Я был смущен и тронут.
– Не знаю, что и сказать.
– Тогда ничего и не говори. Скажи мне только, как я смогу найти ее, – улыбнулся он.
– Я и сам точно не знаю, – признался я. – Чейд знает. Если… если я не переживу того, что должен сделать, спроси у него. – Не к добру говорить о собственной смерти, и я добавил: – Но ведь мы оба знаем, что останемся в живых. Так предсказано, верно?
Он странно взглянул на меня:
– Кем?
Сердце мое упало.
– Ну, каким-нибудь Белым Пророком… – пробормотал я. Я вдруг понял, что никогда не спрашивал шута об этом. Не все остаются в живых, выиграв битву. Я набрался мужества: – Ведь предсказано, что Изменяющий будет жить?
Шут, казалось, погрузился в раздумья. Потом неожиданно заметил:
– Чейд ведет опасную жизнь. Нет никакой уверенности в том, что он останется в живых. А если нет, ты, конечно же, знаешь хотя бы приблизительно, где находится девушка. Может, скажешь мне?
Того, что он не ответил на мой вопрос, было вполне достаточно, чтобы понять, каков ответ. Изменяющий умрет. Как будто меня захлестнула волна холодной соленой воды. Я почувствовал себя сбитым с ног этим холодным знанием и захлебнулся в нем. Мне никогда не держать на руках моей дочери, не ощутить тепла Молли… Это была почти физическая боль, и от нее у меня закружилась голова.
– Фитц Чивэл! – настаивал шут.
Он поднял руку и вдруг зажал себе рот, как будто не мог больше говорить. Другой рукой он взял себя за запястье. Казалось, ему плохо.
– Все в порядке, – слабо сказал я. – Наверное, лучше мне знать, чего ожидать. – Я вздохнул и напряг память. – Я слышал, что они говорили о маленьком городке, в который Баррич ездит за покупками. Это не может быть далеко. Можно начать оттуда.
Шут еле заметно кивнул. В глазах у него стояли слезы.
– Рыбное Место, – произнес я.
Еще мгновение он сидел, уставившись на меня, а потом неожиданно повалился на бок.
– Шут?
Ответа не было. Я стоял и смотрел на него, теплая вода стекала с меня ручьями. Он лежал на боку и как будто спал.
– Шут! – раздраженно крикнул я. Когда ответа не последовало, я вылез из пруда и подошел к нему. Он лежал на берегу, изображая глубокий сон и имитируя даже дыхание спящего человека. – Шут! – снова окликнул я, почти ожидая, что он подпрыгнет мне навстречу.
Вместо этого он слабо пошевелился, как будто я мешал ему спать. Это взбесило меня больше всего. Как он мог перейти от серьезного разговора к такому кривлянью? Тем не менее он постоянно вел себя таким образом в последние несколько дней. Всю мою расслабленность и покой как ветром сдуло. Как был, мокрый, я начал собирать одежду. Я не хотел смотреть на него, пока вытирался. Одежда, которую я натянул, была еще сырой. Шут спал, когда я повернулся и пошел к лагерю. Ночной Волк потрусил рядом со мной.
Это игра? – спросил он меня по дороге.
Что-то вроде, коротко ответил я. Не из тех, что мне нравятся.
Женщины уже вернулись в лагерь. Кетриккен склонилась над картой, а Кеттл раздавала джеппам остатки зерна. Старлинг сидела у огня и причесывалась, но подняла голову, когда я подошел.
– Нашел шут питьевую воду? – спросила она.
Я пожал плечами:
– Когда я в последний раз видел его, нет. По крайней мере, если и нашел, с собой он ее не принес.
– В любом случае у нас достаточно воды в мехах. Я просто хотела бы немного свежей для чая.
– Я тоже.
Я сел у костра, глядя на нее. Казалось, она совершенно не думала о своих пальцах, которые танцевали, заплетая мокрые блестящие волосы в тугие косички. Потом она уложила косы узлом на голове и пришпилила их.
– Ненавижу, когда косы болтаются, – заявила Старлинг, и тут я понял, что уставился на нее, и смущенно отвел глаза.
– А-а, ты все еще краснеешь! – засмеялась она и значительно добавила: – А ты не хочешь воспользоваться моей гребенкой?
Я поднес руку к собственным перепутанным волосам.
– Боюсь, придется, – пробормотал я.
– Верно, – согласилась она, но не дала мне гребенку. Вместо этого она подошла и встала на колени рядом со мной. – Как это тебе удалось? – спросила она, начиная расчесывать меня.
– Да они просто путаются после мытья, – сказал я.
Ее осторожные прикосновения и легкое подергивание за волосы казались невероятно приятными.
– Они очень тонкие, вот в чем дело. Никогда не встречала уроженца Бакка с такими тонкими волосами.
Сердце дрогнуло у меня в груди. Пляж в Бакке, ветреный день и Молли на красном одеяле рядом со мной. Ее блузка еще не зашнурована как следует. Она сказала мне, что я лучшее, что вышло из конюшен Баррича. «Думаю, дело в твоих волосах. Они не такие жесткие, как у большинства баккипских мужчин». Короткая пауза, флирт, комплименты, ленивый разговор и ее восхитительное прикосновение под открытым небом. Я почти улыбался. Но я не мог не вспомнить и о том, что этот день, как часто бывало у нас, закончился ссорой и слезами. Горло мое сжалось, и я тряхнул головой, пытаясь отогнать воспоминания.
– Сиди смирно, – упрекнула меня Старлинг и дернула за волосы. – Я почти расчесала их. Держись, это последний колтун. – Она выдернула его резким движением, которого я даже не почувствовал. – Дай мне шнурок, – сказала она и взяла его, чтобы снова завязать мне воинский хвост.
Покормив джеппов, вернулась Кеттл.
– Мясо есть? – сурово спросила она.
Я вздохнул.
– Пока нет. Скоро, – обещал я и устало поднялся на ноги.
– Следи за ним, волк, – сказала Кеттл Ночному Волку.
Тот еле заметно вильнул хвостом и повел меня прочь от лагеря.
Было уже темно, когда мы вернулись. Мы были очень довольны собой, потому что принесли не кролика, а странное существо с раздвоенными копытами, похожее на маленького козла с чрезвычайно шелковистой шерстью. Я сразу вспорол ему брюхо, чтобы отдать Ночному Волку внутренности, а тушу взвалил на плечо, но быстро пожалел об этом. Какие-то кусачие паразиты, жившие на нем, были счастливы переселиться на мою шею. Этой ночью мне придется снова вымыться. Я улыбнулся Кеттл, которая вышла навстречу, и снял было с плеч козла, чтобы отдать ей. Но вместо поздравлений она быстро спросила:
– У тебя есть еще кора?
– Я отдал вам все, что у меня было. А в чем дело? Разве она кончилась? По тому, как ведет себя шут, я бы, пожалуй, обрадовался такому событию.
Она странно посмотрела на меня:
– Вы поссорились? Ты ударил его?
– Что? Конечно нет!
– Мы нашли его у пруда, где ты купался, – тихо объяснила она. – Он дергался во сне, как спящая собака. Я разбудила его, но, даже проснувшись, он казался рассеянным. Мы привели его сюда, но он только мечтал добраться до своих одеял. С тех пор он спит.
Мы подошли к костру, я бросил рядом с ним свою добычу и поспешил в палатку. Ночной Волк, оттолкнув меня, ворвался первым.
– Он очнулся, но совсем ненадолго, – продолжала Кеттл. – И снова провалился в сон. Он ведет себя как человек, поправляющийся после очень долгой болезни. Я боюсь за него.
Я едва слышал ее. Оказавшись в палатке, я упал на колени рядом с шутом. Он лежал на боку, свернувшись калачиком. Кетриккен сидела подле него, ее лицо потемнело от тревоги. Шут выглядел просто спящим. Облегчение во мне боролось с раздражением.
– Я дала ему почти всю кору, – сказала Кеттл. – Если я отдам остаток, нам будет нечем защищаться от круга.
– А разве нет какой-нибудь другой травы… – начала Кетриккен, но я перебил ее:
– А почему бы просто не дать ему поспать? Может быть, это последствия лихорадки? А может быть, виновата кора. Даже сильными наркотиками можно обманывать тело только некоторое время, а потом усталость дает о себе знать.
– Это верно, – неохотно согласилась Кеттл. – Но так не похоже на него!
– Он не похож на себя с того дня, как начал пить эльфийскую кору, – парировал я. – Его язык стал чересчур острым, а болтовня просто-напросто грубой. Если вы спросите меня, я скажу, что предпочитаю сейчас спящего шута бодрствующему.
– Хорошо. Может, что-то и есть в том, что ты говоришь, – решила Кеттл.
Она набрала воздуха, как будто собиралась что-то сказать, но не сделала этого. Я вышел, чтобы приготовить козла для жарки. Старлинг пошла за мной.
Некоторое время она просто сидела и смотрела, как я снимаю шкуру. Козел был не так уж велик.
– Помоги мне, и мы сможем зажарить его целиком. В такую погоду жареное мясо лучше хранится.
Целиком?
Кроме подходящего кусочка для тебя. Я обвел ножом коленный сустав, отрубил голень и разрезал последние хрящики.
Этой кости мне не хватит, сообщил Ночной Волк.
Верь мне, сказал я ему.
К тому времени, как я закончил, он получил голову, шкуру, все четыре голени и четверть костреца. Трудно было насадить мясо на вертел, но мне это удалось. Это было молодое животное, и, хотя козел был не очень жирным, я надеялся, что мясо получится нежным. Тяжелее всего было дождаться, когда оно поджарится. Пламя лизало тушу, и фантастический аромат жареного мяса мучил меня.
– Ты сердишься на шута? – тихо спросила Старлинг.
– Что? – Я посмотрел на нее через плечо.
– За то время, что мы путешествуем вместе, я поняла, каковы ваши отношения. Вы ближе чем братья. Я думала, ты будешь сидеть рядом с ним и мучиться, как во время его болезни. А ты ведешь себя так, словно с ним вообще ничего не произошло.
Возможно, взгляд менестрелей слишком зорок. Я задумался.
– Сегодня он пришел ко мне поговорить. О том, что он будет делать для Молли, если я умру и не вернусь к ней. – Я посмотрел на Старлинг и тряхнул головой. Меня удивило, что к горлу подступил комок. – Он думает, что мне не суждено выжить. А когда провидец говорит такое, трудно остаться равнодушным.
Страх на ее лице не утешал. Это выдало правду, хотя она и пыталась настаивать:
– Пророки не всегда бывают правы. Он говорил, что видит твою смерть?
– Когда я спросил его, он не ответил, – объяснил я.