— Нет, — наконец сказал Шут. Он был непреклонен.
— Ты не слышал, что я сказал?
Он тоже возвысил голос:
— Я слышал все, что ты сказал. И кое-что действительно имеет смысл. Мы подождем, хотя я считаю это бесполезным, но, надеюсь, для нас обоих это будет не так. Для всех нас. Я держал ее в руках, всего мгновение, но за это время успела возникнуть связь. Не думаю, что могу описать это тебе. Я снова мог видеть — не глазами, но то, что может произойти. Все возможное будущее и наиболее важные поворотные моменты. Впервые в жизни я держал в руках кого-то, с кем мог разделить все это. Кого-то, кому я мог передать все, что знаю. Кого-то, кто придет после меня — истинный Белый Пророк, не поврежденный Служителями.
Я не сказал ни слова, вина душила меня, ведь это я все разрушил, вырвав Пчелку у него из рук и вгоняя нож в его тело снова и снова.
— Но если сегодня нас настигнет сообщение о ее местонахождении, и завтра мы найдем Пчелку, то послезавтра нам нужно будет выезжать.
— Я не брошу ее опять!
— Как и я. Она будет в наиболее безопасном месте — рядом с нами.
Я уставился на него:
— Ты сошел с ума?
— Конечно да, и ты прекрасно знаешь об этом. Пытки сводят людей с ума! — он невесело рассмеялся. — Послушай меня. Если Пчелка на самом деле твоя дочь, если внутри нее горит тот же огонь — она захочет отправиться с нами, чтобы разрушить это гнездо жестокости.
— Если? — в негодовании пробормотал я.
Пугающая улыбка осветила его лицо, он понизил голос:
— А если она моя дочь, в чем я совершенно уверен, то, когда мы найдем ее, она уже будет знать, что должна пойти туда и помочь нам. Она увидит это на своем пути.
— Нет. Меня не волнует, что она там «видит», и что ты советуешь. Я никогда не возьму своего ребенка на бойню!
Его улыбка стала только шире:
— Тебе и не надо будет. Это она поведет тебя.
— Ты безумен! А я ужасно устал.
Я отошел подальше от него, в дальний конец комнаты. С момента возвращения Шута это более всего походило на настоящую ссору. Изо всех людей именно он должен был понять мою боль. Я не хотел, чтобы у нас были сейчас какие-либо разногласия. У меня было так мало веры в свою правоту, в правильность своих суждений, и когда он поставил их под сомнение — это было как удар под дых.
Я слышал шепот Эша:
— Вы знаете, что он прав. Сначала вам нужно восстановить силу и выносливость. Я могу помочь с этим.
Я не услышал приглушенный ответ Шута, на который Эш сказал:
— И с этим я тоже могу помочь. Когда придет время, все будет готово.
Я заговорил, только когда обрел власть над своим голосом. В моих словах не было ни гнева, ни боли:
— Расскажи мне о тех, кто следует за женщиной. Не о наемниках, завербованных ею, а о белом народе. Они поставили меня в тупик. Они Белые или частично Белые? Если Служители так плохо обращаются с Белыми, почему они следуют за Двалией и выполняют ее приказы? Почему нам надо убивать и их? Они ведь будут рады освободиться от нее?
Он медленно покачал головой и заговорил спокойно и обстоятельно. Хотел ли он сгладить ситуацию так же сильно, как я?
— Дети верят в то, что им сказали. Они «на пути», Фитц, и не знают ничего, кроме необходимости повиноваться ей. Если они не будут полезны для нее, то от них нет толку, а бесполезное отбрасывается. Их убивают маленькими и, если повезет, это делают безболезненно. Они видят, что некоторым их собратьям ночью дают яд. Трудновоспитуемых и не наделенных особыми талантами используют в качестве рабов. Те, кто хоть в чем-то талантлив, остаются, если они послушны. Вынужденные верить всему, что им говорят. Они безжалостны, когда выполняют ее приказы, и подчиняются, даже если для этого приходиться жертвовать своими жизнями или забирать жизнь у тех, кто противостоит им. Они фанатики, Фитц. Если покажешь им каплю милосердия, они найдут способ убить тебя.
Некоторое время я молчал. Эш замер и слушал, поглощая каждое слово. Я откашлялся:
— То есть, нет никакой надежды, что они восстанут против Двалии? Нет надежды привлечь их в наше общее дело?
— Если ты найдешь тех, кто забрал Пчелку… не только наемников. Я имею в виду тех, кто разработал этот план: луриков, Двалию. Они могут показаться добрыми. Или юными и обманутыми. Или обычными слугами, исполняющими приказы. Не доверяй им, не верь, отбрось милосердие и жалость. Каждый из них мечтает получить власть. Каждый был свидетелем того - что Служители сделали с их товарищами. И каждый выбрал путь служения, не бросил им вызов. Каждый из них коварнее, чем ты думаешь.
Я замолчал. И это те, кто держит в плену Пчелку? Я мог выдвинуть против них мой новый отряд или попросить Дьютифула предоставить опытное войско. Но моя ярость остыла, стоило представить маленькую Пчелку, загнанную в угол в разгар схватки. Копыта, могущие ее затоптать, свистящие лезвия мечей. Может ли Двалия и ее лурики убить моего ребенка, лишь бы она не досталась мне? Я не мог заставить себя задать этот вопрос.
— Они никогда не пойдут против Двалии, — неохотно признал Шут. — Даже если мы настигнем их, пока они находятся в Шести Герцогствах, они будут биться до последнего вздоха. Им столько рассказывали о внешнем мире, что они гораздо больше боятся плена, нежели смерти.
Размышляя, он некоторое время молчал. Эш спрятал ножницы и подметал с пола упавшие волосы.
— Итак. Хватит изводить друг друга. Мы согласились, что отправимся на Клеррес. Давай пока оставим вопрос о том, когда мы пойдем, и даже как мы будем там странствовать. Когда мы достигнем Клерреса, мы увидим, что школа имеет собственные укрепления, которые придется как-то миновать. А внутри нас ждет целое гнездо злобных пауков, которых мы должны будем уничтожить. Думаю, надо полагаться на скрытность и хитрость, а не на силу оружия.
— Я хитрый, — тихо сказал Эш. — Думаю, я могу быть очень полезным в такого рода путешествии.
Шут бросил на него задумчивый взгляд, но я твердо сказал:
— Нет. Несмотря на все, что ты успел узнать за свою короткую жизнь, я не возьму кого-то столь молодого на это предприятие. Мы говорим не о кинжале в ночи и не об отравленном супе. Шут сказал, что их десятки, а может и больше. Это не место для подростка.
Я упал в кресло за столом напротив друга.
— Шут, ты так и не прояснил мою задачу. Даже если я соглашусь, что каждый Служитель должен умереть, я все еще не уверен, что смогу сделать это. Я также давно не занимался убийствами, как и работой с боевым топором! Я сделаю все, что в моих силах, ты знаешь это. Да, те кто забрал Пчелку и Шун, подписали себе смертный приговор, когда вломились в мой дом. Они должны умереть, но так, чтобы это не угрожало жизням моей дочери и Шун. Как и те, кто истязал тебя. Безусловно. Но остальные? Ты говоришь о бойне. Думаю, ты представляешь себе мои возможности выше, чем они есть на самом деле, — мой голос упал, и я добавил: — Особенно мою способность убивать, не чувствуя раскаяния. Неужели все живущие на Клерресе заслуживают смерти?
Я не мог прочитать все эмоции, сменявшиеся на его лице: страх, отчаяние, неверие, что я сомневаюсь в его решении. Затем он печально покачал головой:
— Фитц, думаешь я бы просил тебя, если был бы другой способ? Быть может, ты считаешь, что я делаю это для спасения своей жизни или мести, но это не так. Для каждого из тех, кого мы должны убить, существует десять, дюжина, двадцать рабов. Те, кого мы, может быть, освободим, получат возможность жить так, как они сами хотят. Дети, которых разводят как скот, сводя кузенов и кузин, братьев и сестер. Уродливое потомство, которое они порождают, лишенное толики белой крови, уничтожают безжалостно, как мы выпалываем траву в летнем саду, — его голос прервался, руки дрожали на столе. Эш потянулся к нему, но я покачал головой. Не думаю, чтобы Шут хотел, чтобы к нему прикасались в этот момент.
Он замолк, плотно сцепил руки, стараясь обрести спокойствие. Мотли перестала охорашиваться и допрыгала до него.
— Шут? Шут?
— Я здесь, Мотли, — сказал он, будто она была ребенком, протянул руку в сторону ее голоса и не вздрогнул, когда она запрыгнула на его запястье. Она поднималась по рукаву, помогая себе клювом и когтями, пока не достигла плеча, где стала приглаживать его волосы. Я увидел, как его стиснутые челюсти начали расслабляться. Тем не менее он заговорил невыразительным и помертвевшим голосом: — Фитц, ты понимаешь, что они уготовили для Пчелки? Для нашего ребенка? Она станет ценным вкладом для их племенного скота, вольет Белую кровь, которую они не смогли добыть. Если они еще не узнали, что она моя, то скоро поймут.
Эш вытаращил глаза и начал говорить, но был остановлен поим повелительным жестом. Я поднес руки к сердцу, стараясь успокоить его, глубокого вдохнул и задал еще один вопрос:
— Итак, сколько потребуется времени, чтобы добраться до Клерреса?
— Если честно, я не могу этого с уверенностью сказать. Впервые мы добирались до Клерреса очень кружным путем. А когда я убежал оттуда, я был юн и не раз сбивался с дороги, садился на корабли, плывущие в ненужные мне порты, надеясь, что один из них направляется в Бакк. Иногда месяцами находился на одном месте, прежде чем у меня появлялись средства путешествовать дальше. Дважды меня пленили против моей воли. Тогда мои ресурсы были сильно ограничены, а Шесть Герцогств казались не более, чем легендой. А когда мы вернулись с Прилкопом в Клеррес, то большую часть пути шли сквозь камни, и даже это заняло у нас немало времени. — Он остановился. Надеялся ли, что я предложу воспользоваться этим маршрутом? Если так, то ему пришлось бы ждать еще долго даже после того, как мой контроль над Скиллом восстановится. Состояние Чейда еще больше усилило мое нежелание вновь пользоваться колоннами.
— В любом случае, нам надо отправляться так быстро, как мы только будем способны. Кровь дракона, которую дал мне Эш, прекрасно отразилась на моем здоровье. Если мое состояние продолжит улучшаться и ты поможешь мне вернуть зрение… Ох, да даже если ничего этого не будет! Мы подождем вестей, на которые ты надеешься, но как долго? Дней десять?