[44] слегка недопеченных, но пугающих.
Скотти и Тим были старше нас на пару лет, а Шлепок был по меньшей мере на год старше них. И крупнее. Несмотря на вызывающий наряд, Шлепок был похож на пятилетнего малыша, — правда, очень волосатого, — которого накачали воздухом до такой степени, что он едва не лопался. Его живот, выпиравший между нижним краем футболки и ремнем низко сидящих джинсов, был неприятного белого цвета и весь покрыт темными волосами, росшими тем гуще, чем ближе к пряжке.
Шлепок учился в том же классе, что и его приятели, так как раз или два оставался на второй год. Он не обладал блестящим умом. Как и его товарищи, если честно.
Скотти поднял руки:
— Не стреляйте, — сказал он Фиби.
Она опустила лук, но оставила стрелу на тетиве.
— Мы первые сюда пришли, — сказала она.
— И че? — спросил Скотти.
— Так что, может, вам стоит пойти куда-нибудь еще.
— А может, мы не хотим никуда идти.
— Может, нам и здесь нравится, — добавил Тим.
Скалясь как придурок, Шлепок поглядел на своих приятелей и выдал:
— Вообще, она не сказала волшебного слова.
Они засмеялись. Шлепок был такой остряк.
— Пожалуйста, — сказала Фиби, хотя и понимала, что «волшебное слово» не подействует на этих трех бестолочей. Мы догадывались, что они не уберутся просто так, не «развлекшись» с нами по-своему — а в головы им могло прийти что угодно.
Скотти, Тим и Шлепок остановились в четырех или пяти шагах от нас, улыбаясь так, будто мы им принадлежали.
Подначиваемый дружками, Скотти спросил:
— Что «пожалуйста»?
— Пожалуйста, уходите и оставьте нас в покое, — ответила Фиби. Возможно, она была напугана до смерти, но ее голос оставался спокойным.
— А что вы нам дадите за то, чтобы мы ушли? — спросил Скотти.
— Чего вы хотите? — сказала Фиби.
Закусив губу, Скотти потер подбородок большим и указательным пальцами и нахмурился, как будто глубоко задумавшись:
— Нууу, — протянул он, — дайте подууумать.
— Лучше бы вам оставить нас в покое, — сказал Расти со слезами в голосе. — Папа Дуайта работает в полиции.
Как будто они этого не знали.
— Как будто нам не насрать, — сказал Скотти. Уставившись на меня, он спросил: — Ты что, побежишь жаловаться?
— Нет, — сказал я.
— Так я и думал.
Расти поглядел на наручные часы и притворился удивленным.
— Ох, мне пора домой.
— К твоей мамочке? — спросил Шлепок. Он с надеждой поглядел на приятелей, и явно был разочарован, когда они не рассмеялись и даже не улыбнулись его остроумию.
— Иди домой, если хочешь, — сказал Скотти.
— Правда? Ты вправду разрешаешь?
— Конечно, валяй.
— Ты же не хочешь заставлять ждать свою мамочку, — сделал новую попытку Шлепок.
Расти сделал вид, что не слышит его.
— Ты действительно позволишь нам уйти? — спросил он Скотти.
— Только тебе, жиртрест.
— Мне?
— Тебе.
— А как же они?
— А что они?
— Их ты тоже отпустишь?
— А тебе-то что?
— Я не знаю, — прошептал Расти, кусая кривящиеся губы.
— Так ты уходишь, или как? — прикрикнул на него Скотти.
— Я не знаю.
— Мало чего он знает, — сказал Шлепок и хихикнул.
— Я считаю до трех, — сказал Скотти. — И если ты останешься, получишь то же, что и они. Раз.
Расти разинул рот. В растерянности он переводил взгляд с меня на Фиби.
— Два.
Расти поднял руки и выкрикнул:
— Стой, стой! А что будет с ними?
— Что мы захотим, то и будет, — ухмыльнулся Тим.
— Три.
— СТОЙ! — закричал Расти, едва не плача.
— Упустил свой шанс, толстая задница.
— Вот и нет! Это был тайм-аут!
— Это ты так думаешь.
— Упустил шанс, жирдяй, — повторил Тим.
Даже напуганный до полусмерти — а я прилагал все усилия, чтобы не испачкать штаны — я посчитал странным, что эти костлявые подонки откалывали шуточки по поводу веса Расти в то время, как Шлепок был чуть ли не на тонну тяжелее. Видимо, так уж они беспокоились о своем приятеле. Неожиданно разревевшись, Расти принялся умолять:
— Дайте мне еще один шанс. Ну пожалуйста? Так не честно.
Три придурка решили, что это было просто невероятно забавно. Они хохотали, посматривая друг на друга, и трясли головами.
Я не находил это таким уж смешным.
— Дайте ему уйти.
Скотти только усмехнулся:
— А иначе что? Нажалуешься на нас папочке?
— Просто отпустите его и все.
Скотти обратился к Расти:
— Ты хочешь уйти?
Всхлипывая, тот кивнул.
— Хорошо, ты можешь уйти.
— С… спасибо.
— Но сначала ты у меня отсосешь.
Сначала я думал, что он так шутит. Но тут он расстегнул молнию на джинсах. Наступая на Расти, сунул руку в ширинку, и у меня внутри все похолодело, потому что все оборачивалось даже хуже, чем я мог себе представить. Потому что если он устроит это извращение над Расти, то потом они примутся и за нас с Фиби, а потом им, наверное, придется нас убить, чтобы мы никому не рассказали.
В двух шагах от Расти Скотти достал из штанов свое хозяйство и велел:
— Давай, вставай на коленки и разевай рот, — и тут Фиби всадила стрелу ему в ногу.
Острие пробило джинсовую ткань и погрузилось глубоко в правое бедро Скотти. Он завизжал, дернулся и обхватил руками место около торчащей стрелы. Запрыгав на здоровой ноге, он споткнулся и упал на бок, тяжело грохнувшись о землю, снова завизжав, когда осколки стекла воткнулись в его тело.
Вместо того чтобы напасть на нас, Тим и Шлепок замерли на месте. С ужасом на физиономиях они смотрели то на Скотти, то на Фиби. Видимо, в их сознании просто не укладывалось, что кто-то посмел подстрелить их «крутого» приятеля. Особенно трудно им было поверить в то, что это сделала тощая девчонка с луком и стрелами.
— Хватайте ее, ребята! Хватайте их всех! — выкрикнул извивавшийся на земле Скотти.
К тому времени Фиби успела положить на тетиву новую стрелу. Так что когда Тим и Шлепок повернулись к ней, она подняла лук и прицелилась прямо в лицо Тиму.
Он закрыл лицо руками и завопил:
— Нет, не надо, я сдаюсь!
Она перевела прицел на Шлепка, отчего он издал что-то вроде: «Й-яй!» — и вздернул руки к небу.
— Лежать, — скомандовала Фиби.
— Чего? — тупо промычал Шлепок.
— Ложись на землю.
Он посмотрел на нее так, будто хотел что-то сказать, но передумал и грохнулся на колени.
— На землю, — повторила Фиби. — Ложись.
Он оглядел почву перед собой. Она поблескивала от осколков стекла, к тому же рядом была парочка змеиных нор. Следуя приказу Фиби, ему бы пришлось лечь прямо на них.
Его потное лицо покраснело еще больше, чем обычно.
— Слушай, — сказал он. — Ну че ты. Я же ничего не делал.
— Ложись, — сказала Фиби.
Не знаю, что подействовало на него сильнее: бритвенно-острый наконечник стрелы в паре дюймов от его носа или выражение глаз Фиби. Упершись руками в землю, он осторожно уложил трясущееся тело прямо на стекло и змеиные норы.
— И не двигайся, — велела Фиби. Потом повернулась к Тиму. Он шарахнулся от нее.
— Я хочу свою стрелу обратно.
Тим посмотрел на Скотти, лежащего на боку, и на стрелу, торчавшую из его ноги. Скотти тихонько всхлипывал, двигалась только его грудная клетка, когда он делал вдох или выдох. Скорее всего, он боялся шевелиться, чтобы не пораниться еще сильнее о валявшиеся кругом осколки.
Сморщив нос, Тим повторил:
— Твою стрелу?
— Да, именно эту.
— Как же я.
— Выдерни ее.
— Но.
И тут Скотти заговорил. Тихим голосом, дрожащим от ярости или боли, он произнес:
— Только попробуй тронуть эту ебаную стрелу, и я сожру твое сердце.
— Но.
— Я убью твою мать и трахну твою сестру. Я…
Посмотрев на него с отвращением, Тим наклонился и выдернул стрелу. Скотти завопил, схватился за рану и свернулся калачиком.
Фиби сняла стрелу с тетивы и положила ее в свой старый потертый колчан.
Тим передал ей вторую стрелу.
— Спасибо, — сказала она и помахала ею нам с Расти. Стальной наконечник выглядел так, будто его макнули в красную краску. Пара капель упала на землю. — Моя счастливая стрела, — сказала Фиби.
Не потрудившись обтереть наконечник, она сунула стрелу в колчан.
— Ты тоже ложись, — сказала она Тиму.
Без возражений и колебаний он растянулся на земле.
Нам с Расти Фиби сказала:
— Думаю, на сегодня хватит стрельбы по мишеням. Пошли домой.
Я подошел к мишени, вынул стрелы из глаз и носа Эйхмана и отдал их Фиби. Потом подобрал картонную коробку.
Скотти, Шлепок и Тим лежали на земле.
Мы пошли прочь, Фиби впереди, мы — по бокам.
Они не пошевелились.
Когда мы отошли достаточно далеко, но так, что троица на земле еще могла нас слышать, Фиби выкрикнула:
— Мы ничего не расскажем, если вы не расскажете!
Они никогда ничего не рассказали.
Мы тоже.
Уйдя уже далеко в лес, мы нервно смеялись, мотали головами, хлопали друг друга по плечам и повторяли Фиби: «Вот это да!» и «Ну ты даешь!» почти что тысячу раз.
А потом я увидел слезы в ее глазах.
И тогда мои глаза защипало, и я разревелся.
Я не знаю точно, из-за чего именно мы все расплакались, но полагаю, что на то имелась масса причин. Скорее всего, дело было в страхе и преданности, храбрости и трусости, унижении и гордости. А также в радости выживших, я полагаю.
Уж точно мы не стали бы оплакивать раны, полученные Скотти и его приятелями.
Кстати, после этой встречи на поле Янкса, они перестали быть приятелями. Они старались держаться подальше друг от друга, и по-настоящему опасались меня, Расти и Фиби.
Они так боялись ее, что никогда даже не решались смотреть в нашу сторону. И несколько раз, спустя месяцы после происшествия, я замечал, как кто-нибудь из них переходил улицу или менял направление, лишь бы не встретиться с нами — и при этом Скотти здорово хромал.