— Мой лорд Верити! — Старый голос Кеттл дрогнул. Надежды в нем не было. — Вам придется взять Фитца Чивэла. Другого пути нет. — Ее глаза, некогда такие блестящие, теперь казались сухими черными камешками. — Ты предлагал это, — напомнила она мне, — всю твою жизнь.
Я кивнул головой.
— Если вы не возьмете моего ребенка, — тихо добавил я. Я набрал воздуха в легкие. Жизнь. Сейчас. «Сейчас» было всей моей жизнью, всем, что на самом деле я мог отдать. — Мой король! Я не ищу больше никаких сделок. Если моя жизнь нужна, чтобы этот дракон полетел, я предлагаю ее вам.
Верити слегка покачнулся. Он смотрел на меня.
— Ты почти заставляешь меня снова чувствовать. Но… — Он поднял серебряный палец и обвиняюще ткнул им. Не в меня, в Кеттл. Его голос был твердым, как камень его дракона, когда он сказал: — Нет. Я говорил тебе. Нет. Ты не будешь больше говорить с ним об этом. Я запрещаю. — Он медленно опустился на колени, потом сел рядом со своим драконом. — Будьте прокляты эти семена карриса. Силы всегда покидают тебя в тот самый момент, когда они нужны больше всего. Проклятое зелье.
— Сейчас вам нужно отдохнуть, — глупо сказал я. На самом деле у него не было выбора. Таким оставляет человека каррис. Пустым и изнемогшим. Я знал это слишком хорошо.
— Отдохнуть, — горько проговорил он. Голос его сломался. — Да. Отдохнуть. Я должен хорошо отдохнуть к тому времени, когда солдаты моего брата найдут меня и перережут мне горло. Хорошо отдохнуть к тому времени, когда придет его группа и присвоит моего дракона. Не строй иллюзий, Фитц. Именно этого они хотят. Но не получат. По крайней мере, я надеюсь… — Его сознание уже блуждало. — Хотя, — произнес он очень слабым голосом, — они были связаны со мной Скиллом некоторое время. Этого может быть достаточно, чтобы они забрали его после моей смерти. — Он улыбнулся ужасной улыбкой. — Регал-дракон… Он не оставит от Баккипа камня на камне.
За его спиной Кеттл согнулась, прижав лицо к коленям. Я думал, что она плачет, но, когда она медленно упала на бок, ее лицо было расслабленным и неподвижным, а глаза закрыты. Умерла или заснула тяжелым сном, который дают семена карриса. После того, что Верити сказал, это не имело значения. Мой король растянулся на голом пьедестале. Он спал рядом со своим драконом.
Кетриккен подошла и села рядом с ним. Она склонила голову и заплакала. Не тихо. Надрывные рыдания, сотрясавшие ее, могли бы разбудить даже каменного дракона. Но этого не случилось. Я смотрел на нее. Я не подошел к ней, не прикоснулся к ней. Я знал, что это бесполезно. Вместо этого я обернулся к шуту:
— Мы должны принести одеяла и устроить их поудобнее.
— Конечно. Какая другая работа больше подходит Белому Пророку и его Изменяющему? — Он взял меня под руку. Его прикосновение обновило нить связи Скилла между нами. Горечь. Горечь текла по его жилам вместе с кровью.
Мы пошли за одеялами.
38СДЕЛКА ВЕРИТИ
Когда сверяешь все записи, становится ясно, что на самом деле не более двадцати красных кораблей прошли по Оленьей реке до Турлейка, и лишь двенадцать из них продвинулись дальше, чтобы угрожать селениям, примыкающим к Тредфорду. Менестрели заставили нас поверить в то, что там были многие десятки кораблей с сотнями пиратов на палубах. В песнях воды Оленьей и Винной рек стали красными в то лето от крови. Это не так. Но страдание и ужас тех дней никогда не должны быть забыты. И не следует обвинять менестрелей во лжи. Правда часто бывает гораздо значительней фактов.
В этот вечер Старлинг вернулась вместе с шутом. Никто не спросил ее, почему она не стоит больше на страже. Никто даже не предположил, что, возможно, нам лучше бежать из каменоломни до прихода отрядов Регала. Мы останемся и примем бой. Чтобы защитить каменного дракона.
И мы умрем. Это было ясно. Все мы знали это, но никто не говорил об этом вслух.
Когда Кетриккен заснула в изнеможении, я отнес ее в палатку, которую она делила с Верити. Я положил ее и как следует укрыл. Я нагнулся и поцеловал ее покрытый морщинами лоб, как поцеловал бы своего спящего ребенка. В некотором роде это было прощание.
Наступили сумерки. Старлинг и шут сидели у огня. Она играла на арфе и смотрела в огонь. Обнаженный нож лежал на земле рядом с ней. Некоторое время я стоял и смотрел, как отблески пламени касаются ее лица. Старлинг Птичья Песня, последний менестрель последних истинных короля и королевы Видящих. Она не напишет никакой песни, и никто не вспомнит ее.
Шут сидел неподвижно и слушал. Я думал про себя, что, если это последняя ночь, когда она может играть, он не мог бы дать ей ничего больше. Слушать и позволить ее музыке убаюкать его.
Я оставил их сидеть там и пошел искать мех с водой. Потом медленно взобрался по насыпи к дракону. Ночной Волк шел со мной. Немного раньше я развел на помосте костер. Теперь я подбросил в него остатки хвороста Кетриккен и сел рядом. Верити и Кеттл спали. Когда-то Чейд пользовался семенами карриса целых два дня. Когда он наконец рухнул, ему потребовалось больше недели, чтобы восстановить свои силы. Все, чего он хотел, — это спать и пить. Я сомневался, что Верити или Кеттл скоро проснутся. Но все равно им уже не о чем было говорить. Поэтому я просто сидел подле Верити и охранял покой моего короля.
Я был плохим сторожем. Я проснулся, когда он шепотом позвал меня по имени. Я мгновенно сел и потянулся за мехом с водой.
— Мой король, — сказал я тихо.
Но Верити не был распростерт на камне, слабый и беспомощный. Он стоял надо мной. Он знаком велел мне следовать за ним. Я так и сделал, двигаясь тихо, как и он. У основания пьедестала он повернулся ко мне. Не говоря ни слова, я протянул ему мех с водой. Он выпил примерно половину его содержимого, подождал немного и допил то, что оставалось. Закончив, он передал мех мне. Потом прочистил горло.
— Есть путь, Фитц Чивэл. — Его темные глаза, так похожие на мои, смотрели прямо и требовательно. — И этот путь — ты. В тебе столько жизни и голода. Страсти разрывают тебя.
— Я знаю, — сказал я. Это прозвучало храбро. Я никогда в жизни не испытывал такого страха. Регал сильно напугал меня в своем подземелье, но то была боль. А это смерть. Внезапно я понял разницу.
— Тебе это не понравится, — предупредил он меня, — мне это не понравится. Но я не вижу другого выхода.
— Я готов, — солгал я, — только… Я бы хотел в последний раз увидеть Молли. Чтобы знать, что они с Неттл в безопасности. И Баррич.
Он смотрел на меня.
— Я помню сделку, которую ты предложил. Я не должен забирать у тебя Неттл. — Он отвел глаза. — Но я попрошу тебя о чем-то худшем. О твоей жизни. О жизни и энергии твоего тела. Я истратил все, видишь ли. У меня ничего не осталось. Но если бы я мог разжечь в себе еще одну ночь чувств… если бы я смог вспомнить, что значит желать женщину и держать в объятиях свою любимую… — Голос его уплывал. — Мне стыдно просить это у тебя. Гораздо стыднее, чем брать силу у ничего не подозревающего мальчика. — Он снова встретил мой взгляд. И я знал, как мучительно он подбирает слова. Несовершенные слова. — Стыд, который я испытываю, боль оттого, что я вынужден так поступить с тобой… даже это ты даешь мне. Даже это я могу вложить в дракона. Дракон должен летать, Фитц. Он должен.
— Верити. Мой король. — Он отвел глаза. — Мой друг, — наши глаза снова встретились, — все в порядке. Но… я бы хотел снова увидеть Молли. Хоть на мгновение.
— Это опасно. Я думаю, то, что я сделал с Карродом, разбудило в них настоящий страх. Они еще не испытывали свою силу против нас, только хитрость, но…
— Пожалуйста, — я сказал очень тихо. Верити вздохнул:
— Хорошо, мальчик. Но сердце мое противится этому.
Не прикосновение. Он даже не вздохнул. Как будто Верити уменьшился, такова была сила его Скилла. Мы были там, с ними. Я чувствовал, как Верити ушел, создавая иллюзию, что я один.
Это была комната на постоялом дворе. Чистая и хорошо обставленная. Канделябр со свечами стоял на столе рядом с буханкой хлеба и миской с яблоками. Баррич, без рубашки, лежал на постели. Кровь запеклась вокруг ножевой раны. Его грудь медленно вздымалась. Он спал. Баррич лежал рядом с Неттл. Она тоже спала, прижавшись к нему. Правой рукой Баррич обнимал ее. Пока я смотрел, над ними склонилась Молли и осторожно взяла ребенка из-под руки Баррича. Неттл не проснулась, и Молли отнесла ее в корзинку в углу и закутала в одеяло. Розовые губки девочки шевелились, вспоминая о теплом молоке. Лоб ее под блестящей черной челкой был гладким. Казалось, все случившееся ничуть не повредило ей.
Молли целеустремленно двигалась по комнате. Она налила в таз воды и взяла кусочек сложенной ткани. Потом подошла и села на корточки рядом с Барричем. Она поставила таз с водой на пол у кровати и окунула в него тряпку. Затем как следует выжала ее. Когда Молли приложила тряпку к его спине, он проснулся, зашипев от боли. Быстрый, как нападающая змея, он схватил ее за запястье.
— Баррич, пусти. Это нужно промыть. — Молли сердилась на него.
— А, это ты, — голос его был хриплым от облегчения. Он отпустил ее.
— Конечно я. Кого еще ты ждал?
Она осторожно выжала тряпку на рану, потом снова окунула ее в воду. Тряпка в ее руке и вода в тазу окрасились кровью. Он осторожно ощупал кровать рядом с собой.
— Что ты сделала с моей девочкой? — спросил он.
— С твоей девочкой все в порядке. Она спит в корзине, вон там. — Молли снова протерла его спину, потом одобрительно кивнула: — Кровотечение прекратилось. И рана выглядит чистой. Я думаю, кожаная рубашка ослабила удар. Если ты сядешь, я перевяжу тебя.
Баррич медленно сел. При этом он слегка охнул, но, усевшись, улыбнулся ей. Он откинул с лица прядь волос.
— Пчелиный Уит, — одобрительно сказал он и покачал головой. Я был уверен, что он говорит это не первый раз.
— Это все, что я могла придумать, — заметила Молли, но не удержалась от ответной улыбки. — Но оно сработало, разве нет?