– Кто все эти люди и почему ты привел их сюда? Что проку в тайнике, если все вокруг о нем знают?
Ник передал лошадь одному из своих людей и повернулся к ней. Не сказав ни слова, он обнял ее и поцеловал. Через мгновение она оттолкнула его:
– Что ты…
– Они хорошо заплатили. У них своя еда, и они могут переночевать здесь. А завтра они будут уже на пути в горы. Здесь наверху никому нет дела до нас. Никакой опасности, Тел, ты зря беспокоишься.
– Мне приходится беспокоиться за двоих, потому что у тебя на это недостает мозгов. У меня готов ужин, но его не хватит на всю эту ораву. Почему ты не послал птицу, чтобы предупредить меня?
– Я послал. Разве она не прилетела? Может быть, из-за бури?
– Ты всегда так говоришь, когда даже не думаешь посылать голубя.
– Оставь, женщина. У меня есть для тебя хорошие новости. Пойдем в дом и поговорим.
Ник обнял ее, и они ушли. Его люди остались, чтобы помочь нам устроиться на ночлег. Амбар был просторный, в нем нашлось в избытке соломы для постелей. Поблизости оказались колодец и ведро для воды. Маленький очаг страшно дымил, но на нем можно было готовить. Трудно было назвать амбар теплым, если только не сравнивать его с уличным холодом, но никто не роптал. Ночной Волк остался снаружи.
У них полно цыплят, сказал он мне. И клетка с голубями.
Не трожь, предупредил я его.
Старлинг хотела было пойти в дом вместе с людьми Ника, но один из контрабандистов остановил ее у дверей:
– Ник велел всем вам спать в одном месте. – Он со значением посмотрел на меня. – И наберите воды, потому что мы запрем дверь, когда уйдем. Так будет меньше ветра.
Его слова никого не одурачили, но возражений не последовало. По-видимому, Ник считал, что чем меньше мы знаем о его убежище, тем лучше. Это можно было понять. Вместо того чтобы жаловаться, мы просто натаскали воды. По привычке я наполнил поилки лошадей. Вытаскивая пятое ведро, я подумал, перестану ли я когда-нибудь первым делом заботиться о животных. Пилигримы больше думали о собственном удобстве. Вскоре я ощутил запах готовящейся еды. Что ж, у меня было вяленое мясо и сухари. Этого будет вполне достаточно.
Ты можешь поохотиться со мной. Здесь есть дичь. У них был огород этим летом, и кролики все еще бегают сюда за кочерыжками.
Ночной Волк растянулся у курятника, окровавленные остатки кролика лежали между его передними лапами. Он старательно двигал челюстями, но не спускал глаз с заснеженного огорода, ожидая появления новой дичи. Я мрачно жевал полоску вяленого мяса, наваливая солому для постели Кеттл в стойле рядом с ее лошадью. Я расстилал ее одеяло, когда она вернулась от огня с чайником в руках.
– Кто тебе велел заниматься моей постелью? – поинтересовалась она. Пока я набирал в грудь воздуха, чтобы ответить, она добавила: – Вот чай, если у тебя есть собственная чашка. Моя в моей сумке на повозке. Там сыр и сушеные яблоки. Будь хорошим мальчиком, принеси их нам.
Пока я выполнял ее просьбу, я услышал голос Старлинг и тихие звуки арфы. Наверняка она отрабатывала свой ужин. Что ж, так делают все менестрели, и вряд ли она останется голодной. Я принес Кеттл ее сумку, и старая женщина выделила мне щедрую порцию, а себе оставила очень немного. Мы сидели на наших одеялах и ели. Она не переставала поглядывать на меня и наконец заявила:
– Ты мне кого-то напоминаешь, Том. Как ты сказал, из какой ты части Бакка?
– Из города Баккипа, – выпалил я.
– А-а… И кто была твоя мать?
Я помедлил, потом решился:
– Сэл Флетфиш. – По Баккипу бегало множество ее детей; вполне возможно, что одного из них звали Томом.
– Рыбачка? Каким же образом ты тогда стал пастухом?
– Мой отец был пастух, – сказал я поспешно. – И мы неплохо жили с этими двумя ремеслами.
– Понятно. И они научили тебя вежливости по отношению к старым женщинам. А дядя у тебя в горах. Ну и семейка.
– Он очень молодым отправился путешествовать и осел там. – Я даже слегка вспотел от своих уверток и был уверен, что она это заметила. – Из какой вы, говорите, части Бакка? – спросил я внезапно.
– Я не говорила, – ответила она с легкой улыбкой.
За дверью стойла появилась Старлинг. Она наклонилась к нам и сказала:
– Ник обещал, что уже через два дня мы перейдем реку.
Я кивнул, но ничего не ответил. Она обошла стойло и небрежно бросила свою сумку рядом с моей. Потом вошла и села, прислонившись к сумке и положив арфу на колени.
– Там у очага подрались две пары. Их дорожный хлеб подмок, и теперь они могут только плеваться и искать виноватых. А один ребенок болен, и его все время рвет, бедняжку. Мужчина, который так рассердился из-за подмокшего хлеба, говорит, что нечего переводить на мальчика еду, пока ему не станет лучше.
– Это, наверное, Ралли. Более вздорного и драчливого человека я никогда не встречала, – с чувством заметила Кеттл. – А мальчика зовут Селк. Он болеет с тех пор, как мы выехали из Калсиды. И до того тоже, скорее всего. По-моему, его мать надеется, что алтарь Эды вылечит его. Она цепляется за каждую соломинку, но у нее есть на это деньги. Или были.
Мои дамы начали обсуждать караванные сплетни. Я сел в уголке, слушал вполуха и дремал. Два дня до реки. А сколько еще до гор? Я перебил их, чтобы задать этот вопрос Старлинг.
– Ник говорит, точно сказать нельзя, все зависит от погоды. Но он велел мне не волноваться на этот счет. – Ее пальцы лениво пробежали по струнам арфы.
Почти тотчас же у входа в стойло появились двое детей.
– Ты снова будешь петь? – спросила маленькая вертлявая девочка лет шести в сильно поношенном платье.
В волосах ее застряли соломинки.
– А ты бы этого хотела?
Вместо ответа детишки вошли и уселись по обе стороны от нее. Я думал, что Кеттл будет возражать против вторжения, но она ничего не сказала, даже когда девочка удобно устроилась рядом с ней. Кеттл начала выбирать у нее из волос солому крючковатыми пальцами. У малышки были темные глаза, в руках она сжимала куклу. Когда девочка улыбнулась Кеттл, я понял, что они хорошо знакомы.
– Спой ту, про старуху и свинью, – умолял мальчик.
Я встал и поднял мой узел.
– Мне нужно поспать, – извинился я.
Неожиданно я понял, что просто не в состоянии находиться в обществе детей.
Я нашел пустое стойло у двери в амбар и улегся там. У очага все еще шумели пилигримы. Очевидно, ссора так и не угасла. Старлинг спела песню про старуху, изгородь и свинью, потом про яблоню. Я услышал, как еще несколько человек подошли, чтобы послушать музыку. Подумав, что разумнее с их стороны было бы поспать, я закрыл глаза.
Было уже совсем темно и тихо, когда Старлинг наступила мне на руку и кинула свою сумку чуть ли не мне на голову. Я ничего не сказал, даже когда она легла рядом со мной. Она расстелила свое одеяло так, чтобы закрыть и меня, и подлезла под край моего. Я не двигался. Внезапно она вопросительно коснулась моего лица.
– Фитц, – прошептала она.
– Что?
– Насколько ты доверяешь Нику?
– Я уже сказал тебе. Совсем не доверяю. Но думаю, он доведет нас до гор. Хотя бы из профессиональной гордости, если других причин не найдется. – Я улыбнулся. – У контрабандиста должна быть безупречная репутация. Он приведет нас туда.
– Ты рассердился на меня сегодня? – спросила Старлинг и добавила: – Ты так серьезно посмотрел на меня утром.
– Волк мешает тебе? – прямо спросил я.
– Так это правда? – Она говорила очень тихо.
– А ты в этом сомневалась?
– В истории о Даре… да. Я думала, это просто злобная ложь. Сын принца – Одаренный… Ты не похож на человека, который разделяет свою жизнь с животным. – Ее тон не оставлял никаких сомнений относительно ее отношения к этому.
– Что ж. Однако я таков. – Искра гнева сделала меня откровенным. – Он для меня все. Все. У меня никогда не было такого верного друга, который мог бы не задумываясь отдать за меня жизнь. И больше того. Одно дело умереть ради человека, а другое дело жить ради него. Это то, что он дает мне. Такую же преданность, как та, что я испытываю к своему королю.
Я задумался. Я никогда не говорил об этом такими словами.
– Король и волк, – еле слышно проговорила Старлинг. – А больше ты никого не любишь?
– Молли.
– Молли?
– Она дома, в Бакке. Она моя жена. – Я испытал странную гордость, произнося эти слова. Моя жена.
Старлинг села, и меня обдало волной холодного воздуха. Я тщетно пытался натянуть на себя одеяло, когда она спросила:
– Жена? У тебя есть жена?
– И ребенок. Маленькая девочка. – Несмотря на холод и темноту, я улыбнулся, говоря это. – Моя дочь, – прошептал я просто для того, чтобы услышать, как это звучит. – У меня есть жена и дочь дома.
Она снова легла рядом со мной.
– Нет, – яростно отрицала она. – Я менестрель, Фитц. Если бы бастард женился, об этом бы говорили. На самом деле ходили слухи о Целерити, дочери герцога Браунди.
– Мы с Молли не звонили о нас во все колокола, – объяснил я.
– А, я поняла. Ты вовсе не женат. У тебя есть женщина, вот что ты хотел сказать.
Эти слова укололи меня.
– Молли моя жена, – отрезал я, – во всем, что имеет для меня значение.
– А в том, что имеет значение для нее? И ребенка? – тихо поинтересовалась Старлинг.
Я глубоко вздохнул:
– Когда я вернусь, это будет первое, что мы сделаем. Сам Верити обещал мне, что, когда он станет королем, я смогу жениться на ком захочу. – Я ужаснулся от того, как свободно разговариваю с ней. Но что такого страшного произойдет, если она будет знать? А мне становилось легче от возможности говорить об этом.
– Так что, ты идешь искать Верити?
– Я иду служить своему королю. По возможности я помогу Кетриккен и ребенку, наследнику Верити. А потом отправлюсь дальше, в край за горами, чтобы найти и вернуть моего короля. Он прогонит красные корабли от побережья Шести Герцогств, и мир вернется к нам.
На мгновение наступила тишина, если не считать воя ветра за стенами амбара. Потом менестрель весело фыркнула: