте, прежде чем находил средства на дорогу. Дважды меня насильно задерживали. Тогда мои запасы были скудны, а «Шесть Герцогств» звучало как выдумка. А когда я возвращался в Клеррес с Прилкопом, мы шли через камни. И нам тоже потребовалось какое-то время на дорогу.
Он помолчал. Надеялся, что я предложу пройти так же? Тогда ему придется долго ждать, даже после того, как я вновь смогу управлять Скиллом. Сегодняшнее состояние Чейда только увеличивало мое нежелание иметь дело с камнями.
— Но какую дорогу мы ни выберем, нам нужно быстрее двинуться в путь. Кровь дракона, которую дал мне Эш, замечательно действует на мое здоровье. Если так пойдет дальше, и если ты поможешь мне вернуть зрение… О, да даже если и нет! Давай подождем курьера, на которого ты надеешься. Но как долго? Дней десять?
Переубедить его оказалось невозможно. Я не стал давать ему ложных надежд.
— Подождем, пока Роустэры не вернутся с Олухом и Фитцем Виджилантом… Это недолго. Возможно, к тому времени твоим глазам станет лучше, как и всему остальному. А если нет, мы попросим Олуха и других членов группы Неттл проверить, смогут ли они вернуть тебе зрение.
— Но не ты?
— До тех пор, пока Неттл не решит, что мой Скилл не вырвется из-под надзора — нет. Я буду в комнате, но помочь не смогу. — Я повторил вслух обещание, которое дал себе. — Пора мне уступить ее законному авторитету мастера Скилла. И начать уважать ее знания. Она предупредила меня не касаться Скилла, и я не стану. Но другие смогут тебе помочь.
— Но я… Тогда не надо. Нет. — Он прикрыл рот изуродованной рукой. Пальцы дрожали. — Я не… не могу. Я просто не могу позволить им… Пока ты не поправишься… Фитц, ты-то знаешь меня… Но другие… Пусть они поделятся силой, но только ты сможешь прикоснуться ко мне. А до тех пор… нет, нет. Я подожду.
Он сжал губы и скрестил руки на груди. Я видел, как надежда покидает его тело, как опускаются его плечи. Он закрыл слепые глаза, и я отвернулся, не мешая ему переживать. Куда девалась его смелость, дарованная драконьей кровью? Мне почти хотелось, чтобы он снова начал ругаться. Вид сжавшегося от страха Шута только раздувал угли моей ярости. Мне хотелось убить их. Всех до одного.
Мотли что-то бормотала Шуту. Я встал и, отойдя на несколько шагов, заговорил, давая ему понять, что больше не смотрю в его сторону.
— Эш, ты ловко управляешься с ножницами. Можешь убрать нитки из шва на моем лбу? Они слишком тугие.
— Выглядит как кривая строчка на дрянном платье, — заметил Эш. — Подойдите сюда. Сядем к огню, тут больше света.
Пока он работал, мы перекидывались словами, в основном он коротко предупреждал, где будет вытаскивать нитку или просил смыть выступившую кровь. Мы оба притворились, что не замечаем, как Шут встал и осторожно двигается к постели. К тому времени, когда Эш закончил со мной, Шут либо уснул, либо хорошо притворился спящим.
Медленно тянулся день за днем. Всякий раз, когда мне хотелось двигаться, я шел заниматься. Однажды я тренировался с внуком Блейда. Он почти не скрывал радости от своего превосходства. Когда я второй раз принял его вызов поработать палками, он чуть не одолел меня. После Фоксглов отвела меня в сторону и с сарказмом спросила, понравилось ли мне быть мальчиком для битья. Я ответил, что все не так, что я просто пытаюсь вернуть свои боевые навыки. Но, ковыляя к парильням, я признался себе, что солгал ей. Моя вина требовала боли, и боль эта была одним из немногих чувств, которые были способны отвлечь от мыслей о Би. Я понимал, что это ненормально, но оправдывал себя тем, что к моменту стычки с ее похитителями я буду способен дать им отпор.
Я занимался и в тот день, когда в замке прокричали о возвращении Роустэров. Я коснулся земли кончиком деревянного меча, предупреждая партнера об окончании, и пошел им навстречу. Их строй был разбит, они ехали, как побежденные и обозленные люди. Лошадей своих товарищей вели в поводу, но тела их домой не привезли. Скорее всего, сожгли их там, где они остались лежать. Интересно, что солдаты подумали при виде мужчины с порванным горлом? А может быть среди ручьев крови никто не обратил внимания на его раны.
Солдаты вели коней в стойла, не обращая на меня внимания. Фитц Виджилант уже спешился и стоял, держа поводья, в ожидании того, кто возьмет его лошадь. Олух, выглядевший старым, замершим и усталым, горбился на маленькой крепкой кобылке. Я подошел к его стремени.
— Спускайся, старый друг. Положи руку мне на плечо.
Он поднял голову, чтобы рассмотреть меня. Я давно не видел его таким несчастным.
— Они гадкие. Смеялись надо мной всю дорогу. Ударили меня сзади, когда я пытался выпить чай, и я облился. А в гостинице прислали двух девушек, она дразнили меня. Они разрешали мне трогать за грудь, а когда я так делал, то били меня.
В его маленьких глазах блестели слезы. Он так искренне делился со мной своими бедами! Я проглотил гнев и мягко ответил:
— Ты дома, и никто больше не сделает тебе больно. Ты вернулся к друзьям. Спускайся.
— Я очень старался защитить его, — произнес Лант за моим плечом. — Но он никак не мог спрятаться от своих мучителей или не обращать внимания на них.
Я не раз ухаживал за Олухом и отлично это понимал. Этот человечек умудрялся попадать в самые разные неприятности, и, несмотря на возраст, он так и не научился понимать добродушные шутки. Но теперь слишком поздно. Как кошка, он неизбежно привлекал к себе самых несносных личностей. Тех, кто скорее всего станет его мучить.
Но ведь когда-то он мог избегать издевательств?
Я тихо спросил его:
— Почему же ты не спел им «Вы не видите меня, не видите»?
— Они обманули меня, — нахмурился он. — Один сказал: «Да ты мне нравишься, давай дружить!» Но они гадкие. Те девочки говорили, что хотят, чтобы я их трогал. Что это будет весело. Потом они ударяли меня.
Я вздрогнул от боли в его глазах и опущенных уголков губ. Он кашлянул, и это был нехороший, мокрый кашель.
— Каждого из них надо хорошенько выпороть, вот что я думаю, сэр.
Я повернулся, и увидел Персеверанса. Он вел трех лошадей. Чалую, Присс и пятнистого мерина из моих конюшен. Пятнышко, вот как его звали.