Владычица была высокой, стройной и исполненной грации. Одна нога была слегка поднята, а руки протянуты, словно она намеревалась шагнуть вперед, чтобы обнять Калара. Ее платье казалось светящимся, переливающимся и почти прозрачным, будто это был не твердый камень, а настоящий тончайший шелк, слегка развевавшийся на ветру. На ее поясе висел украшенный драгоценными камнями Грааль и четки, увитые плющом. Ее прекрасные, словно струившиеся волосы украшали маленькие цветки и листья тончайшей работы.
Но более всего гений скульптора проявился в том, как было изваяно лицо Владычицы. Когда Калар взглянул на ее лик, то почувствовал, что на его глазах выступили слезы. Высокие скулы ее были изваяны с невероятным изяществом, а губы казались мягкими, словно бархат.
Владычица смотрела на молодого рыцаря с выражением бесконечного сострадания. Чувство любви и материнской преданности, исходившее от статуи, было удивительно ощутимым, и у Калара перехватило горло от восхищения божественным изображением, которое создал скульптор.
У Калара остались лишь смутные воспоминания о своей матери — она умерла, когда он был еще маленьким ребенком, но вид лица статуи Владычицы вновь всколыхнул эти воспоминания.
Калар опустил глаза и посмотрел в пруд. Под зеркальной поверхностью воды туда-сюда плавал сом с длинными извивающимися усами, ища корм в листьях, устилавших дно пруда.
Отражение статуи Владычицы мерцало словно призрак на поверхности пруда, и Калар, закрыв глаза, произнес молитву, ощущая удивительное чувство спокойствия и безмятежности.
Калар не знал, сколько он простоял на коленях перед статуей, но когда он открыл глаза, солнце было уже высоко в небе, почти над его головой, и статуя уже не сияла под его светом. Калар чувствовал себя освеженным и очистившимся, словно молитва смыла все его дурное настроение.
Он поднялся, прошептал последнюю молитву и направился назад в лагерь, поднимаясь по травянистому склону Трона Адалинды.
Впервые за несколько недель Калар чувствовал себя так спокойно.
С чувством стыда он вспомнил тот резкий разговор с Гюнтером, который произошел несколько часов назад по пути обратно в лагерь из патруля.
— Ты выглядишь разозленным, — сказал учитель фехтования. — Хочешь поговорить?
Калар мрачно посмотрел на Гюнтера.
— Я не разозлен, — раздраженно сказал он.
Гюнтер поднял бровь.
— Ну как скажешь, — ответил он.
Некоторое время они ехали рядом молча, каждый был погружен в собственные мысли.
— Ты все еще думаешь о том, как тебя выбили из седла тогда в засаде? — наконец спросил Гюнтер.
Лицо Калара еще больше помрачнело.
— Это был позор, — тихо произнес он, так, чтобы никто из других рыцарей не услышал. — Зверолюд мог запросто убить меня, но решил поиграть со мной. Я видел это в его проклятых глазах. Лучше бы мне было погибнуть, чем служить забавой для этой твари.
— И никогда больше не увидеть твою прекрасную Элизабет? — спросил Гюнтер.
— Я не заслуживаю ее благосклонности, — с горечью ответил Калар.
Гюнтер расхохотался, и Калар устремил на него яростный взгляд.
— Ах, глупая молодость, — сказал рыцарь-ветеран. — Ты хоть знаешь, сколько раз меня выбивали из седла? Сколько раз я был бы убит, если бы не чье-то вмешательство или просто счастливый случай?
Выбрось эти глупости из головы. Ты жив и твоя честь не запятнана.
Калар сердито посмотрел на Гюнтера и отвел своего коня подальше, проехав остаток пути до лагеря в мрачном молчании. Только сейчас, после молитвы, он понял, что вел себя глупо. Стыд от того, что он позволил выбить себя из седла, все еще жег его, но в тот день погибли и куда более достойные рыцари, чем он. Калар чувствовал себя, словно глупый ребенок.
Восстановив душевное спокойствие и избавившись от мрачного настроения, Калар шел в лагерь, улыбаясь при мысли об Элизабет.
— Ах, это наш малыш из Гарамона! — вдруг раздался ядовитый голос.
Калар поднял взгляд, и улыбка исчезла с его лица, когда он увидел Малорика, стоявшего у своей палатки, уперев руки в бока. Молодой наследник Сангасса был все еще облачен в доспехи, его белый табард испачкан кровью. За его спиной крестьянин насаживал голову зверолюда на копье, воткнутое в землю. Таких голов на копьях было у палатки уже с полдюжины.
— Ну, что скажешь насчет моих новых украшений?
— Очаровательно, — сказал Калар. — Твои родственнички?
Малорик усмехнулся.
— Ах, как остроумно. А я слышал, что ваша ночная охота снова была неудачной. Вы как будто специально избегаете зверолюдов.
Наверное, вы нашли какой-нибудь хлев, в котором и прячетесь каждую ночь, пока настоящие бойцы сражаются? Может быть, ты там приятно проводишь время с каким-нибудь молодым красивым конюхом, а?
Калар почувствовал, что умиротворенность, которой он достиг в часовне, исчезла. Другие рыцари из Сангасса оставили свои дела и с насмешливыми улыбками стали ждать, что ответит на это наследник Гарамона. Один из спутников Малорика, молодой владетельный рыцарь, вероятно лет двадцати пяти, подошел ближе, и, улыбаясь, положил руку на эфес меча.
Калар понимал, что эта встреча может плохо кончиться, но его гордость была ущемлена. При мысли о прекрасном лике Владычицы его гнев несколько утих. Он заставил себя улыбнуться.
— Поздравляю вас с успешной охотой. Пожалуй, я пойду, чтобы не сломать тебе нос еще раз. Наверное, твоя мамаша будет весьма недовольна, если твоя смазливая мордашка окажется попорчена, — сказал Калар дружеским тоном, и, поворачиваясь, добавил, — а я слышал, что старая шлюха в гневе неприятна.
— Что ты сказал?! — вскипел Малорик.
— Я сказал, что твоя мать — добродетельная женщина, — громко объявил Калар.
— А твоя — ведьма и гниет в могиле! — прорычал Малорик. — Самое подходящее для нее место. Говорят, она была ведьмой.
Калар застыл на месте, побледнев от ярости.
— Твоя сестра тоже была ведьмой, — продолжал Малорик. — Именно поэтому ее и забрали, не так ли?
Калар развернулся и с перекошенным от бешенства лицом бросился к наследнику Сангасса. Малорик с наглой улыбкой смотрел на него, подмигнув рыцарю, стоявшему рядом.
Без лишних церемоний Калар впечатал кулак в лицо Малорика, снова сломав ему нос.
— Посмей только вякнуть еще что-нибудь о моей матери и сестре, шлюхино отродье, — тяжело дыша, произнес Калар.
Малорик, поднявшись с земли, прижал руку к кровоточащему носу, но его глаза триумфально сияли.
— Я принимаю вызов, — прохрипел он.
— Что? — не понял Калар.
— Ты ударил меня перед всеми рыцарями, собравшимися здесь. Я принимаю твой вызов, и моим чемпионом будет сир Ганелон.
Стройный рыцарь, стоявший рядом, поклонился, насмешливо улыбнувшись.
Калар выругался.
Теперь он узнал этого рыцаря. Ганелон, чемпион Сангасса; Ганелон Мясник.
Худощавый молодой человек ниже среднего роста, он был больше похож на избалованного мальчишку-щеголя, чем на смертоносного воина, каким, по слухам, он был. Его длинные волосы, свисавшие ниже плеч, были надушены и тщательно расчесаны, а гофрированные доспехи последней моды богато украшены и начищены до зеркального сияния. На его лице постоянно была улыбка, но глаза были холодными и мертвыми, словно у рыбы.
Ганелон прославился как победитель во множестве дуэлей, и говорили, что он является «слегка» ненормальным. Если слухи были верны, ему особенно нравилось причинять боль кому-либо, будь то соперник в поединке или женщина в постели.
— Отлично, — сказал наконец Калар. — Назови время и место.
— Полдень, — ответил Ганелон, глядя в глаза Калару. — Поле к западу за лагерем.
— Я приду, — кивнул Калар.
— Надеюсь, — усмехнулся Ганелон.
Малорик, стоявший рядом с ним, даже не пытался скрыть своей радости.
— НЕТ! Я сам способен постоять за свою честь в поединке! — заявил Калар.
— Тебе не сравниться с ним в бою! — решительно возразил Гюнтер, повернувшись к молодому рыцарю.
Калар облачался в доспехи с помощью слуг, вытянув руки, пока на нем закрепляли последние элементы брони.
— Этот Ганелон — хладнокровный убийца, — продолжал Гюнтер. — И он владеет клинком куда лучше тебя.
— Я не позволю тебе выйти на поединок вместо меня! — упрямо запротестовал Калар.
— Я обещал защищать тебя, — твердо ответил рыцарь-ветеран.
Калар возмущенно фыркнул.
— Обещал моему отцу?! Да он никогда бы не просил защищать меня!
Он меня просто ненавидит!
— Это не так, Калар, — вздохнув, сказал Гюнтер. — Но это обещание я дал не ему.
— Да? Кому же?
— Леди Иветте, твоей матери.
Калар изумленно моргнул, злые слова, которые он был готов произнести, застыли у него на языке. Махнув рукой, он приказал слугам выйти из палатки.
— Она просила меня защищать тебя и твою сестру, — сказал Гюнтер, когда слуги ушли, голос рыцаря-ветерана звучал тихо, и глаза были полны скорби. — Она боялась за вас. Это было лишь за день до того, как она… умерла. Она была на последнем сроке беременности, и ее мучила сильная боль, но она думала только о тебе и Анаре.
— Она была беременна? — в замешательстве спросил Калар, позабыв о своем гневе.
Гюнтер понял, что сказал слишком много.
— Да… — неохотно сказал он. — Роды были очень тяжелыми. И мать и дитя умерли.
Калар долго смотрел в пустоту.
— Я не знал… — произнес он наконец. — Никто не говорил мне, как она умерла.
— Прости, я сожалею, что заговорил с тобой об этом. Как бы то ни было, — сказал Гюнтер, откашлявшись, — через год Анару забрали. И тогда я не смог сделать ничего, несмотря на мое обещание. Но здесь и сейчас я могу тебя защитить. Обещать и не защитить обоих ее детей… я не смогу жить после такого позора.
— Но я не хочу, чтобы ты погиб из-за меня, — сказал Калар.
— Я не собираюсь погибать, мальчик мой, — ответил Гюнтер. — Позволь мне сразиться. Позволь почтить желание твоей матери.
В этот момент в палатку вошел Бертелис, его лицо было мрачным и встревоженным. Младший брат Калара взволнованно кусал губы.