Достав глиняный кувшин, лекарь поставил его рядом с койкой Калара.
— Это мед, мой лорд, — сказал он. — Пусть ваш слуга мажет им рану дважды в день, утром и вечером. Похоже, нож не причинил серьезных повреждений, но некоторое время рана будет болеть. Теперь главное, чтобы не было заражения, и мед поможет его предотвратить. Каждый день нужно менять повязки и очищать раны. Я еще приду к вам завтра, мой лорд.
Калар кивнул, и когда старый лекарь встал, чтобы уйти, было слышно, как заскрипели его колени.
— Передай мою благодарность лорду барону, — сказал Калар. Когда лекарь ушел, он жестом приказал удалиться и другим слугам. Они вышли через полог для слуг в задней части палатки, пройдя сквозь толпу ратников Гарамона, собравшихся снаружи.
— Быдло! — прошипел Бертелис, в ярости шагая туда-сюда. — Они послали вонючих холопов убить нас! Хоть Малорик и мерзавец, но я не думал, что он опустится так низко!
— Он просто гадюка, — кивнул Калар. — Похоже, он готов на любую подлость.
— Вот что я скажу: сейчас мы пойдем к нему и покончим с ним раз и навсегда.
— Нет, — твердо сказал Калар. — Сначала нам нужны доказательства.
Мальчишка-слуга поднял полог палатки и шагнул внутрь, почтительно поклонившись.
— Чего тебе? — прорычал Бертелис.
— Благородные господа, барон Монкадас и лорд Танбурк желают с вами говорить, — сказал мальчишка.
— Тогда не заставляй их ждать снаружи, как нищих, дурак!
Слуга вышел наружу, и в палатку втиснулась массивная фигура барона Монкадаса. Бородатое лицо барона сурово хмурилось. Он был таким громадным, что внутреннее убранство палатки, казалось, стало меньше в его присутствии. За ним вошел высокий и стройный Танбурк, его лицо выражало тревогу и едва сдерживаемую ярость.
— Ты в порядке, парень? — спросил барон.
— Да, — кивнул Калар.
— Слава Владычице, что ваши раны не оказались еще опаснее, — сказал Танбурк.
— Если бы я не проснулся так вовремя, мне перерезали бы глотку.
— Должно быть, сама Владычица разбудила вас, — прошептал Танбурк.
Калар снова подумал о голосе своей сестры, который слышал во сне.
— Двоих убийц взяли живыми, да? — спросил Бертелис.
— Да, — ответил Монкадас. — Танбурк вызвался лично заняться их допросом.
— Отлично, — усмехнулся Бертелис. — Пусть их смерть не будет легкой.
Танбурк вежливо поклонился.
— Главное — выяснить, кто послал их, Танбурк, — велел Калар, в чьем голосе звучал гнев.
— Выясним, — сказал рыцарь, снова поклонившись. — И еще раз позвольте мне выразить радость, что никто из вас не пострадал еще серьезнее из-за этого гнусного покушения.
Высокий рыжеволосый рыцарь еще раз поклонился и вышел.
— Это был Малорик, — сказал Бертелис барону, глаза молодого рыцаря горели гневом.
— Я так не думаю, — тихо сказал барон Монкадас.
— Что? — удивился Калар. — Кто же еще это мог быть? Как бы то ни было, Малорик хитрая бестия. Несомненно, он позаботился о том, чтобы след убийц не привел к нему.
— Я уже говорил с ним, — сказал барон. — Он отрицает свое участие в этом.
— Ну, разумеется, он будет это отрицать! — с яростью произнес Бертелис.
— Да замолчи ты! — громовым голосом рявкнул барон. Наступила тишина, и когда барон заговорил снова, его голос звучал тише:
— Да, Малорик отрицает свое участие, и я верю ему.
Бертелис фыркнул, но Калар молчал, размышляя.
— Тогда один из его рыцарей?
— Может быть, — уклончиво ответил барон.
— Я вызову его на поединок! — внезапно заявил Бертелис.
— Нет, — твердо сказал Калар, подумав о Гюнтере, полумертвом от ран, лежавшем в своей палатке. — Я больше никому не позволю сражаться вместо меня!
— Но они и на меня напали, Калар! Я имею право вызвать его!
— Целью был я, — возразил Калар. — Тебя они только держали. Они могли бы убить тебя, но не убили. Нет, убить они хотели именно меня.
Я сам вызову Малорика на дуэль.
— Нет, — решительно заявил барон, его лицо выражало суровую непреклонность. — Я больше не позволю поединков, и это мое последнее слово как старшего из рыцарей.
Калар изумленно уставился на барона. Бертелис открыл рот от удивления.
— Это неслыханно! — наконец произнес младший брат Калара.
— Поединков больше не будет! — снова рявкнул барон, а его глаза сверкнули злостью. — Нас окружает сильный и коварный враг, угрожающий опустошить наши земли, а эта ваша вражда с Сангассами зашла уже слишком далеко. Один рыцарь убит, а Гюнтер, лучший боец, чем любой из нас, едва жив. Даже если он выживет, вероятно, он не сможет больше сражаться. Нет, хватит с меня вашей мелкой грызни! Когда война закончится, и вы вернетесь в свои владения, там можете делать что хотите, но сейчас есть дела более важные, чем дворянские междоусобицы.
В палатке наступила тишина. Калар и Бертелис смотрели в пол, а барон Монкадас переводил свой яростный взор с одного брата на другого.
— Я уже говорил об этом с Малориком, и заставил его поклясться честью, что ни он, ни кто-либо из его рыцарей не будет продолжать эту вражду до окончания войны. Вы, сыновья лорда Гарамона, тоже должны поклясться в этом.
Калар, уставившись в пол, скорбно покачал головой. «Как могло дойти до такого?», подумал он.
— Ладно, — произнес он наконец. — Клянусь честью.
Бертелис тоже сквозь зубы процедил клятву.
— Хорошо, — кивнул барон Монкадас. — Напавшие на вас будут допрошены, и если выяснится, что им заплатили за это, и они назовут своего нанимателя, его будут судить. А сейчас вам лучше отдохнуть.
Завтра у нас будет нелегкий день. Разведчики доложили, что отряды врага передвигаются уже при свете дня, не скрываясь, примерно в двадцати милях к югу отсюда. Мы направимся туда и очистим район от зверолюдов. Желаю вам доброй ночи и да благословит вас Владычица.
Танбурк, незаметно стоя в тени подслушивал разговор. Лицо рыцаря было искажено от ярости.
Когда первые лучи рассвета озарили землю, еще один крестьянин был вздернут на суку, бессмысленно задергав ногами в агонии, когда его горло захлестнула петля. Четырнадцать других трупов уже качались в петлях, свисая с деревьев.
Бертелис пристально смотрел на повешенного, наблюдая, как лицо умирающего синеет. Руки неудачливого убийцы были связаны за спиной, он сучил ногами и дергался, выпучив глаза. В воздухе разлилось зловоние, когда кишечник повешенного самопроизвольно опорожнился. Бертелис с отвращением покачал головой.
Пятерых убийц, взятых живьем, допрашивали несколько часов. Им пришлось испытать все виды боли, прежде чем их привели сюда и повесили. Бертелис считал, что с ними поступили еще слишком мягко.
По его мнению, их страдания должны были стать куда более долгими, прежде чем преступники отправились бы в вечные чертоги Морра.
Впрочем, Танбурк неплохо постарался. Он выпытал у убийц показания и имена сообщников — поэтому вешали не их одних. Бертелис посмотрел на один из трупов: повешенный был плотного телосложения, и явно не истощенным — йомен, не меньше. Именно на него указывали показания всех соучастников преступления. Танбурк сам допрашивал его. Конечно, он не марал руки грязной работой палача — такое дело было ниже достоинства благородного рыцаря. Но если йомена и нанял кто-то из дворян, то преступник умер, сохранив эту тайну.
Бертелис покачал головой. Стоит доверить крестьянам хоть немного власти и ответственности, и как они за это отблагодарят? Предадут и попытаются тебя убить.
Убийца последний раз дернул ногами и повис, раскачиваясь в петле.
Путь на юг был долгим и мрачным. Калар ехал молча, погрузившись в размышления, думая и о покушении на свою жизнь, и о Гюнтере. Он поговорил с лекарем барона Монкадаса перед тем, как выехать из лагеря.
— Лорд Гюнтер будет жить, — сказал лекарь. — И может быть, даже удастся сохранить ногу. Но даже в этом случае он не сможет ездить верхом. Увы, ему больше не суждено сражаться в седле.
Калар покачал головой, чувство вины тяжким бременем давило на его плечи. Нельзя было позволять Гюнтеру сражаться вместо себя. «Но если бы не Гюнтер», вдруг сказал некий внутренний голос, «ты сейчас был бы мертв». Калар, стараясь не слушать этот голос, хмуро посмотрел на тяжелые тучи, висевшие в небе. Высоко-высоко кружила одинокая черная птица.
Попытка убийства Калара вызвала у бастонских рыцарей тревогу и недобрые предчувствия, поэтому в колонне всадников, направлявшейся на юг, было слышно мало разговоров. Всего в колонне было двадцать пять рыцарей, возглавляемых лично бароном Монкадасом, и десять конных йоменов-разведчиков, одетых в красно-желтые цвета Гарамона.
Барон бдительно, словно ястреб, следил за Каларом и его братом.
Беспокоился ли он о новых покушениях, или просто хотел убедиться, что братья не наделают глупостей — Калар не знал.
Шалонский лес зловеще темнел на холмах к востоку, как всегда, вездесущий и угрожающий. Калар заметил, что лес разросся и здесь, как и повсюду. Заросли поглощали деревню в некотором отдалении от дороги, половины домов уже не было видно за деревьями. Калар увидел болезненно искривленный дуб, выросший прямо внутри одной из крестьянских лачуг, пробив ее земляную крышу.
На холме примерно в миле отсюда возвышался темный силуэт небольшого замка. Калару он напомнил одинокого отважного рыцаря, стоявшего перед надвигавшимся на него гигантским чудовищем-лесом. Сколько времени понадобится деревьям, чтобы поглотить замок? Неделя? Может быть, месяц?
Что-то в этом замке показалось подозрительно знакомым, и Калар нахмурился, испытывая странное чувство дежа вю. Это было тревожное ощущение, и молодой рыцарь не мог от него избавиться.
Лошадь чистейшей белой масти гуляла по склону холма перед замком, встряхивая головой, и Калар почувствовал себя оживившимся, просто наблюдая за этим прекрасным животным.
Лошадь казалась такой свободной и полной жизни, бегая по траве без седла и уздечки.