— Она говорила тебе, что завидовала тому, что ты сделал, не так ли? — осторожно спросила она. — Она сказала, что хотела бы оказаться на твоем месте. Ну, в каком–то смысле, она исполнила свое желание. Она умерла, зная, что сделала что–то для этого. Ты должен позволить ей гордиться этим, Кирисин, а не принижать ее жертву стенаниями, что бы ты смог сделать, чтобы этого избежать.
Она посмотрела куда–то вдаль, измеряя пространство, которое лежало впереди, размышляя, смогут ли они его пересечь до заката.
— Никто из нас не сможет изменить то, что случилось, не зная об этом заранее. И даже тогда…
Она замолчала, глядя на него, ожидая. Он раздумывал какое–то время, затем кивнул:
— Я это понимаю. Но все равно ничего не могу поделать. — Он немного помолчал. — Полагаю, что я думаю о Праксии, потому что беспокоюсь за Симралин.
Так вот что его на самом деле тревожит, подумала она. Его сестра. Она представила, что мальчик вряд ли думал о чем–то еще с тех пор, как они расстались в Цинтре. Теперь прошла почти неделя и о ней не было ни единого слуха. Ни об эльфах, которые остались позади со своим Королем, чтобы замедлить продвижение демона.
Трудно было не думать о худшем.
— У Симралин много опыта в том, чтобы остаться в живых, — сказала она ему. — Ты сам говорил, что она лучшая в том, чем занимается. Я думаю, с ней все будет в порядке. Наверное, просто потребовалось чуть больше времени, чтобы прервать сражение, чем предполагалось. Может быть, они просто пошли другим путем. Более длинным, чтобы обезопасить себя. Может быть много причин, почему она еще не здесь, Кирисин.
— Мне просто не нравится, что мы оставили ее, — не унимался он. — Я должен был остаться с ней.
— Я понимаю, что ты чувствуешь, но это было бы глупо. Она осталась позади, чтобы ты смог спокойно уйти. Кроме того, ты дал ей синие Эльфийские камни. Если она окажется в настоящей опасности, она сможет их использовать.
— Наверное. — Он не был уверен. Он потер пыльную землю носком своего сапога. — Если сможет выяснить, как ими пользоваться.
— Она же наблюдала за тобой, так ведь? Я тоже. Мы обе видели, как это делалось, что для этого требовалось. Мы говорили об этом. Думаю, она найдет способ, если понадобится.
Она смотрела, как он поднял руку к груди и коснулся пальцами бугорок от мешочка с Путеводной звездой под тканью своей туники.
— Я хочу, чтобы все закончилось. Я хочу, чтобы мы оказались там, где угодно там. — Он посмотрел на нее. — У Ястреба есть представление, как далеко нам идти?
Она покачала головой:
— Не думаю. Если и есть, то он не говорит. Кажется, он просто следует своему нюху. Его инстинкты подсказывают ему, куда он должен нас отвести. Та девушка, Тесса, говорит, что именно так это работает. Она настаивает, что этого достаточно. — Она снова покачала головой. — Я не знаю, поверит ли кто–нибудь этому, но это все, что у нас сесть.
Несколько минут они молчали, сосредоточившись на ходьбе, на движении своих ног, ставя одну ногу за другой, это повторение приносило странное утешение. Анжела взглянула на небо, на горячий белый шар солнца, на синеву, окружающую его. Она желала, чтобы пошел дождь, но понимала, что ничего подобного не будет.
— Полагаю, мы должны поверить в него, — вдруг сказал Кирисин. — Таким же образом мы верили в то, что мы делали, когда пошли искать Путеводную звезду и не знали, где она и как ее найти. Иногда, вера это все, что у тебя есть.
— Иногда, — согласилась она, улыбаясь ему.
Она вдруг вспомнила Эйли, чего не делала довольно давно. Потеря бродяжки проверила ее собственную веру, но она прошла это. Странным образом это даже повлияло на ее нацеленность на то, что она должна сделать для тех, кому пыталась помочь. Эйли говорила ей, что была ее совестью, чтобы шептать ей в ухо, когда ей нужно было что–то переосмыслить. Но без Эйли, которая подталкивала ее, ей, кроме себя, не на кого было положиться, и это заставило ее более осторожно, чем когда–либо, обдумывать все, прежде чем действовать. Это не было боязнью совершить ошибку, а желание не разочаровать Эйли. Она была у нее в долгу.
Она снова посмотрела вперед, где Ястреб шел бок о бок с Ягуаром. Какое же давление он должен был испытывать, задумалась она, после того, что случилось прошлой ночью?
— Я тебе говорю, Птица—Человек, что они вернутся!
Ягуар был так настойчив, что Ястребу стало почти жалко его. Тот так старался, чтобы Ястреб почувствовал себя лучше, когда это было невозможно, и наблюдать за этим было больно. Говоря это, Ягуар, видимо, решил, что все каким–то образом само собой и разрешится.
Но Ястреб лучше знал.
— Послушай, это просто, как я сказал, — продолжал Ягуар. — Винтик бродит где–то, а Мелок пошел на поиски своего тугодумного друга, потому что Винтик никогда не знает, что вообще происходит. Мелок думает, что найдет его, как это происходило раньше в городе, но теряется сам, потому что он больше не в городе и не может найти дорогу из туалета. Он бродит вокруг всю ночь, может быть, спит, также, просыпается или что–то там еще и снова начинает поиски. Он возвращается, обнаруживает, что Винтика нигде нет, и единственный, кто пропал, это он сам. Но к тому времени уже слишком поздно, чтобы мы узнали, что же случилось. Мы ушли, поэтому теперь эти двое застряли у моста, пока остальные из обороны не присоединятся к нам.
Он замолчал, как будто обдумывая разумность своего собственного довода, а затем резко вскинул руки:
— Знаешь, нет никакого способа, чтобы они могли рассказать нам, что случилось! Нет ни сотовых, ни радио, ничего, чтобы они могли нам позвонить!
— Знаю, — тихо сказал Ястреб. Он взглянул на остальных. — Надеюсь, ты прав.
— Но ты так не считаешь, не так ли?
Ястреб пожал плечам, покачал головой:
— Я не знаю.
— Это точно, ты не знаешь! — Ягуар нахмурился, его разочарование брало над ним верх. — Ты много чего не знаешь. Просто потому, что ты какое–то волшебное существо, наполненное магией и особыми силами, но это не означает, что ты видишь события в нужное время в нужном месте!
— Хорошо, Ягуар.
— Это также не означает, что ты должен отвечать за каждого. Они все большие мальчики и девочки, ну, кроме Свечки, наверное. Ты не можешь следить за ними каждую минуту. Ты не можешь ожидать…
Воробышек подошла к нему с напряженным лицом:
— Передохни, Ягуар. Это не поможет.
Ягуар пренебрежительно взглянул на нее:
— Если у тебя есть, что сказать, скажи. Ему это нужно.
Она переместила вес Пархан Спрэя с одного плеча на другое, этот жест заставил Ягуара насторожиться.
— Просто хватит об этом говорить, — отрезала она, ее глаза потемнели от гнева и разочарования. Она едва сдерживала слезы. — Нам всем не по нраву то, что случилось, и нам всем хотелось бы получше приглядывать за этой парочкой. Сколько раз все мы предупреждали их? Но разговоры об этом делают только хуже. Никакой пользы не будет от того, чтобы сунуть это в лицо Ястребу и сказать: Я же говорил. Мы все это знаем, поэтому дай ему перерыв, ладно?
— Я говорю ему, что он не виноват, Воробышек, если ты не слышала меня. — Ягуар не хотел отступать. — Я говорю то же самое, что и ты. Но он так не считает, не я. Он думает, что все это его вина, с тех пор как он стал лидером и все такое. Он хочет взять на себя все, что случилось, и сделать это личным.
Выговорившись, он пошел молча. Они брели ничего не говоря несколько минут, раскрасневшись от жаркого спора и его причины. Ястреб смотрел, как перед ними шествовал Чейни, его мохнатое присутствие больше так не успокаивало, как это было когда–то. В городе Чейни предупредил бы их о невидимой опасности. Он бы охранял и защищал их; он бы держал плохих тварей подальше. Но здесь, без окон, дверей или стен, что он мог сделать? Здесь такое большое открытое пространство, что у плохих тварей есть множество путей, чтобы добраться до вас.
Он почувствовал внезапный укол совести, думая таким образом о Чейни. Он столько раз спасал их, но все равно этого было недостаточно. Было несправедливо ожидать большего. Хотя, он ждал этого от себя. Даже понимая, что для этого потребуется больше, чем он сможет предложить. Особенно здесь. Ягуар был прав; иногда ничего нельзя сделать, чтобы спасти людей; иногда ты просто должен отпустить их.
Он оторвался от Ягуара и Воробышка и ускорился, догнав своего пса. Чейни лишь взглянул на него. Он просто продолжал идти, ставя лапу за лапой, раскачивая головой из стороны в сторону, крупные мышцы волнами ходили под его лохматой шкурой. Ястреб пошел рядом с ним, поддерживая темп, его разум был наводнен нереализованными надеждами о том, как все могло обернуться, и горькими воспоминаниями о других трагедиях, унесших жизни Призраков. Мышку и Цаплю. Белку. Каждый раз он чувствовал точно так же — тяжелую утрату, беспомощность, злобу на самого себя, разочарование от своей неспособности что–то сделать.
Позади себя он услышал, как шептались Воробышек и Ягуар. Они обсуждали одно и то же: если он был таким волшебным, как это предполагается, тогда почему он не может сделать что–то большее? Сможет ли он сделать то, что обещал? Сможет ли отвести их в место, где они все будут в безопасности? Он не знал. Он ни в чем не мог быть уверен.
Все, что он мог делать, это пытаться идти вперед и надеяться, что каким–то образом он найдет путь.
Сказав это себе, лучше ему не стало. Столько зависело от него. Даже если бы он перестал думать о Тессе и их не рожденном ребенке, даже если бы сократил число ведомых им только до своей семьи, он был поражен грандиозностью своей задачи.
Его вели инстинкты, как и говорил Король Серебряной Реки, как и было с момента его возвращения. Но эти инстинкты было все, что он имел. Похоже, этого было недостаточно.
Чейни внезапно повернул и толкнул его своей большой головой. Ястреб отшагнул в сторону, считая что именно он свернул с дороги, погруженный в свои размышления. Потом большой пес сделал это снова, преднамеренно, что имело безошибочный смысл.