Это была очень долгая ночь. Наверное, Двалия думала, что утром Винделиара нам вернут. Но она ошиблась. Половина солдат ушла спать, но часть остались поддерживать огонь и следить за пленником. Когда стало ясно, что Эллик заснул, она повернулась к нам.
— Ложитесь спать, — сердито распорядилась она. — Сегодня вечером мы снова будем в пути, и вы должны отдохнуть.
Но мало кто смог уснуть. Еще до того, как зимнее солнце добралось до зенита, мы все поднялись и, нервничая, бродили по лагерю. Эллик тоже проснулся, и мы увидели, как сменилась охрана вокруг Винделиара, и как поменялись двое, присматривающие за нашей частью стоянки. Бледные Слуги старались не смотреть на них. Никто не хотел встречаться с их пристальным взглядом. Опустив глаза и изо всех сил напрягая слух, мы пытались разобрать приказы Эллика солдатам.
— Охраняйте их, — услышала я, когда Эллик сел на лошадь. — Когда я вернусь, то хочу найти все так же, как оставил.
Двалия еще больше забеспокоилась, когда Эллик приказал привести лошадь для Винделиара. Мы с ужасом наблюдали, как они оба удаляются, сопровождаемые четырьмя солдатами. Они направились в город средь бела дня.
Думаю, это был самый страшный день, потому что Эллик уехал, а солдаты остались. И как же хорошо они следили за нами! С косыми взглядами и ухмылками, тыкая пальцами в сторону растерянных лурри, руками показывая размер грудей и ягодиц то одной, то другой. Не разговаривали с нами, не прикасались к кому-то из нас, но от этого почему-то их бормотание и блестящие глаза становились еще страшнее.
Но люди Эллика знали, что такое порядок. Он приказал им пока оставить нас в покое, и они так и сделали. И все-таки ужас от ожидания, от понимания того, что в любой момент он может отменить или изменить свой приказ, висел над нами. Весь этот день лурри с серьезным видом занимались своей обычной работой, но взгляды их то и дело устремлялись к солдатам в соседнем лагере. Дважды я слышала тихие разговоры.
— Этого никогда не видели, никогда не предсказывали! Как это может быть?
Они копались в запомнившихся записях, цитируя их на память друг другу, пытаясь истолковать по-новому, так, чтобы поверить, что происходящее все-таки было ожидаемо, предсказано. Двалия, как мне показалось, обрывала эти разговоры так часто, как могла, приказывая Слугам растопить еще снега и натаскать еще дров. Они слушались, уходя по двое-трое, но, думаю, все-таки продолжали перешептываться.
В то время как Двалия пыталась занять своих людей делами, солдаты Эллика бездельничали и наблюдали, обсуждая женщин, будто лошадей на рынке. Мужчины с нашей стороны беспокоились не меньше женщин, боясь, что Двалия им прикажет защищать нас. Среди них не было опытных бойцов. Все они были людьми, которых я считала писцами: полными знаний и идей, но легкими, как ивовые саженцы, и бескровными, как рыба. Они неплохо охотились, и Двалия приказала им заняться этим. Кровь застыла во мне, когда я увидела, как поднялись несколько солдат и, сутулясь, пошли за ними, злобно усмехаясь и похохатывая.
Мы ждали вокруг своего костра, слабого и неспособного никого согреть. В конце концов наши охотники вернулись с двумя костлявыми зимними кроликами. Лица их осунулись. Нет, на них никто не нападал, солдаты просто шли следом, громко обсуждая, что могут сделать, если захотят. Трижды они спугивали дичь в момент, когда охотники пускали стрелы.
Я терпела, сколько могла, но в конце концов мне захотелось отойти. Я обратилась к Шан, очень раздраженной, но в столь же отчаянном положении. Мы пошли вместе, оглядываясь через плечо, пока не нашли укромного уголка. Я все еще изображала мальчика и какое-то время стояла, прежде чем присоединиться к ней на снегу. Я давно приноровилась и больше не мочила задники ботинок. Мы уже оправляли одежду, когда на нас упала тень. Шан вдохнула поглубже, чтобы закричать.
— Не надо, — мягко произнес мужчина, скорее попросив, чем скомандовав. Он подошел поближе, и в сумраке я смогла разглядеть, что это молодой солдат, который телячьими глазами смотрел на Шан, когда мы покидали Ивовый лес. Он негромко и быстро заговорил:
— Я просто хотел сказать, что буду защищать вас. Я умру, но не позволю навредить вам. Или ей.
— Спасибо, — так же тихо ответила я. Мне казалось, лучше будет, если он поговорит со мной, а не с Шан.
Я не могла видеть его глаза, но заметила, как улыбка дернула его рот.
— И я не выдам твой секрет, — добавил он и отступил в тень елей.
Какое-то время мы стояли на месте, потом осторожно двинулись к этой рощице. Она была пуста.
— Он уже разговаривал со мной, — призналась Шан. Я посмотрела в ее широко распахнутые глаза. — Несколько солдат говорили со мной. Так же, как говорят мерзости бледным людям, когда те берут у них еду или собирают посуду, — она смотрела в темноту, куда мог уйти солдат. — Он единственный, кто сказал что-то доброе.
— Ты ему веришь? его обещаниям?
Она посмотрела на меня.
— Что он защитит нас? Один против всех? У него не получится. Но то, что он собирается защищать нас от своих товарищей, говорит о том, что грядет что-то ужасное.
— Мы все знаем это, — тихо ответила я.
Мы вернулись в лагерь. Мне хотелось взять ее за руку, хотелось держаться за кого, но я понимала, что ей это не понравится.
Уже совсем в сумерках вернулся Эллик со своим отрядом. Двалия облегченно выдохнула, увидев Винделиара, целого и невредимого. Седельные сумки на всех лошадях был полны, спутники Эллика смеялись и кричали, приветствуя товарищей у костра.
— Мы грабили город при дневном свете, и ни один человек ничего не понял! — кричал один из них, и мужчины потянулись посмотреть, что у них есть.
Из сумок появились бутылки с вином, хорошая еда, ветчина, буханки хлеба с изюмом, ароматные булки, копченая рыба и зимние яблоки. «Средь бела дня!» — услышала я. Кто-то из мужчин завертел в воздухе домотканое платье: «Стянул прямо с нее, а она стояла, как недоенная корова! Было какое-то ощущение, но времени не хватило! А когда мы отошли, муж взял ее за руку, и они утопали, не оглядываясь!»
Двалия с ужасом приоткрыла рот. Я подумала, что ее испугало услышанное, но затем проследила за ее взглядом. Винделиар все еще сидел на лошади рядом с ухмыляющимся Элликом. Человек-в-тумане нерешительно улыбался, на нем было ожерелье из жемчуга и меховая шапка. Яркий, украшенный маленькими фигуркам шарф обхватывал его шею, а на руках красовались красные кожаные перчатки с кисточками.
— Это только начало! — один из солдат хлопнул его по бедру.
Улыбка Винделиара стала шире и уверенней. Думаю, это и придало решимости Двалии.
— Винделиар! Помни о пути! Не теряй того, что было видно! — крикнула она.
Эллик повернул лошадь и поехал прямо на нее, толкая женщину назад, пока она не споткнулась и чуть не упала в костер.
— Теперь он мой! Не смей болтать с ним!
Но улыбка уже исчезла с пухлого лица Винделиара, и он с тревогой наблюдал, как Эллик наклонился к Двалии. Она не двигалась и приняла удар. Смелость это или боязнь чего-то похуже?
Эллик смотрел на нее, пока она не опустила глаза. Затем вернулся к своему костру, объявив:
— Сегодня мы празднуем! А завтра будет еще одно испытание таланта нашего прекрасного друга!
Некоторые из Слуг жадно и тоскливо смотрели на солдатский лагерь. Когда Эллик спешился, его люди отдали ему лучшее из добычи. Какое-то время удивленный Винделиар сидел на лошади, повернувшись в сторону нашего лагеря, будто пес, который хочет вернуться в знакомое место. Затем люди Эллика окружили его и вручили открытую бутылку вина и сладкое пирожное. Через мгновение он спешился, и один из спутников приобнял его за плечи и втянул в гущу своих товарищей.
Я вспомнила сон, в котором нищего затянул и утопил водоворот драгоценностей и еды. Во мне расцвела ледяная роза. Никто из них не предвидел этого. А я видела. Только я.
Я не понимала, как это могло быть, но вдруг до меня дошло другое. Слишком большая роскошь — не понимать эти сны. Я оказалась единственной, кто мог встать у руля и управлять лодкой, но как это сделать?
Тихо! осадил меня Волк-Отец. Ни слова. Не этим людям.
Я должна знать.
Нет. Не должна. Выдохни. Вдохни, ощути запахи. Сейчас опасно, будь осторожна. Или тебе никогда не придется бояться завтрашней опасности.
В его предупреждении была печальная окончательность, будто он слишком хорошо знал, о чем говорил. Я отбросила вопросы и открылась навстречу всему, что происходило вокруг нас.
— По крайней мере, ничего хуже одежды они не украли, — тихо сказала Одесса.
Уныло сгорбившаяся у костра Двалия понимала причину этого.
— Пока они не знают границ силы Винделиара, они не будут рисковать, чтобы не появиться перед горожанами. А пока они шалят с торговцами, мы сидим здесь, где в любой момент кто-нибудь может решить прогуляться по лесу. Теперь нас можно увидеть. С нами может случиться что угодно.
Одесса нахмурилась.
— Что угодно? — озадаченно повторила она.
— Все, что угодно, — поморщилась Двалия. — Мы так далеко от пути, и я не знаю, как вернуться на него. Я не знаю, нужно ли нам действовать или надеяться, что путь сам найдет нас? Все, что мы сделаем, может стать ошибкой.
Одесса нетерпеливо кивнула.
— Этому нас учили в школе. «Доверяйте Пути Белого Пророка. Избегайте резких действий. Только Пророк через своего Изменяющего может привести нас к лучшему будущему». Но остается ли это правдой, когда мы так далеко от пути?
— Мы просто должны верить, — откликнулась Двалия, но мне послышалась нерешительность в ее голосе. Когда она заговорила, лурри подошли ближе. Они сгрудились вокруг нее, как стадо овец толпится возле пастуха. Я вспомнила один мрачный сон и стиснула зубы, сдерживая не звуки, но рвоту, когда он возник в моей голове. Овцы раскиданы кусучим ветром, а пастух бежит вместе с волчонком.
Я услышала громкий голос от соседнего костра.
— Зачем? Почему нет? Для праздника! Для тех из нас, кто оставался здесь и ждал, пока вы проверяли мальчишку в городе.