– Всё будет хорошо, – Фригг прижалась щекой к его широкой груди. Ей и в голову не могло прийти, отчего у него такое настроение; беспокоясь из-за неясности, она охватила левой рукой его тёплый могучий стан. Свободной рукой поправила ему свисающую волнистую прядь. Один посмотрел на неё ярко-синим глазом.
– Ты думаешь? – переспросил он.
Ставни позади них громко хлопнули; оба вздрогнули и обернулись. Локи влетел в окно так стремительно, что проехал по полу пятками – в воздухе запахло палёным – и грохнулся на спину. Один отстранил от себя Фригг.
– Ну и?
– Я помешал? – Локи удалось встать на ноги, и он попятился.
– Где кувшин?
– Не так скоро, ас, – выдохнул Локи, отодвигаясь от приближавшегося Одина, – дай отдышаться…
Один оглянулся.
– Выйди, – недвусмысленно посоветовал он, и Фригг поспешила выскочить за дверь. Оставшись вдвоём с Локи, Один подступил к нему.
– Ты не нашёл кувшин? – сквозь зубы осведомился он, втайне надеясь, что это всего лишь очередная дурацкая шутка Локи.
– Н-нет, – кровь отхлынула от лица Локи, он продолжал пятиться, потом споткнулся и застыл с растопыренными руками. – Я искал его неделю… Он упал в реку, и его куда-то унесло…
– Тебе что было сказано? – ледяным голосом спросил Один. – Ты понимаешь, что ты натворил?
– Д-да… То есть нет, – Локи окончательно заклинило. Один схватил его за рыжие волосы и с размаху ударил лицом о своё колено.
Локи дёрнулся, охнул, пытаясь вырваться. Второй удар был ещё страшнее, чем первый. Опомнившись, Локи укусил великого бога в ляжку. Сопротивление обозлило Одина; намотав на руку волосы Локи, он повалил его на пол. Локи вырвался и вскочил на ноги. Губа у него была разбита, изо рта сочилась золотая струйка крови.
– Не подходи! – завопил он. Один ударил его так, что он отлетел назад и впечатался спиной в стену. Отступать ему было некуда, и он с вытаращенными глазами смотрел на своего противника.
– Не бойся, – почти дружелюбно сказал Один, – ниже пояса не бью.
Испытывая острое удовольствие, Один размахнулся как следует и заехал ему в нос. Локи издал сдавленный писк.
– Катись отсюда, – сказал Один, отступив от него, и прибавил выражение, которое в Асгарде значило то же, что на земле.
Локи поспешил скрыться, пока великий бог не передумал и не решил продолжить. Хлюпая разбитым носом, он вылетел в окно. Фригг, терпеливо ждавшая за дверью, пока мужчины решали свои вопросы, проскользнула внутрь.
Увидев клок рыжих волос на полу, она зарделась, и уголки её губ поползли вверх.
– Зачем тебе руки об него было марать, – её лучистые глаза стрельнули в сторону Одина, – он того не стоит, дал бы мне…
Она до сих пор не могла простить Локи несчастья с сыном. Один рассмеялся.
– В следующий раз обязательно предоставлю это тебе.
Фригг заметила синяк на его бедре. Один перехватил её взгляд.
– Цапнул, сволочь, – пояснил он, тронув пальцем вспухший зубчатый отпечаток.
– Сходить к Хильде за мазью?
– Само пройдёт, – с напускной брюзгливостью ответил Один. Впервые за последнее время он был совершенно счастлив.
– Всё будет хорошо, – сказал он, обнял Фригг и притиснул её к себе.
Тем временем Сигурд постепенно приходил в себя. Он с трудом догадывался, что лежит пластом в мастерской Хильды, которая без перерыва кипятила молоко и обмывала его. Ему не было больно – воины Вальгаллы боли не чувствовали, – но он ощущал себя совсем разбитым и не мог пошевелиться от слабости. Обычно Хильда оживляла убитых за считанные мгновения, но с Сигурдом ей пришлось повозиться. Впрочем, никто не мог точно знать, сколько прошло времени – ведь в Асгарде время не имело такой власти, как внизу.
– Не пущу, – послышался сварливый голос Хильды, – ещё чего, поход скопом устроили. Ему это сейчас ни к чему.
Однако она не выдержала борьбы с ввалившимися в дверь Хёгни и Брюн. Оба склонились над полубесчувственным Сигурдом. Свесившаяся коса Брюн мазнула его по лицу. Сигурд приподнялся ей навстречу.
– Брюн, – радостно выговорил он. Валькирия присела рядом с ним на край каменного ложа.
– Слава норнам, очнулся, – взволнованно сказала она. Хёгни добавил:
– Мы уж думали, больше никогда тебя не увидим.
– Что с мной было? – охрипшим голосом поинтересовался Сигурд. Взгляд у него был всё ещё слегка затуманен.
– Он ещё спрашивает, что с ним было! – вскинулся Хёгни. – Великан оставил от тебя одни лохмотья, Брюн притащила тебя в состоянии начинки для пирога…
– Битву проиграли? – тревожно спросил Сигурд. Голова всё ещё кружилась, но ему всё же удалось опереться на локоть. Хёгни потрепал его по щеке.
– Да нет, не проиграли. Великанов прогнали. Только Локи, раззява, потерял кувшин.
– Вот, значит, как, – прошептал Сигурд.
Брюн подхватила его под мышки и уложила головой к себе на колени.
– Брось, – сказала она, – от вас тут ничего не зависело.
– Один отметелил Локи, – в серебряных глазах Хёгни зажглась лукавая искра. – Сам видел, как он пробирался закоулками с разбитым носом. Хильда сунула ему мазь и тут же выгнала – с тобой была занята.
– Значит, у людей больше нет Мёда Поэзии? – догадался Сигурд. Брюн рассеянно перебирала его длинные, мокрые от испарины волосы.
– Когда-нибудь он всё равно бы кончился. Здесь мы уже ничего не можем сделать.
– Может, люди его ещё найдут, – сказал Хёгни, сидевший по другую сторону. – Ты давай выздоравливай. Мы ещё повоюем.
Пригнувшись, Хёгни поцеловал Сигурда, потом выпрямился и стиснул его руку.
– Пойдём мы, пожалуй, а то Хильда ругается.
– Погоди хоть чуть-чуть, – сказала Брюн. Глядя сверху вниз в полусонные синие глаза Сигурда, она никак не могла решиться его оставить. Сигурд протянул руку и коснулся её груди.
– Мне лучше, – сказал он, но было ясно, что он не хочет, чтобы она уходила. Сияние Асгарда освещало её всю, золотя её кожу. Сделав усилие, Сигурд сел и обхватил её плечи, прильнул к ней, и капли пота, сбегавшие по их телам, смешались. Так совершалась любовь в Вальгалле.
Часть 2. ПРИ СВЕТЕ СОЛНЦА
В самом деле, стилизатору вполне достаточно,
чтобы его произведение производило желаемое
впечатление на публику (а для этого, к тому же,
обычно бывает нужно не столько реальное сход-
ство с древностью, сколько соответствие пред-
ставлениям публики).
А. А. Зализняк, «Слово о полку Игореве: взгляд
лингвиста».
– Привет всем! Зовут меня Труди. Да что вы ёжитесь так, будто змея увидели? Расслабьтесь, вы уже умерли.
Вообще-то в бой меня не посылают. Говорят, толстая. Не понимаю, какая разница – всё равно, пока мальчики живы, они меня не видят, а как помрут, так всё равно им со мной здесь встречаться. Молоко-то я разношу, ха! Но в тот раз послать было некого, вот Один и отрядил меня. Очень ему захотелось заполучить Хёгни Гьюкунга, пока Хель не опомнилась. «Роскошно умер, – ас аж застонал, – неужто ей такого отдавать? А ну, ступай – натянем старухе нос».
Ну, я надела шлем и полетела. Бедняга ещё не остыл; тут сидит сестрёнка с распущенными волосами, сама на вид мертвее его, и пробует его отмыть от крови. У неё-то никого тут больше нет, кругом одни гунны, и помочь некому. И она меня не видит и не слышит, понятное дело, хоть и хотелось мне сказать, что вот, значит, я, не надо так убиваться.
Как мы это делаем? Очень просто. Видите, у меня за поясом золотые трубочки? Суёшь одну трубочку ему в рот и читаешь особое заклинание. Раз – и готово: вся душа записана на золоте рунами. Трубочки не спутаешь – двух одинаковых записей нет. Остальное нам без надобности – так, тухлятина; надо же и воронам в Мидгарде чем-то питаться. Всё равно Хильда делает всем новые тела. Из чего? Вот не знаю; да у нас и никто не знает. Это её собственный рабочий секрет. Из чего она там варит этот состав, даже сам Один не знает; говорят, она кладёт туда янтарь и лунный свет, а впрочем, может, и врут.
Забавно смотреть на вас, честно сказать… Эй, чёрненький, ты что это за знаки руками делаешь? Норны всеведущие, да никак, это христианин! Как тебя сюда занесло, ё-моё? Ведь вы в нас не верите! Подсознание, тролль его возьми… Ну, теперь уж тебе всё равно оставаться здесь – куда там эти христиане попадают, я без понятия – и у Одина не спрашивай. Что? Ты не против? Ну и ладушки. Когда будешь подходить приветствовать конунга, не корячься так. Плащ надо закинуть за спину, стоять прямо, глядеть в глаза. И улыбку, улыбку! Один кислых рож не переносит. Это ещё что такое? Стесняешься? Почему это неодет? Для Вальгаллы ты достаточно одет. Ну и трудный народ пошёл! Сам посуди, кто здесь на всю вашу ораву стирать будет?
Плащи-невидимки – это Один придумал. Потому что очень много жалоб было из Мидгарда поначалу. Мол, от мертвецов спасу нет, задолбали – выйдешь ночью в овраг пописать, а они там на мечах упражняются. Очень много заикающихся малышей появилось. Ну, Один быстренько нашёл выход. Плащи заколдованные с одной стороны – вывернешь наизнанку, и никто из живых тебя не увидит. А сапожки? Совсем не оставляют следов, ни на земле, ни на снегу, можете сплясать – никто не догадается. Постой, не смей руки вытирать о плащ! Чары можно сбить так! С ума сойти, сколько вам надо ещё объяснять!
Да вы не слушаете? Да вы, кажется, уже… Ну и ну, когда вы успели налакаться?
Брюн не сумели остановить. Меч вошёл криво, и она промучилась двое суток. Ей даже никто не мог оказать услугу, какую подарили бы воину – никто не хотел позорить себя убийством женщины. Старая Гримме сидела у её постели, кусая губы. Ей было не так жаль Брюн, как себя. Она прекрасно понимала, в каком сложном положении очутилась. Что, если этот проклятый гунн начнёт мстить её мужу и сыновьям? И всё из-за неуравновешенной молодки, для которой оскорблённые чувства оказались важнее благоразумия и чести их семьи!
– Ты ненормальная, – вздыхала Гримме, вытягивая из-под Брюн окровавленную подстилку. – С собой кончают только наложницы! Хочешь, чтобы после смерти про тебя ходили сплетни?