– «Бальдр, не трогай Фреки, он укусит! Бальдр, не ходи без пояса!» – хмуро передразнил Локи. – А в итоге во всём виноват я!
Бальдру страстно хотелось доказать свою доблесть. Масла в огонь подливал Тор, постоянно делившийся впечатлениями, где и как он отличился, и Бальдра слегка подташнивало за обедом от зависти к старшему брату. Чаша его терпения переполнилась, когда Тор долго где-то пропадал, потом явился с кровавой ссадиной через всю правую руку и плечо и принялся взахлёб – и по привычке косноязычно – рассказывать о своих рыбацких подвигах. Как выяснилось, на его удочку клюнул сам Змей Ёрмунганд. Неизвестно, на что рассчитывал Тор, наживляя на крючок телячью голову – змея ему вытянуть, конечно, не удалось, он лишь сумел немного приподнять его из моря, рассадив себе всю руку лесой, но тем не менее он был очень доволен. И всё время показывал руками размер пасти, вынырнувшей перед ним из воды.
Это было выше Бальдровых сил. Как-то, выждав момент, когда надзор за ним ослабнет, он сбежал – ловить змея. Домой его под мышки притащили валькирии – мокрого, в синяках с головы до ног и без золотого ожерелья, подаренного ему не так давно Фрейром. Фригг немедленно залепила ему подзатыльник, отобрала удочки и спрятала от греха подальше.
– Ты меня до безумия доведёшь, – заявила она. – Почём я знаю, может, по пророчеству ты должен утонуть.
Бальдр стоял, смотрел в пол и сопел. Фригг потрепала его по непросохшим светлым кудрям.
– Ожерелье куда девал, горе ты моё? – спросила она, сунув ему в руки полотенце.
– Блесну сделал, – выдавил Бальдр, весь малиновый от позора. Хитрить он не умел. Потом вскинул голову и насупился: – А на что мне было ловить? Если бы я мясо взял у повара, наверняка заметили бы…
После этого случая Фригг решила, что пора переходить к более надёжным мерам. Она применила способ, который, как ей казалось, должен был обезопасить Бальдра раз и навсегда – ей удалось заклясть всё живое и неживое, заключив договор с каждым камнем, деревом, зверем и троллем, чтобы они не причиняли вреда её сыну. Бальдр внезапно обнаружил, что он неуязвим. Вначале его это забавляло; тем более что ему наконец позволили биться на мечах с дружинниками Одина. Но по мере того, как он убеждался, что всякий раз повторяется одно и то же – десятки изрубленных и проколотых воинов в мастерской у Хильды и он сам без единой царапины на юном пухлом теле – он всё больше и больше мрачнел. Для него не имело особого значения то, что воины Дикой Охоты быстро оживали и были охотно готовы продолжать игру. Бальдр смутно чувствовал во всём этом какую-то нечестность. Его обделили; ему было отказано в чём-то таком, на что имел право самый последний хуторянин из Мидгарда, стригущий волосы до середины ушей. Хуже, по его мнению, могло быть только рабу. И то ещё можно было поразмыслить, хуже ли.
Именно тогда Бальдр и затосковал по-настоящему. Надо отдать ему должное: он долго пытался избавиться от нависшей над ним тучи; на какое-то время он даже извлёк забаву из своего непрошеного дара неуязвимости, позволяя богам кидать в него всё, что попадётся под руку. Потом это надоело и ему, и остальным, тем более что брошенные в него метательные снаряды порой отлетали под самыми неожиданными углами – один камень как-то угодил в ухо Хёниру, и, будь на его месте смертный, он бы наверняка остался увечным. Хёнир потом ругал Бальдра последними словами, хотя камни бросал по большей части он сам.
Бальдр маялся. Он не мог отвлечься от дурных мыслей, а напиваться он не привык. Спал он плохо, снилось стыдное. Будто какая-то маленькая девочка тыкала в него пальцем и пищала: «Смотрите, улитка!». Когда он готовился объяснить, что он не улитка, а Бальдр, сон немедленно слетал с него, и он обнаруживал, что лежит на кровати, оцепеневший и с открытыми глазами. Чтобы успокоиться, он зажмуривался и по многу раз обводил пальцами вышитых на одеяле воронов.
Поведать обо всём этом он решился только Локи. Бальдр рассудил, что ему незачем стесняться перед таким же невезучим, как он. Они лежали вдвоём на песке под сенью Иггдрасиля, и Локи, подперев голову руками, взвешивал рассказанное Бальдром.
– На мой вкус, – произнёс он, болтая ногами в воздухе, – твоё положение скорее преимущество, чем бедствие. Уж я бы на твоём месте нашёл в нём много полезного.
– Ах, Локи, о чём ты говоришь! – в отчаянии воскликнул Бальдр. – Я уже весь извёлся!
– Ты извёлся от скуки, – снисходительно заметил Локи, – послушай старшего, я знаю, о чём говорю. Естественное следствие того, что тебя в этом доме держат за младенца.
– Ну так придумай что-нибудь, – угрюмо сказал Бальдр и перевернулся на бок. Он не поднимал головы, волосы завесили ему лицо.
– Не надо быть таким мрачным, – проговорил Локи, загрёб растопыренными пальцами горсть песка, вытянул руку и принялся сыпать песок Бальдру на живот. – Или ты ожидаешь, что я развеселю тебя тем же способом, что эту дуру Скади? Учти, второй раз я на такие жертвы не пойду.
Он бегло глянул на рубец от верёвки, оставшийся у него с тех пор.
– Ты придумаешь что-нибудь? – повторил Бальдр, беспокойно встряхиваясь под сбегающим на него песком.
– Придумаю, придумаю.
– Только что-нибудь опасное, – взволнованно выпалил Бальдр, – не понарошку, действительно опасное! Обещаешь?
– Обещаю.
Бальдр счастливо рассмеялся, захватил двумя руками песка и высыпал его на Локи.
Он придумал. Ломать голову пришлось не так уж долго – вскоре Локи нашёл лазейку в заклятии Фригг. Незаклятой осталась омела, невзрачное растеньице, сосущее соки из деревьев. Возможно, Фригг не увидела в ней угрозы. Решение напрашивалось само собой: Локи сделал несколько сотен дротиков и связал их в пучки по десять штук. Один дротик в каждом десятке был сделан из побега омелы. Тянуть их наугад из связки должен был слепой Хёд.
…Всё обернулось совсем не так весело, как хотелось им обоим. Первый же попавшийся дротик оказался из омелы. Им можно было убить разве что мышь, но он воткнулся прямо в жилу на горле Бальдра. Один и Фригг прибежали мгновенно, но старая Хель была уже там. Раньше их. Откупиться от неё не удалось.
Разве что для потехи, она предложила уступить им Бальдра, если все девять миров будут оплакивать его. В отчаянии Один и Фригг решили попробовать выполнить её условие. И обитатели девяти миров откликнулись на их призыв. Действительно ли все до единого, этого так никто никогда и не узнал. Замечено было главным образом отсутствие Локи. Причина была проста: он струсил после случившегося и отсиживался в женском обличье в пещере на отдалённом побережье Океана – и об условии Хель не услышал.
О том, что последовало за этим, Локи даже не хотелось вспоминать.
– И ведь никто не поверил, что я не нарочно подсунул Хёду треклятую омелу! – с горечью произнёс Локи. Он дёрнул плечом, сгоняя севшую на него божью коровку.
– Полечу, что ли… – нерешительно прибавил он. Осмотревшись, он поднялся на ноги и взмыл в воздух.
Через мгновение верхушки деревьев были уже под ногами у Локи; земля круто ушла вниз, и ветер ударил ему в лицо, растрепав волосы. Локи мчался вверх и на север.
Он ещё не успел покинуть пределов острова, когда его ослепила вспышка молнии. Небо темнело на глазах. Локи с головой накрыло липкой сырой тучей, и почти рядом с ним в непроглядной мгле шарахнул гром – да так, что у него едва не лопнули барабанные перепонки.
Тор, будь он неладен, в ужасе подумал Локи. Конечно, это из-за Сигурда, ведь Тор обожает брата до нелепости. Вынырнув из тучи, Локи стремительно полетел вниз.
– Чтоб тебе кобылу родить! – проорал он, погрозив кулаком в небо.
Порыв ветра тряхнул его в воздухе. Локи схватился за пряжку пояса, призывая на помощь защитные чары. Под ним блестела беспокойная поверхность горного озера, зеленевшего соснами по берегам. Стараясь, чтобы его не снесло в воду, Локи стал спускаться.
Плюхнувшись на влажный песок, Локи глянул вверх, и тут же по лицу ему шлёпнула увесистая капля. Он успел как раз вовремя. В следующий миг всё вокруг затянуло плотной завесой дождя.
– Везёт, как утопленнику, – пробурчал Локи, устраиваясь поудобнее на песке. Промокнуть он не боялся – промокать на нём было особенно нечему, а волосы можно было высушить его волшебным огнём. Но вот на башмаки-скороходы в такой ливень полагаться не стоило – это совсем не то, что скользить в них по поверхности моря в ясную погоду. Лететь сквозь пелену дождя, когда в мысках хлюпает по полстакана воды, да ещё рискуя при этом нарваться на рассвирепевшего Тора… нет, Локи знал толк в элементарном благоразумии.
– Пожалуй, проще всего переждать тут, пока он не успокоится, – сказал сам себе Локи. Окрестности озера выглядели довольно уныло; противоположного берега в такую погоду было не видать. Сидя под струями дождя, хлеставшими его по плечам, Локи вытянул из-за пояса ножичек и начал строгать какой-то обломок древесного корня. Делать ему было нечего, и порядочно хотелось есть. С тех пор, как он покинул Асгард, ему не доставалось ничего, кроме горсти ягод можжевельника (коловших язык и состоявших почти из одних косточек). Локи сглотнул слюну.
– Сейчас бы форели, – произнёс он, прислушиваясь к ощущениям в желудке, – в меру просоленной…
Вода бежала с его волос ручьём. Царапая ножом деревяшку, Локи то и дело взглядывал на небо. Наконец ему показалось, что раскаты грома начинают стихать. Он просидел ещё довольно долго, прежде чем убедился, что тучи действительно рассеиваются. Когда сомнения в этом отпали, Локи швырнул палочку в озеро и принялся выливать воду из обуви. Вскоре он был уже высоко в небе.
Он и сам не заметил, что, рассеянно орудуя ножом, вырезал на палочке заклятие мары. Обременённая заклятием, деревяшка мгновенно пошла ко дну.
Когда на какое-то место наложено заклятие мары, то людям, попадающим туда, начинает мерещиться такое, что и названия порой не придумаешь. В данном случае мара получилась основательная, похожая на крупного морского змея (вероятно, оттого, что Локи вспоминал про Ёрмунганда). Первое испытание случилось довольно скоро. Вышедший на берег пастух побелел, натянул на голову свой пёстрый плед и рванул прочь от озера с такой скоростью, что овцы в панике бросились врассыпную. Лишь через полдня он набрался духу вернуться и собрать разбежавшуюся отару. По присущей ей непредсказуемости, мара в этот раз не явилась. Мары не растрачиваются на явление каждому встречному и поперечному, они умеют таиться и самостоятельно выбирать себе жертву – в силу того, что они исключительно долговечны. Даже самое слабенькое заклятие мары действует двести-триста лет, а из-под ножа Локи в расстроенных чувствах вышел достаточно мощный извод