Новости, которые я принес, побудили всех к действию. После еды Верити послал Старлинг, шута и волка сторожить вход в каменоломню. Я замотал мокрой тряпкой свое распухшее и покрасневшее колено и немного посидел у костра. Наверху, на постаменте, Кетриккен поддерживала огонь, а Верити и Кеттл обрабатывали камень. В поисках эльфийской коры Старлинг обнаружила семена карриса, которые дал мне Чейд. Кеттл забрала их, заварила питье и стала пить его вместе с Верити. Работа их двигалась с пугающей скоростью.
Кроме того, они нашли семена солнечника, которые я купил давным-давно, надеясь заменить ими эльфийскую кору. С хитрой улыбкой Старлинг поинтересовалась, почему я ношу их с собой. Выслушав мои объяснения, она разразилась смехом и сообщила мне, что они считаются хорошим средством для повышения потенции. Я вспомнил слова торговки и покачал головой. Я понимал, что все это должно быть смешно, но не смог выдавить из себя улыбку.
Некоторое время просидев у огня, где готовилась пища, я обратился к Ночному Волку:
Как дела?
Вздох.
Менестрель жалеет, что нельзя играть на арфе. Лишенный Запаха жалеет, что не может скалывать камень с той статуи. А я жалею, что нельзя поохотиться. Если опасность и приближается, то она далеко.
Будем надеяться, что там она и останется. Продолжай сторожить, мой друг.
Я вышел из лагеря и, прихрамывая, стал подниматься по каменной насыпи к пьедесталу. Три ноги дракона были уже свободны, и Верити работал над последней, передней лапой. Некоторое время я стоял рядом с ним, но он не соизволил заметить меня. Он продолжал откалывать и царапать и все время бормотал про себя старые детские стишки и застольные песни. Я проковылял мимо Кетриккен, устало присматривавшей за огнем, туда, где Кеттл гладила руками хвост дракона. Взгляд ее блуждал где-то далеко, она касалась чешуек и доводила до совершенства детали. Часть хвоста все еще оставалась спрятанной в камне. Я облокотился было на его толстую часть, чтобы дать немного отдохнуть своему несчастному колену, но Кеттл немедленно зашипела на меня:
– Не смей! Не прикасайся к нему!
Я выпрямился и отодвинулся от дракона.
– Я трогал его раньше, – с негодованием возразил я. – И ничего плохого не происходило.
– Это было раньше. Теперь он гораздо ближе к завершению. – Она подняла на меня глаза. Даже при свете костра я увидел, каким толстым слоем покрыла ее лицо каменная пыль, прилипшая даже к ресницам. Кеттл выглядела невероятно усталой и в то же время неестественно бодрой и энергичной. – Ты очень близок к Верити, и дракон может позвать тебя. А ты недостаточно силен, чтобы сказать «нет». Он полностью втянет тебя. Он могуч. – Она почти проворковала последние слова и снова провела руками по хвосту. На мгновение я увидел вспышку цвета.
– Кто-нибудь когда-нибудь собирается хоть что-то объяснить мне? – раздраженно спросил я.
Она озадаченно посмотрела на меня:
– Я пытаюсь. Верити пытается. Мы пытаемся. Пытаемся и пытаемся рассказать тебе, но твой разум не может этого принять. Это не твоя вина. Слов недостаточно. И слишком опасно сейчас говорить с тобой Силой.
– А вы объясните мне все, когда дракон будет закончен?
Что-то вроде жалости было на ее лице.
– Фитц Чивэл, мой дорогой друг! Когда дракон будет закончен? Когда мы с Верити будем закончены, начнется дракон.
– Я не понимаю! – раздраженно огрызнулся я.
– Но он говорил тебе. А я повторила, когда предупреждала шута. Драконы питаются жизнью. Целой жизнью, отданной добровольно. Вот что нужно, чтобы дракон полетел. И обычно ему нужна не одна жизнь. В древние времена, когда мудрые люди искали город Джампи, они приходили сюда группой, кругом магов, единым целым – а это больше, чем сумма частей, – и все отдавали дракону. Дракон должен быть наполнен. Мы с Верити должны вложить в него себя, наши жизни целиком. Для меня это проще. Эда знает, что я прожила гораздо дольше, чем мне было отпущено, и у меня нет никакого желания оставаться в этом теле. И это много труднее для Верити. Он оставляет трон, красивую любящую жену, любовь делать вещи своими руками. Он оставляет возможность проехаться на хорошей лошади, поохотиться на оленей и жить среди своего народа. О, я уже чувствую все это внутри дракона. Тщательное раскрашивание карты, ощущение чистого куска пергамента под рукой. Я даже узнаю запах его чернил. Все это он вложил в дракона. Это тяжело для него. Но он делает это, и боль, которую он себе причиняет, тоже будет вложена в дракона. Это разожжет его ярость к красным кораблям, когда дракон поднимется. Фактически Верити не отдал дракону только одно. Одну вещь, которая может приблизить его к цели.
– Что? – спросил я непроизвольно.
Ее старческие глаза встретились с моими.
– Тебя. Он не позволил тебе быть вложенным в дракона. Он мог бы это сделать вне зависимости от твоего желания. Он мог просто взять и втащить тебя в него. Но он отказывается. Он говорит, что ты слишком сильно любишь жизнь и он не заберет ее у тебя. Слишком большую часть этой жизни ты отдал своему королю, который вернул тебе только боль и несчастья.
Знала ли она, что этими словами возвращает мне Верити? Подозреваю, что да. Я многое узнал о ее прошлом, когда говорил с ней Силой. И я знал, что она так же много узнала обо мне. Она знала, как я любил его и как мне было больно видеть его таким отдалившимся здесь. Я немедленно встал, чтобы пойти поговорить с ним.
– Фитц! – окликнула Кеттл, и я повернулся к ней. – Я хочу, чтобы ты знал две вещи, хотя это может причинить тебе боль.
Я напрягся.
– Твоя мать любила тебя, – тихо проговорила она. – Ты говорил, что не можешь вспомнить ее и простить. Но она здесь, с тобой, в твоих воспоминаниях. Это была высокая светловолосая горная женщина. И она любила тебя. Она не хотела расставаться с тобой.
От этих слов ярость овладела мной. Голова у меня закружилась. Я оттолкнул знание, которое она пыталась дать мне. Я знал, что ничего не помню о женщине, родившей меня. Снова и снова я обыскивал свою память и не находил ни следа. Никаких следов.
– А вторая вещь? – холодно спросил я.
Кеттл будто и не заметила моей вспышки. Разве что в ее голосе, может быть, чуть прибавилось жалости.
– Это так же плохо, а может быть, еще хуже. Но на самом деле ты уже знаешь об этом. Грустно, что это единственные дары, которые я могу предложить тебе, Изменяющему, тому, кто дал мне умирающую жизнь взамен живой смерти, и грустно, что на самом деле ты уже владеешь ими. Но это так, и я должна сказать тебе правду. Ты снова доживешь до любви. Ты знаешь, что потерял девушку своей весны на далеком песчаном пляже, свою Молли с развевающимися темными волосами и в красном плаще. Ты слишком долго был в разлуке с ней, и слишком многое выпало вам обоим. И на самом деле оба вы по-настоящему любили не друг друга. Вы любили утро вашей жизни. Это была ваша весна, и жизнь бурлила в вас, а война стояла на пороге, и тела ваши были сильными и прекрасными. Оглянись, и ты увидишь, что помнишь столько же ссор и слез, сколько любви и поцелуев. Будь мудрым. Отпусти ее и сохрани эти воспоминания в целости. Сохрани все, что можешь, и дай ей сохранить, что сможет она, от безрассудного и смелого мальчика, которого она любила. Потому что и он, и эта веселая девочка теперь не больше чем воспоминания. – Она покачала головой. – Не больше чем воспоминания…
– Неправда! – закричал я. – Неправда!
Мой крик заставил Кетриккен вскочить на ноги. Она смотрела на меня в страхе и беспокойстве. Я не хотел ее видеть. Высокая и светловолосая. Моя мать была высокой и светловолосой. Нет. Я ничего о ней не помнил. Я прошел мимо Кетриккен, не обращая внимания на боль в колене. Я обошел вокруг дракона, проклиная его при каждом шаге и отказываясь разбираться в своих чувствах. Дойдя до Верити, который обрабатывал левую переднюю ногу, я опустился на корточки рядом с ним и заговорил свирепым шепотом:
– Кеттл говорит, что вы умрете, когда этот дракон будет закончен. Что вы всего себя вложите в него. Или я так понял ее, потому что не разобрался в ее словах. Скажите мне, что я ошибаюсь.
Он покачнулся на каблуках и смахнул осколки.
– Ты ошибаешься, – спокойно сказал он. – Пожалуйста, возьми метлу и подмети здесь.
Я принес метлу и подошел к Верити, едва сдерживаясь, чтобы не сломать ее у него над головой. Я знал, что он чувствует мою ярость, но он тем не менее жестом приказал мне расчистить его рабочее место. Я так и сделал, одним свирепым взмахом.
– Ну вот, – сказал он тихо, – это славный гнев. Могущественный и сильный. Думаю, я возьму его.
Мягким, как касание крыльев бабочки, был поцелуй его Силы. Моя ярость была вырвана целиком из моей души и брошена…
– Нет. Не иди за ней. – Легкий толчок Силы Верити – и я вернулся в свое тело.
Мгновением позже я понял, что полулежу на камне, а весь мир кружится у меня над головой. Я чувствовал себя совершенно больным. Ярость моя исчезла, и вместо нее пришла немота усталости.
– Вот, – продолжал Верити как ни в чем не бывало, – я сделал, как ты просил. Думаю, теперь ты лучше понимаешь, что значит вложить себя в дракона. Хотел бы ты еще немного покормить его собой?
Я молча покачал головой. Мне было страшно раскрыть рот.
– Я не умру, когда дракон будет закончен, Фитц. Я буду поглощен им, это верно. Так оно и будет. Но я останусь. Драконом.
Я обрел голос:
– А Кеттл?
– Кестрель будет частью меня. И ее сестра Галл. Но я буду драконом. – Он вернулся к своей работе.
– Как вы можете так поступить? – возмутился я. – Как вы можете так поступить с Кетриккен? Она все отдала, чтобы прийти к вам сюда. И вы оставите ее одну, без мужа, без ребенка?
Он наклонился вперед, его лоб коснулся дракона, бесконечный стук прекратился. Через некоторое время он глухо сказал:
– Мне следовало бы держать тебя здесь, чтобы ты разговаривал со мной, пока я работаю, Фитц. Стоит только мне подумать, что у меня уже не осталось никаких сильных чувств, как ты будишь их во мне. – Он поднял голову, чтобы посмотреть на меня. Слезы прочертили две дорожки на серой каменной пыли. – А какой у меня есть выбор?