– Хоть есть, кого покормить, – бормотала хозяйка, наполняя мисочки маринованными грибами, огурцами и помидорами с чесноком. – А то по привычке накручу с лета, а одной-то много.
Отец Павел прочитал молитвы, встав лицом к иконам в правом углу кухни. Октябрина Леонардовна бормотала ему в унисон и тщательно крестилась. Новиков вообще мало понимал, что они там говорили, а Антон тишком что-то строчил в телефоне.
После ужина Октябрина Леонардовна отправила Новикова греть спину на печку, а его приятелей разместила на диване и кресле-кровати в большой комнате с телевизором. Отец Павел ещё долго что-то бормотал у икон, потом сделал земные поклоны и ушёл спать.
Хозяйка повозилась с большими банками с зеленоватой водой, где вроде бы настаивались травы, и тоже пошла спать.
Новиков слышал голоса как будто издалека, спину, которую он натёр пахнущей хвоей мазью, приятно прогревало тепло от печи, и вообще всё в доме деревенской старосты было так хорошо устроено, ну прямо как у родителей. Как будто он снова маленький ребёнок, и…
– Да отстань ты, не буди человека, – шипел кто-то рядом с печкой. – Чем он тебе поможет?
– Ну, надо же хотя бы предупредить, что мы ушли.
– Ну ты душнила.
– Что происходит? – спросил Новиков, выглядывая с печки. У выхода из кухни топтались отец Павел и Антон.
Антон быстро подошёл и шёпотом затараторил:
– Там такое дело, у Любы младшему-то совсем плохо, фельдшерица говорит, до утра не дотянет. И в город не отвезёшь – дороги размыло. А я ей сказал, что священник тут, она и просит – приведи, пусть хоть напоследок это… как там…
– Пособоровать надо, – подсказал отец Павел. – И отпуст прочитать, когда уже…
– Ну и чего не спим? – Октябрина Леонардовна включила свет, и вся компания часто заморгала.
Антон в двух словах пересказал, что случилось.
– Побёг всё-таки к ней, да? – укоризненно покачала головой староста, закутываясь в пуховую шаль.
– Да какая теперь разница! – нетерпеливо махнул рукой Антон. – Там ребёнок помирает!
– Ладно, пошли. Дай только оденусь, – произнесла Октябрина Леонардовна и пошаркала в комнату.
– Я тоже с вами. – Новиков спустился с печки. – На всякий случай.
– А ты-то там зачем? – удивился Антон.
– Я снаружи покараулю. А то мало ли что.
Октябрина Леонардовна быстро переоделась, достала откуда-то большой фонарь вроде тех, которыми пользуются путевые обходчики, и компания из четырёх человек вышла на улицу. По тропке они прошли почти всю деревню, потом свернули во двор. Все окна приземистого деревянного дома светились, внутри время от времени показывались тени.
Первым вошёл Антон, за ним, перекрестившись, последовал отец Павел.
– Я тут подожду, – сказал Новиков, притормозив у калитки.
– Ещё чего, – буркнула Октябрина Леонардовна и втолкнула его в сени.
Внутри на весь дом пахло какими-то лекарствами. У Новикова, в своё время долго лежавшего в больнице с раной, а потом ещё много месяцев проведшего на восстановлении, всё нутро скрутило. Аж тоска навалилась от воспоминаний о бесконечных уколах, таблетках и капельницах.
Октябрина Леонардовна снова толкнула его промеж лопаток.
– Ну мне-то туда зачем? – прошептал Новиков, оборачиваясь.
– Неча одному тут делать, – буркнула староста и впихнула его в дом. – Слышь, собаки-то нет. Это как тот хмырь объявился, так сначала собаки передохли. Хорошо, я свою в доме заперла.
В комнатах слышались голоса – пара женских и знакомые мужские – Антона и отца Павла.
– Чего раньше-то в город не отвезли? – громко спросила Октябрина Леонардовна, проходя в просторную комнату с большим круглым столом и диваном, на котором были разбросаны одежда и детские игрушки.
– Вадим запретил, – всхлипнула растрёпанная молодая женщина, выглядывая из-за занавесок, отделявших другую комнату. – Сказал, мол, там деньги только будут тянуть. Да и ездить туда надо постоянно, а тоже дорого.
– Запретил, – фыркнула Октябрина Леонардовна. – Нашёлся запрещатель. Приедет – я ему задам! Да, знакомься, это новый участковый. – Она бегло кивнула на Новикова.
– Протокол будете составлять? – вяло спросила ещё одна молодая женщина, бледная и помятая.
– Если понадобится, – пробормотал Новиков, всей душой желая оказаться где-нибудь в другом месте. Желательно спокойном и безопасном. – А вы, простите…?
– А я Люба. В смысле – тоже Люба. Я местный фельдшер. – Тоже Люба смачно зевнула. Потом потянулась, зажмурилась, встряхнулась и застыла с открытым ртом.
Новиков проследил её взгляд и непроизвольно вскрикнул – в окно таращилась бледная физиономия. Упырь мерзко щерился алой пастью.
– Это ещё кто? – громко спросила Октябрина Леонардовна.
– Отойдите от окна! – скомандовал Новиков. – Живо! Запереть все двери и окна!
– Что случило-о-о-о! – Хозяйка дома отшатнулась, закрыв руками рот.
– Ты! – рявкнул Новиков на фельдешрицу. – Быстро запри окна! Антон и Октябрина-как-вас-там! Надо закрыть двери!
Октябрина Леонардовна коротко кивнула и выскочила в сени. Антон побежал на кухню, а фельдшерица так и осталась сидеть на диване с открытым ртом. Видимо, у неё случился ступор. Новиков, пересилив отвращение, подошёл к окну, забранному в можжевеловую рамку, и повернул ручку.
Но упырь только шире улыбнулся, показав острые зубы. Он приблизился к окну, распластал по нему лицо, превратив его в блин с размытыми чертами, и стал пролезть в щель между стеклом и рамой.
За спиной Новикова истошно завизжала какая-то из Люб. Новиков медленно пятился, пока не натолкнулся на Октябрину Леонардовну.
В щель медленно пролезала бледная масса, будто майонез давили. Она расширялась, уже влезли густые брови, нос и лоб.
– Т-т-так и будем ст-тоять? – заикаясь, произнёс Антон. – Он же нас вс-сех тут-т…
Новиков подскочил к окну и попытался прижать плотнее раму. Не помогло – тело всё вползало внутрь, уже тянулся воротник пиджака. Вдруг рядом оказалась хозяйка дома и с грохочущим звоном расколошматила о бесформенную голову большую керамическую вазу. Осколки и ветви вербы посыпались на пол, а упырь всё продолжал вползать. Уже полностью втекло его щерящееся лицо и шея.
Антон с треском разломал об него стул.
– Где священник? – спросил Новиков, отходя от окна.
– Фимиама и ладана нет, я их выложил, чтобы просушить, – прохрипел откуда-то отец Павел.
– Нам кранты, – выдохнул Антон.
– Бери детей, женщин и бегите, – через плечо прошептал ему Новиков.
Упырь оттянул руку и вдарил по стеклу. Все разом подпрыгнули. Стекло звонко вздрогнуло, но устояло. Только с рамы упала ветка можжевельника. И попала на лоб монстра, который от этого перестал щериться и затряс головой, как собака.
– Можжевельник, – пробормотал Новиков и обернулся к искажённым страхом лицам. – Спички есть? Ну, живо!
Первой среагировала Октябрина Леонардовна. Она коротко кивнула и выбежала из комнаты, вернулась с большим коробком. Новиков сбегал к другому окну, схватил сразу несколько веток и попытался поджечь. Руки плохо слушались, искра не высекалась.
– Быстрее! – крикнула какая-то из женщин.
Новиков глянул на упыря, который влез в дом уже по грудь и перебирал когтистыми лапищами по подоконнику.
Наконец искра появилась, спичка зашлась. Новиков запалил сразу несколько веток и изо всей силы подул в сторону упыря. Тот замахал руками и зашипел, отплёвываясь.
Октябрина Леонардовна тоже схватила несколько веток с окна и забрала спички у Новикова. Запалив можжевельник, она тоже стала дуть дым на упыря, который, свистел и выл так, что мурашки бежали.
Отец Павел стал махать какими-то листами, чтобы гнать дым на монстра. Фельдшер Люба наконец-то пришла в себя и швырнула в упыря ветки вербы, которые подняла с пола.
Упырь захрипел, оскалился и стал потихоньку вытекать на улицу. Вылез полностью, встряхнулся, обретя человеческую форму, попятился и исчез во тьме за забором.
Октябрина Леонардовна выдохнула и опустилась на стул. Новиков закрыл глаза и привалился к стене.
Из-за занавески послышался слабый детский стон. Люба-хозяйка вскочила и побежала в соседнюю комнату, за ней пошёл отец Павел.
Глава 9. Чего земля не выплюнет
На печке в доме родителей всегда хорошо спать. Даже если проспишь всего часов пять, всё равно утром встаёшь полным сил и с хорошим настроением. Только вот печка-то вроде бы не родительская. И запахи не похожи. И звуки другие.
Новиков открыл глаза. Точно, потолок не тот, одеяло чужое. Ну да, ну да. Они же за полночь вернулись в дом Октябрины Леонардовны. Люба-хозяйка слёзно умоляла всех остаться, но староста деревни сочла это неприличным и погнала их компанию к себе. Тем более что малышу после обтирания святой водой и помазывания маслом стало получше.
Даже Люба-фельшер удивилась. А ещё она показала им пару странных шрамов на шее ребёнка. Тонкие царапины, как будто полностью зажившие. Только вот мамаша никак не могла припомнить, когда и как они появились. С одной стороны, ничего удивительного – маленький ребёнок, везде залезает, всё ему надо потрогать. Да ещё в деревенском доме. С другой – как-то многовато шрамов, чтобы мать их раньше не замечала. На ней, конечно, и хозяйство, и старшая дочка. Но место видное – шея. Как тут не заметить.
Но ко всей этой ситуации примешивалась ещё одна проблема. Новикову казалось, что где-то он подобные шрамы уже видел. Тонкие, как бы давно зажившие. На чьей-то шее. Только вот никак не мог вспомнить, на чьей именно.
– Вставать-то будешь, что ли? – раздался из-за занавески голос Октябрины Леонардовны.
Пришлось вылезать из одеяла и спускаться вниз. Хорошо, что одежда за ночь просохла, и громадного размера вещи можно было с радостью вернуть хозяйке.
– Как спина-то? – спросила Октябрина Леонардовна, расставляя на столе глубокие тарелки.
– Спасибо, отлично! – Новиков покрутился в разные стороны. И никакого ощущения ржавых болтов у хребта – свобода движения. Как это прекрасно.