Я разболтал в кружке пакетик «Магги». Спать не хотелось. Я съел бутерброд, ещё бутерброд и стал наматывать на шею шарф – мне захотелось выйти на воздух.
Мороз был не такой сильный, как я думал вначале; светила полная луна, и лес в её свете казался совсем чёрным. Нужно было внимательно смотреть под ноги – узкая тропинка была плохо утоптана, ходили по ней мало, а справа и слева лежал рыхлый нетронутый снег, в который запросто можно было провалиться. Пахло морозом и хвоей, воздух от холода казался сладковатым на вкус. Я постоял, глядя на искрившиеся под луной сугробы. Пройду до леса и вернусь, решил я, оглянувшись на калитку дачи.
– Мяу! – раздалось у моих ног. От неожиданности я подпрыгнул. Вот те на, Барсик увязался за мной – должно быть, выскочил в приоткрытую дверь, когда я выходил. Он поджимал лапки – мёрзли. Я нагнулся и погладил его рукой в варежке.
– Чего тебе, киса?
С верхушек деревьев слетело облачко снежной пыли. Кот зашипел и шарахнулся от меня; раздув хвост трубой, он дал дёру по тропинке в глубину леса.
Недолго думая, я рванул за ним. Потерять кота мне ещё не хватало! Барсик был домашний, балованный любимец, он мог запросто заблудиться и замёрзнуть. Спотыкаясь и проваливаясь в снег, я помчался по лесу. Там было не очень темно – луна светила между деревьями, но за Барсиком мне было не угнаться. Уже через пару минут я потерял мелькавший задранный хвост из виду. Зацепившись рантом ботинка за поваленный ствол, я плашмя рухнул в снег.
Очутиться лицом в снегу было ужасно неприятно, и я приложил все усилия, чтобы выкарабкаться. Я не ушибся; только запыхался и был весь облеплен снегом. Шапка отлетела в сторону, мне пришлось выковыривать её из сугроба и отряхивать, прежде чем надеть. Лицо у меня было в испарине и каплях талого снега; кота нигде не было видно. Я осмотрелся и сообразил, что отбежал далеко.
– Самому бы не заблудиться, – вслух сказал я, утешая себя надеждой, что кошки умеют находить дорогу домой. Хотя, если бы все кошки обладали тем даром, о котором пишут в газетах, вряд ли бы они терялись.
Я уже хотел повернуть назад, как вдруг увидел перед собой в снегу предмет, которого там явно не должно было быть. Что-то торчало из взрытого снега и блестело металлом в лунном свете. По колено в снегу, я пробрался к находке и схватил её.
В руках у меня оказался окованный серебром рог с обрывком цепочки. Я изумлённо уставился на него. Не мог же я в тот момент подумать, что он древний – ведь серебро было начищено до блеска, и он казался совсем новым. Первое, что мне пришло в голову – что его потерял кто-то из местных чудаковатых богатеев, любителей псовой охоты. Наверное, следовало вернуть его владельцу, но как?
Ветер пронёсся по макушкам елей, свалив мне за шиворот комок смёрзшегося снега. И тут случилось что-то очень странное.
Теперь я понимаю: он просто спускался с такой скоростью, что ветром на нём распахнуло плащ. Но для меня со стороны это выглядело иначе. Метрах в шести над землёй из воздуха вдруг проступила бледно светящаяся фигура всадника на огромном волке. Он плавно замедлил ход и стал снижаться.
Я зажмурился, потом снова открыл глаза, решив, что задремал от переутомления. Сперва мне показалось, что на нём что-то облегающее, но, когда он соскочил с волка, я разглядел, что он совсем голый. Лишь за спиной у него развевался отлетевший назад короткий мерцающий плащ. Я замер, пытаясь понять, сплю я или нет. Незнакомец нисколько не проваливался в снег, который там был ещё глубже, чем в месте, где стоял я сам. Он нагнулся, ища что-то, не нашёл и выпрямился, озираясь. И тут он увидел меня.
Мы стояли, глазея друг на друга, я – с рогом в руках, он – остановившись на полпути ко мне, словно окаменев. Теперь я видел его отчётливо. Он был высокий, худощавый, с прямыми платиновыми волосами, спускавшимися до пояса и белевшими в свете луны, и почти такой же белизной светилась его кожа. Лицо было молодое, с неправильными чертами, но странно красивое. Голую грудь пересекала сверкающая серебристая перевязь, на которой висел меч. Казалось, он остолбенел, столкнувшись со мной. Возможно, я представлял для него ещё более непривычное зрелище. Интересно, как я выглядел со стороны, запыхавшийся, в заскорузлой от снега финской зимней куртке, из ворота которой свисал размотавшийся шарф? Тем не менее он первым преодолел оцепенение и шагнул ко мне.
– Рог-то отдай, – услышал я.
Ну, скажет читатель, автор совсем заврался! Не хочет же он утверждать, что воин из дружины Одина говорил с ним по-русски.
А я этого и не утверждаю, потому что ничего не могу утверждать наверняка. Я вовсе не уверен, на каком языке он со мной говорил и говорил ли вообще – возможно, он общался со мной мысленно. Во всяком случае, я прекрасно понял, что он мне сказал.
– Не бойся, ты без оружия, я с тобой драться не буду. Отдай рог.
Нормальный человек тут должен был бы подумать, что сходит с ума. Но многие мои коллеги считают, что мне не с чего сходить. К тому же специалист по литературе Средневековья и Ренессанса, пишущий о теориях вдохновения – явление, далёкое от нормального человека.
– Ты… Сигурд? – выпалил я. И увидел, как расширились его глаза на бледном лице (даже в ночи было видно, что они пронзительно-синие).
– Откуда ты меня знаешь?
– Я всё про тебя знаю, – захлёбываясь, выговорил я. – Ты сын Вёльси, то есть самого Одина, он так назвался. Ты убил дракона Фафнира. Потом ты обручился с валькирией Брюнхильд…
– Я зову её просто Брюн, – прервал меня Сигурд. – Кто ты? Меня уже давно никто не узнавал. Откуда ты всё знаешь?
Я попытался улыбнуться. Это было довольно сложно, учитывая, кто стоял передо мной.
– Это моя обязанность – знать.
– Знать – что?
– Всё, что случилось с тобой, и с Брюнхильд, и с остальными. Я знаю все стихи, в которых про это говорится.
– Надо же, – тихо проговорил Сигурд. – Кто-то ещё помнит всё это… Как тебя зовут?
«Олег», – хотел сказать я, но отчего-то произнёс собственное имя на древнескандинавский лад:
– Хельги.
– А по прозвищу?
– Лучше не надо, – смутился я. – Это твой рог?
– Нет, Одина. У него лопнула цепочка. Дай мне, я верну его Одину.
Я передал ему рог. Он кивнул в знак благодарности. Что-то ещё я хотел спросить у него, но что – забыл. Вместо этого я брякнул:
– А тебе что, совсем не холодно вот так?
– Я же мёртвый, – ответил Сигурд и протянул мне руку. – Прощай, мне надо возвращаться. Я расскажу про тебя Одину. Расскажу, что есть люди, обязанность которых – всё помнить.
– Постой, – взмолился я, – не улетай! Я столько всего хотел у тебя спросить…
– Не сейчас, – сказал Сигурд.
– Но я ещё увижу тебя?!
– Увидишь, если захочешь.
С некоторой опаской я позволил ему пожать мне руку. Но ничего страшного в этом не было – его пальцы оказались сильными и тёплыми, как у живого человека. Взобравшись верхом на волка, Сигурд запахнулся в плащ и бесследно растаял в воздухе.
Я всё ещё не мог двинуться с места. Что со мной приключилось? Приснилось мне это или нет? Холод и промокшие от снега джинсы, липнущие к ногам, убеждали меня в том, что я не сплю. Но Сигурда не было. Ни его ноги, ни лапы его волка не оставили ни единого следа на снегу – вокруг были только отпечатки моих собственных ботинок. И в то же время я понимал, что померещиться мне не могло.
– Мя-я, – жалобно взвыло что-то вблизи. Сквозь сугробы ко мне продирался тёмный комок.
– Барсик!
Я не смог сдержать вопля облегчения. Схватив кота, я засунул его под куртку. Он мелко дрожал и скрёб меня холодными лапами, ощутимыми даже сквозь водолазку. Застегнув его внутри куртки, я поспешил к дому.
Здесь много натяжек и логических несообразностей, заметит читатель. Чтобы описание встречи с существом из другого мира было правдоподобно, нужно как следует показать недоразумение, возникшее при этой встрече, потому что не может же быть столь коротким и внятным разговор с героем скандинавского эпоса, прилетевшим на волке. Кроме того, читатель упрекнёт меня, почему я не испугался волка. А я и сам не знаю, почему. Возможно, у меня, городского жителя, атрофировались природные инстинкты, и я просто не умею бояться волков. А вот Барсик испугался, потому и пустился в бегство – он почуял Дикую Охоту раньше, чем Один уронил свой рог. Одного не знаю – то ли Барсик ощутил присутствие обитателей другого мира, то ли в волках Асгарда всё-таки есть нечто собачье.
Выпустив кота в комнате, я развесил намокшую одежду перед печкой и бросился на кровать. Со мной произошло то, о чём я и мечтать не смел даже втихомолку все эти годы – а я был не в силах до конца в это поверить.
Один и его дружина снижались, рассекая воздух. Сверху хорошо была видна опушка леса и засевшие за деревьями англы, все в железных доспехах, бессильных, впрочем, против копья или дубины великана. Чудища приближались со стороны меловых холмов; головы самых низкорослых из них были много выше вершин деревьев, и на некоторых были панцири из замшелых каменных плит. Тору однажды довелось ночевать в перчатке великана – он принял её за пещеру, такая там стояла грязь. Корка грязи покрывала жуткие бесформенные морды великанов, на которых вместо щетины росли колючие кусты, кажется, ежевики. С первого взгляда было понятно, что положение людей безнадёжное. Одна великанья дубина могла расплющить сразу с полдюжины человек.
– Они стреляли в великанов огненными шарами, – сообщил Локи, в виде орла сидевший на плече Одина. – Ну, теми, что они недавно придумали.
– Оружие для трусов, – буркнул Тор, летевший бок о бок с Одином, на колеснице. Один досадливо поморщился.
– Против великанов с ним всё равно не попрёшь, растопчут что так, что эдак.
– Нет, двоих они всё-таки ранили, – сказал Локи, – тех, что были без доспехов. Но потом пришлось отступать.
– Лети, – скомандовал Один. – Не упускай кувшин из виду. Нам надо поторапливаться.
Локи взмахнул орлиными крыльями и сорвался с его плеча. Дикая Охота заскользила по воздуху вниз.