— Что ты здесь делаешь? — спросил я, разглядывая его. Правый глаз заплыл, щека раздулась. Кто-то приложил к этому руку. Я хорошо знал, от чего бывают такие следы. — И что с тобой случилось? — продолжил я, не дав ему ответить на первый вопрос.
— Его они тоже били, — подал голос Олух.
Лант начал волноваться.
— Он пытался вмешаться той ночью, в гостинице. Я сказал ему, что станет только хуже, ну так и вышло.
Рядом со мной стояли слабость, неопытность и глупость. Посмотрев на горестное лицо Олуха, я заменил «глупость» на «наивность». Это было частью его натуры. Я молча помог ему спешиться. Олух снова тяжело закашлялся.
— Лант отведет тебя на кухню и проследит, чтобы тебе приготовили что-нибудь горячее и сладкое. Мы с Пером отведем лошадей. А потом, Лант, советую предстать перед королем Дьютифулом и отчитаться. Олух тоже встретится с ним.
— Не перед лордом Чейдом? — встревожился Лант.
— Сейчас он очень болен.
Олуха мучил приступ кашля, сменившийся хрипением. Я немного смягчился.
— Проследите, чтобы он хорошо поел, а потом сводите его в парильни. Тогда я успею услышать ваш рапорт вместе с его величеством.
— Баджерлок, я все-таки думаю…
— Принц Фитц Чивэл, — поправил я его и смерил его взглядом. — И не вздумайте снова сделать эту ошибку.
— Принц Фитц Чивэл, — исправился он и растерянно замолчал.
Взяв вожжи его лошади и кобылки Олуха, я отвернулся.
— Это не было ложью, — сказал я, не оглядываясь. — Я про то, что ты сейчас думаешь. Но не называй меня этим именем здесь. Мы не готовы к тому, чтобы все узнали, что Баджерлок и Фитц Чивэл — один и тот же человек.
Пер тихо хмыкнул.
— Бери своих лошадей, Персеверанс, — не оглядываясь, сказал я ему. — И пока ты их устраиваешь, придется объясниться.
Роустэры пошли туда, что я называл «новыми» конюшнями, которые построили после войны с Красными кораблями. Сейчас я не хотел их видеть. При нашей первой встрече я хотел быть спокойным, а не казаться таковым. Я повел Пера и лошадей к конюшням Баррича, где я вырос. Их давно не использовали, но мне было приятно увидеть здесь порядок и чистоту в стойлах. Местные мальчишки с восторгом встретили меня и так живо занялись лошадьми, что совсем не оставили работы Перу. Некоторые признали его за своего парня и уважительно поглядывали на меня, решив, по-видимому, что синяки на его лице — дело моих рук.
— Разве это не лошадь лорда Деррика? — осмелился спросить один из них.
— Уже нет, — ответил. Волна признательного тепла от чалой застала меня врасплох.
Мой всадник.
— Вы ей нравитесь, — заметил Пер из соседнего стойла. Он чистил Присс. Одному из мальчиков он уступил Пятнышко, но за Присс ухаживал сам.
Я не стал спрашивать, почему он так решил.
— Так что ты здесь делаешь?
— Она вся в грязи, сэр. Мы переходили через замерзшую топь, она провалилась и вся измаралась. Поэтому я чищу ее.
Совершенно честный ответ. Ох уж этот мальчишка. Я невольно восхищался им.
— Персеверанс, зачем ты приехал в Баккип?
Он выпрямился, чтобы посмотреть на меня. Если он не был искренне удивлен такому повороту, то отлично притворился.
— Сэр, я присягнул вам. Где же еще я должен быть? Я знал, что вам пригодится эта лошадь, а доверять ее этим… гвардейцам мне не хотелось. И я знал, что вам пригодится Присс. Когда мы пойдем за этими ублюдками и вернем Би, она захочет вернуться домой на своей лошадке. Простите, сэр, я хотел сказать — леди Би. Леди… Би, — он прикусил нижнюю губу.
Я собирался отругать его и отправить домой. Но когда юноша говорит, как мужчина, нехорошо кричать на него, как на ребенка. К нам подошла девочка с ведром воды. Я повернулся к ней.
— Как тебя зовут?
— Пейшенс, сэр.
Я слегка опешил.
— Итак, Пейшенс, когда Пер закончит, ты покажешь ему, где взять горячую еду и где здесь парильни. Найди ему кровать в…
— Я бы хотел остаться рядом с лошадьми, сэр. Если никто не против.
Это мне тоже было понятно.
— Помоги ему найти постельное белье. Если хочешь, можешь устроиться в одном из пустых стойл.
— Спасибо, сэр. За все.
— Ему нужна припарка на щеку? Я знаю такую, которая снимет синяк к утру. — Пейшенс явно понравилась идея поухаживать за Персеверансом.
— Правда? Ну, тогда займись и этим, а утром я проверю, что получилось.
Я пошел к выходу, но вспомнил про гордость мальчика и обернулся.
— Персеверанс? Ты должен держаться подальше от Роустэров. Ты меня понял?
Он опустил глаза.
— Понял, сэр, — недовольно ответил он.
— Ими займутся. Но ты не лезь.
— Они ужасные, — тихо сказала Пейшенс.
— Держитесь от них подальше, — предупредил я обоих и вышел из конюшен.
Глава двадцать перваяВинделиар
Итак, давайте поговорим о способности забывать. Мы все бываем забывчивы. Мы можем пропустить встречу с другом, сжечь хлеб или забыть, куда положили вещь. Этот вид беспамятства нам привычен.
Но есть еще один вид, о котором мы думаем реже. Пока я не напомню вам о фазе луны, скорее всего, вы и не будете думать об этом. Эту мысль затмит ваш завтрак или дорога, по которой вы шагаете. Вы не думаете о луне постоянно, и поэтому сейчас вы забыли о ее фазе. Или, может быть, лучше сказать, что вы не помните этот кусочек знаний о ней.
Если я войду в комнату, когда вы шнуруете ботинок, и скажу: «Сегодня ночью будет прекрасная луна», вы вспомните о ней. Но до того, как я произнесу это, вы не будете думать про луну.
Легко можно понять, что в течение жизни мы не помним мира вокруг нас, за исключением того, что сейчас требует нашего внимания.
Талант полукровок позволяет заглянуть в будущее с помощью снов. Иногда, очень редко, встречаются люди, способные узнать будущее, некое дуновение грядущего, в котором нужный человек не вспомнит то, что мы пожелаем скрыть от него. Такие люди могут убедить человека навсегда остаться в подобной беспамятности. И сделать кого-либо или что-либо почти невидимым, почти забытым. У нас записаны некоторые полукровки, которые могут сделать подобное для одного человека. Есть сведения о немногих, способных лишить памяти шесть человек. Но я считаю, что юный ученик Винделиар обладает поистине невероятным талантом. Даже в семь лет он может завладеть умами двенадцати учеников и заставить их забыть про голод. И поэтому я прошу передать его мне, чтобы намеренно развить это его дарование.
Мне было лучше. Все вокруг только и твердили об этом, даже Шан. Я сомневалась, что они правы, но на меня свалилось слишком много всего, и сил на споры не хватало. У меня слезла кожа, лихорадка прошла. Меня больше не трясло, и я могла ходить, не шатаясь. Но стало сложно слушать людей, особенно если говорили сразу несколько человек.
Между Двалией и Элликом росло напряжение. Нам пришлось пересекать реку, и большую часть вечера они спорили, в каком месте лучше сделать это. Это была их первая стычка, которую я видела. Стоя между нашим костром и костром чалсидианцев, они держали карту, тыкали в нее пальцами и спорили. В деревне рядом был паром. Двалия убеждала, что Винделиару будет слишком тяжело.
— Ему придется прятать не только всех нас, и ждать, пока все переправятся, но еще и сам паром. И не один раз, а два-три, пока мы не перевезем все сани и лошадей.
Двалии хотелось перейти реку по мосту, но, чтобы добраться до него, нам пришлось бы проехать сквозь большой город.
— Это прекрасное место для засады, — возражал Эллик. — Если он не способен навести туману на паромщиков, то как он справится с целым городом?
— Мы пройдем глубокой ночью. Быстро проедем по городу, переедем через мост и уберемся как можно дальше.
Я прислонилась к Шан. Она напряглась, всем телом подслушивая разговор. А я устала от болтовни и жаждала тишины. Тишины и нормальной еды. Дичи в лесах не было, и вот уже два дня мы ели только кашу и коричневый суп. Сегодня сани не разгружались, лошадей не распрягали. Чалсидианцы не спешивались и были готовы в любой момент построиться. Лурри стояли рядом с лошадьми. Все ждали, пока Эллик и Двалия договорятся. Мост сегодня ночью или паром завтра? Мне было все равно.
— Как они попали на эту сторону реки по дороге сюда? — шепотом спросила я Шан.
— Заткнись, — коротко и еле слышно ответила она. Это слегка взбодрило меня, и я тоже насторожилась.
Вновь заговорила Двалия. Мне показалось, что она нервничает.
— Паром слишком близко к Баккипу, — говорила она, прижимая кулаки к груди. — Нам нужно быстро пересечь реку и скрыться. После реки мы направимся к холмам и…
— Снова холмы. Если ты не решишься двигаться по дороге, сани когда-нибудь увязнут в рыхлом снегу, — сказал Эллик. — Бросим сани. Ты их украла, а теперь они только мешают.
— Возов больше у нас нет. Придется оставить и палатки.
— Значит бросим и их, — Эллик пожал плечами. — Без них мы будем двигаться быстрее. Нас задерживает твоя женская настырность тащить с собой все это барахло.
— Не смотри на них, — прошептала Шан мне в ухо.
Но я не отвела взгляда. Обычно их ссоры не затягивались. Всегда приходил Винделиар, улыбался, качался, а потом мы делали так, как хотела Двалия. Я зажмурилась и сделала вид, что задремала. Но успела заметить отчаяние Двалии. Она взглянула в нашу сторону, и Шан наклонилась вперед, чтобы расшевелить костер.
Затем, еле передвигая ноги, приковылял Винделиар. Улыбающийся, как всегда. Он замер у нашего костра и оглянулся.
— Почему ты не в санях? Разве не пора уезжать?
Ночь давно опустилась, и обычно к этому времени мы уже покидали дневной лагерь.
— Конечно, мы скоро двинемся, — громко ответила Двалия. — Потерпи, Винделиар. Иди-ка сюда, мы с Элликом решаем, как лучше поступить.
И в первый раз я ясно увидела, что делает Винделиар. Улыбаясь и вихляя всем телом, как пухленький малыш, он подошел к Двалии. Склонив голову, он посмотрел на Эллика. Мужчина нахмурился.