Разговоры продолжались еще так долго, что наутро мореход едва не проспал полдень - время, когда должны были прийти к нему за долгом. Разбуженный стуком в ворота, он выскочил на улицу к купцам, оставив гостей подсматривать в щель за тем, как он сперва в притворном огорчении и ужасе перед наказанием валялся в пыли у ног заимодавцев, целуя землю и причитая, а потом, когда они уже велели страже взять его, вдруг засуетился, припоминая, что будто бы у него есть немного денег, чтобы ему дали отсрочку еще хотя бы на два-три дня. Получив разрешение принести то, что удалось скопить, он бросился в дом и скоро вынес мешок с золотом. Словно опасаясь, что тот может выпасть, он долго не решался его отдать, а когда отдал, выронил, и золото рассыпалось. Славяне от души посмеялись, видя, как удивились купцы, как жадно кинулись они на землю подбирать деньги. Они дрались между собой, а Синдбад стоял над ними, и только чуть заметная усмешка трогала его тонкие губы.
После того дня началась у всех новая жизнь. И когда Синдбад все успевал - оставалось загадкой. Он то целыми днями ездил по базару, договариваясь с купцами и корабельщиками, то устраивал пиры в честь своих гостей, приглашая танцовщиц и певцов, то бродил по причалу, следя, как готовят его корабль к путешествию, и еще он успевал показывать славянам Багдад и рассказывать о его диковинках.
Благодаря его необычайному рвению уже через неделю путники смогли отплыть к острову Буяну.
С севера дни и ночи напролет дули ветра. Прилетали они издалека, из земель, которые были родными трем из четырех гостей Синдбада. Трое славян радовались каждому их порыву, несущему прохладу, и вслушивались в знакомые голоса, словно принесли ветра весточки от родных и любимых. Но корабль торопился не на север, а на юг - вниз по течению реки, а потом по заливу в открытое море.
Чудные, непонятные люди - славяне - часто и подолгу задерживались на носу корабля. Буян стоял там чаще прочих, и даже не все его спутники точно знали, что он там делает. Лишь один или два матроса приметили, что он часами стоит, вскинув руки к небу, и что-то шепчет одними губами. Иногда можно было разобрать слова, но что они означали - не догадывался никто. И все же, пока по ночам гусляр оставался на носу корабля, ветер не стихал и нес судно на юг.
Миновало почти два десятка дней пути, и перед путешественниками открылось море-Океан. Куда ни глянь, всюду была ровная гладь ярко-синей воды. Лишь на горизонте ветра колыхали облака, строя из них дома, башни, чудесные сады. Под поверхностью воды можно было заметить морских чудовищ, бывалый Синдбад поражал гостей рассказами о них.
А вокруг расстилалось море-Океан, все так же ровное и пустое - ни острова, ни другого корабля - только вода и небо. И один день стал до того похож на другой, что это встревожило Синдбада.
- Не нравится мне все это,- сказал однажды гостям Синдбад.- Уж больно тихо все - жди беды.
Он огляделся вокруг - Океан был смирен, как уснувший ребенок. Только ветер влек по воде одинокий корабль да неподалеку играли в воде дельфины.
- Я согласен с Синдбадом,- вставил Гаральд.- Не доверяю я морю. И вообще, я предлагал путь по земле...
- Это потому, что ты сам тяжел,- со смехом возразил ему Буян.- Ты, когда железо свое наденешь, до того неповоротлив становишься - и медведь перед спячкой проворнее тебя будет!
Гаральд со дня приезда в Багдад из-за жары не надевал доспехов. Кроме узких кожаных штанов на нем была рубашка тонкого полотна с низким вырезом. Английский рыцарь стал очень похож на матроса, а потому слова гусляра воспринял как вызов.
- Ты свои шуточки оставь! - взвился он, хватаясь за кинжал.- Ни один рыцарь в море не выйдет... Норманны, конечно, не в счет, но то не рыцари так, сброд всякий, простолюдины...
- Услыхали б тебя норманны, заставили б пожалеть о таких словах,раздумчиво молвил Властимир, на голоса встревая меж спорщиками.- У меня зять норманн, государь земли славянской Рюрик - из норманнов. А по земле до Буяна нипочем не добраться - остров то ведь...
И хотел уж было Гаральд возразить князю на его слова, но тут остановил их Синдбад.
- Говорил же я, что придется нам худо,- сказал мореход.- Поглядите-ка, дельфины куда-то делись!
Он указывал на море, и все, обратившись в ту сторону, заметили, что поблизости нет ни одной гладкой блестящей спины этих странных непугливых животных.
- Они могли куда-нибудь уплыть,- предположил Гаральд.- Что с глупой твари взять?
- Не скажи! - Синдбад, подавшись вперед, осматривал окоем,- Они что-то учуяли, но что - не пойму! Может, шторм идет?
И вдруг корабль качнуло с борта на борт, словно он решил потянуться. Все разом посмотрели вниз, на воду,- и никто не смог вымолвить ни слова.
Под кораблем мерно покачивалось какое-то животное. Оно не спешило ни отплывать, ни двигаться дальше - просто висело в воде в тени корабля и шевелило плавниками. Сквозь сине-зеленую воду с серебристыми рябинками мерцали и переливались его глаза. Казалось, что глазами усеяно все чудовище, от носа, на котором шевелились длинные тонкие белые усы, до хвоста вдоль всего гибкого тела. Существо время от времени прижималось спиной к днищу корабля, отчего тот вздрагивал как живой.
Синдбад отпрянул от борта первым и сказал:
- Сколько лет плаваю, а такого еще не видел... Кто-нибудь знает, что это такое?
Гаральд вздрогнул, словно указали прямо на него.
- Одно могу сказать,- произнес он наконец,- говорят, что в море живет чудище Левиафан, помощник самого дьявола...
- Ты опять? - напустился на него Буян.- Доколи ты будешь поминать его? Не надоело? Что он тебе везде мерещится?
В доказательство своей правоты гусляр перегнулся через борт и попытался черпануть воду рукой.
Забыв о недавней вражде, рыцарь бросился к нему и оттащил подальше.
- Жить надоело? - закричал он.- Или что доказать мне хочешь? Проглотит и не заметит...
- Буян прав,- вдруг сказал Мечислав.- Оно смирное, как корова... Просто ему на глубине одиноко и страшно, вот оно и выплыло на голоса. Или мамку свою искало, а прибилось к нам...
Юноша перегнулся через борт и захватил рукой один из усов чудовища. Теперь он, свесившись вниз, осторожно поглаживал его, словно щенка, и щекотал, а чудовище пыталось выставить из воды голову.
Забыв о споре, Буян и Гаральд подбежали к отроку.
- Он там один боится,- объяснил тот, кивая на чудовище.
- Не смеши,- отрезал гусляр.- Он - и боится? Это его все боятся...
- А он боится темноты и холода,- возразил Мечислав.- Он маленький еще, а мамка уплыла...
Его слова были встречены смехом - даже Буян хохотал, размазывая слезы по щекам. Не смеялся только сам Мечислав. С пылающими щеками он переводил взгляд то на одного, то на другого весельчака, и в его синих глазах загорался гнев.
- Вы! - закричал он вдруг.- Вы все думаете, я еще ребенок, что глупыми сказками живет? А вы просто проверить не можете... Вы подумайте сами - для чего я в дорогу-то просился? Только ли на мир посмотреть? А что мой отец волхв, то все забыли?
И, словно защищая знакомца, над бортом взвилась голова чудовища.
Все разом перестали смеяться. Узкая многоглазая голова покачивалась над кораблем, шевеля усами, а вода текла с нее на палубу. Мечислав, не выпуская уса из руки, кинулся к чудовищу.
- Уходи,- замахал он руками.- Они боятся тебя, уйди под воду!
Странно было видеть, как он пытается остановить гиганта, но существо вдруг утробно вздохнуло и плавно опустилось в океан. Корабль качнуло. Ус выскользнул из рук юноши и белой змеей уполз в воду.
Мечислав смотрел победителем.
- Ну что? Будете надо мной смеяться?
Гаральд махнул рукой, отходя, а Буян почесал затылок.
- Две вещи для меня непонятны,- сознался он,- Почему он к тебе пришел...
- Сам того не ведаю,- поспешно ответил Мечислав Я видел, как он плывет за нами, торопится, и подумал, что он волнуется и боится опоздать. А потом вдруг понял, что так оно и есть.
- И вторая,- продолжал Буян, словно не слушая юноши.- Если это детеныш, то какова же мать его?
- О том и я все думаю,- содрогнулся Синдбад.- Мы только в Океан выплыли, а тут на тебе!.. Такие звери...
Корабль опять качнуло, и все бросились к бортам. Это чудовище толкало судно снизу своей огромной головой.
- Оно тебя вызывает, Мечислав,- определил Буян.- Иначе и быть не может...
Юноша отскочил от борта и замахал руками.
- Но ведь вы не бросите меня ему? - воскликнул он.
- А почему бы и нет, если ты не уговоришь его уйти отсюда. Хоть и говорил Буян спокойно и не чувствовалось в голосе его зла, моряки приняли его слова за чистую монету, и все разом пошли на юношу. Тот отступил, косясь по сторонам, пока не почувствовал, как кто-то схватил его сзади за плечи. Мечислав вскрикнул и рванулся прочь, но его держали крепко. Он рванулся сильнее, и тогда его развернули - юноша лицом к лицу столкнулся с Властимиром. Слепой князь стоял у борта на другой стороне, и Мечислав просто наткнулся на него.
Не говоря ни слова, Властимир обнял сопротивляющегося Мечислава.
- Пустите меня,- попросил юноша.- Они меня бросят за борт!
- Они этого не сделают,- уверенно сказал Властимир,- если Синдбад, конечно, может приказывать своим людям.
Пристыженный Синдбад кинулся разгонять матросов, посылая кого в трюм, кого на мачты - выравнивать паруса, кого наводить порядок на корабле. Тем временем Властимир и припавший к его плечу Мечислав стояли у борта. Когда суматоха немного поутихла, князь подозвал Буяна.
- Что это за чудище? - спросил он, когда шаги гусляра замерли совсем близко.
- Мечислав говорит, что это детеныш,- ответил тот.- Я о нем только истории слыхал да сам певал, а в песне ложь и правда рядом идут - поди разберись, что рассказчик от себя добавил, а что так оставил. Говорят так: сказка - ложь, да в ней намек. Частенько только намек правдой бывает, а гусляр знай повторяй да пересказывай!