Скиллом сообщил о нападении, а затем мы больше ничего не слышали, вы оба от нас отгородились. Потом вы неожиданно сообщаете, что собираетесь идти через камни. Но вас все не было и не было! Что случилось?
Слишком многое нужно было объяснить. Я открывал рот, но не мог подобрать подходящие слова. Я сказал им, что на нас напали. Как это могло объяснить предательство, мечи, раны, боль, тяжелое дыхание и все то, что делали наши тела? Мои мысли скользили и разъезжались, словно колеса телеги в грязи. Дьютифул обхватил Чейда, поднимая, и двое гвардейцев помогли отнести старика в повозку. Кетриккен взяла меня за руку. Я почувствовал ее прикосновение очень остро. Такая храбрая женщина, такая искренняя и умная. Ночной Волк так ее любил.
- О, Фитц, - мягко произнесла она, и ее замерзшие щеки покраснели. Я без стеснения оперся на нее. Она поможет мне. Всегда помогала, никогда не подводила. Они все. Я легко открыл разум для Неттл и Дьютифула и позволил своей истории влиться в их мысли. Я был вымотан, и не было сил себя сдерживать. Я поведал им все – начиная с того момента, как я покинул Баккип. Скилл был проще речи. Я закончил самой ужасной правдой, которую знал.
«Вы были правы - ты и Риддл. Я ужасный отец. Мне нужно было отдать ее тебе. Этого всего никогда бы не случилось, послушайся я и отдай тебе Пчелку».
Я почувствовал, как Неттл отпрянула от меня. Подняла руки, чтобы закрыть уши, и мне вдруг стало трудно до нее дотянуться. Я искал ее, но она не пускала меня за пределы своих стен. Не могла. Я перевел взгляд на Дьютифула. Еще стена. Почему?
- У тебя все еще идет кровь, - Кетриккен достала платок и прижала к моему лбу шелковистую ткань.
Это случилось только несколько мгновений назад, - сказал я ей Скиллом, хотя прекрасно знал, что она не входит в круг людей, способных делить мысли.
- Как минимум день, - ответила она. Я уставился на нее. Уит или Скилл? А была ли разница, вдруг подумалось мне. Разве мы все не является животными, в некотором смысле этого глупого слова?
- Не уверен, что время одинаково текло для нас, - вслух сказал я, и обрадовался сильной руке Риддла, который схватил меня за запястье, поднял и повел к повозке.
Помогая забраться внутрь, он наклонился ко мне и прошептал:
- Отпусти Кетриккен. Подними стены, Фитц, я Скиллом не владею, но даже я слышу, как он изливается из тебя.
И он отвернулся, чтобы помочь Дьютифулу устроить Чейда. Старик лежал на боку, зажимая руками рану, и стонал. Возница прикрикнул, и лошади шаткой походкой потянули повозку, а я потерял сознание.
В себя я пришел где-то на ступеньках Баккипа. Слуга помогал мне подниматься. Я его не знал. Накатила тревога, но волна Скилла от Дьютифула убедила меня в том, что все в порядке. Я должен был просто продолжать идти.
Не пытайся отвечать мне Скиллом, пожалуйста. Или кому-то еще. Прошу, подними стены и постарайся сдерживаться.
От него исходила усталость. Кажется, я даже вспомнил, что он несколько раз просил меня следить за стенами. Я слышал его, но чувствовал, что он не хочет прикасаться к моим мыслям. Интересно, почему?
В комнате другой незнакомый слуга оскорбил меня предложением помочь снять окровавленную одежду и надеть чистую рубашку. Я не хотел, чтобы мне докучали и дальше, но пришел лекарь, он настаивал, что надо промыть рану на плече и зашить порез на лбу, и мучил меня болтовней: «Прошу прощения, принц Фитц Чивэл», и «Будьте добры, мой принц, повернитесь к свету», и «Мне горько, что вы вынуждены выносить эту боль, принц Фитц Чивэл», пока мне не стало совсем тошно от его приторной любезности. Когда с этим было покончено, он приготовил чай. С первым глотком я понял, что там слишком много валерианы, но мне не хватило сил сопротивлялся его уговорам. Я выпил весь чай, а затем, должно быть, снова спал.
Я проснулся, когда огонь в камине почти прогорел, и комната была погружена во тьму. Я зевнул, потянулся, вопреки протестам ноющих мускулов, и лениво стал смотреть на остатки пламени, лижущие последнее полено в очаге. Медленно, медленно я осознавал свое место в мире и времени. Затем сердце подскочило в груди и неистово заколотилось. Чейд ранен, Пчелка похищена. Шут, возможно, умирает. Несчастья соперничали друг с другом за право поселить во мне больший страх. Я одновременно нащупал Скиллом Неттл и Дьютифула.
Чейд?
Тише, Фитц, тише. Держи себя в руках. Дело плохо, - хмуро ответил Дьютифул. - Корсетный пояс отклонил меч, но тот все равно задел бок. Он потерял много крови, и, кажется, дезориентирован после путешествия через колонну. Единственное, что от него исходит осмысленного – злость на тебя за то, что ты рассказал про его дочь, которую тоже похитили. Я все еще пытаюсь уложить эти новости у себя в голове.
Я отбросил неприятные мысли. Я что, раскрыл секрет Чейда? Возможно, что когда во мне плескался Скилл, вместе с ним вылилось и это. Я был потрясен собственной беспечностью, но в тот момент просто не мог остановиться, пока не выложил им все. Видимо это произошло, когда я открыл свой разум для Неттл и Дьютифула, чтобы быстрее объяснить случившееся. Даже сейчас я был слишком вымотан для обстоятельного диалога.
С Неттл все в порядке? Она плохо выглядела.
Мне уже лучше, когда вы с Чейдом здесь. Сейчас приду к тебе в комнату. Постарайся не шуметь, пока не доберусь.
А я уже и забыл, что наши разумы соприкасались.
Неужели у меня все еще так плохо с головой? Я почувствовал, что мой вопрос эхом отдается в реке Скилла.
Я тоже иду. И да, ты плох, поэтому, если можешь, прошу, поставь стены. Постарайся успокоиться, ты тревожишь остальных членов круга. Кажется, у тебя сильно вырос уровень Скилла, но ты потерял контроль над своими мыслями. Ты мучаешь наших учеников. И ты будто не в себе, если понимаешь, о чем я. Будто все еще плаваешь в Скилле.
Возводить стены в своем разуме было не легче, чем строить стену исключительно из камней без какого-либо раствора. Удержать вырывающиеся мысли, остановить поток цеплявшихся друг за друга волнений, страха, отчаяния, вины. Остановить их, сдержать, сохранить.
Решив, что я снова в безопасности за своими стенами, я осознал, что тело мое полно жалоб.
Несколько швов были слишком тугими. Малейшее движение лица начинало их стягивать. Все тело болело, и я вдруг почувствовал себя неконтролируемо, чудовищно голодным.
В дверь постучали, но прежде, чем я смог подняться с постели, вошла Неттл.
- Скилл все еще рвется из тебя, - прошептала она. – У половины замка сегодня будут ночные кошмары. И аппетит у них будет, как у голодных псов. Ох, папа, - ее глаза вдруг наполнились слезами. – Там, у камней. Я даже поговорить с тобой не могла… бедные люди Ивового Леса. И тот бой! А как тебе больно из-за Пчелки! Как больно тебе было из-за того, что я просила отдать ее мне, а ты отказался, и как виновато… Как ты ее любишь! И как из-за этого терзаешься. Давай я помогу тебе.
Она присела на край кровати и взяла меня за руку. Как если бы ребенка учили держать ложку или старику помогали идти, подставив плечо, так и она проникла своим Скиллом в меня и помогла возвести мои стены. Хорошо было опять закрыться, словно кто-то плотно застегнул на тебе теплый плащ. Но и когда бурление Скилла уменьшилось, и стены снова отгородили меня от других людей, Неттл не отпустила мою руку. Я медленно повернул голову и посмотрел на нее.
Некоторое время она молча смотрела в ответ. Затем сказала:
- Знала ли я когда-нибудь тебя по-настоящему? Все эти годы. Все, что ты хранил от меня в секрете, чтобы я меньше думала о Барриче или матери. Все, что ты хранил от меня, думая, что не заслуживаешь места в моей жизни… А знал ли кто-нибудь тебя настоящего? Знал, о чем ты думаешь или чувствуешь?
- Твоя мать знала, я думаю, - ответил я, но тут же задался вопросом - а так ли это? "Шут", - чуть не сказал я, -"И Ночной Волк". Последнее было бы самым верным ответом, но я не стал произносить это вслух.
Она коротко вздохнула.
- Волк. Волк лучше всего знал твою душу.
Я был абсолютно уверен, что не разделял с ней этой мысли. Интересно, после того, как я так полно открылся перед ней, смогу ли я впредь что-нибудь скрыть? Я все еще пытался подобрать слова, когда в дверь снова постучали, и вошел Риддл с подносом. За ним шел Дьютифул, сейчас он совсем не походил на короля.
- Я принес еду, - сообщил Риддл, и я ощутил головокружение от одного только запаха.
- Дайте ему сперва поесть, - посоветовал Дьютифул, словно я был невоспитанной собакой или маленьким ребенком. – Его голод передается по всему замку.
И снова я не мог думать связно. Мысли были слишком быстрыми и сложными для слов. Слишком многое нужно было сказать, больше, чем человек может сказать за всю свою жизнь, даже если будет говорить о простейших вещах. Но прежде, чем я успел прийти в отчаяние по этому поводу, Риддл поставил передо мной поднос. Я увидел еду из караульной столовой, простую добрую пищу с очага, которую можно было найти там в любое время дня и ночи. Густой бульон с овощами и кусочками мяса, хороший черный хлеб с хрустящей коркой. Риддл не поскупился, густо намазав два куска маслом, и положил рядом пряный сыр. Кувшин с элем немного пролился, намочив края хлеба. Мне было все равно.
- Он так подавится, - сказал кто-то, но я не подавился.
- Фитц? – спросил Дьютифул.
Я повернулся к нему. Было странно вспомнить, что в комнате есть еще люди. Поедание пищи было такой трудоемкой работой, меня потрясло, что необходимо держать в голове сразу так много другой информации, когда ты так занят. Глаза мои блуждали по его лицу, находя в нем черты мои и Кетриккен.
- Чувствуешь себя самим собой? – поинтересовался он.
Я удивился, осознав, что кажется прошло много времени. Я понял, что тяжело дышу. Есть так быстро было трудно. Никто не произносил ни слова после его вопроса. Вот так и отсчитывается время? В том, сколько людей говорит, заключается количество информации? А возможно, все измерялось в том, сколько я съел. Я попытался сократить свои мысли до того, чтобы они уместились в слова.