Пол совсем пропал. Новиков крепче уцепился за лампадку. Глянул вниз. А там – чёрная пропасть. И из неё веяло холодом. И ноги болтались над пустотой. Откуда-то доносились шаги, как будто кто-то осторожно ступал по каменистой тропинке. Камешки шуршат под подошвами.
Рывок – и Новиков чуть не провалился вниз, во мрак. Хорошо, что звякнувшие цепочки снова выдержали. А шаги так близко, будто вокруг – не стены избушки священника, а какие-то горы с тропинками-серпантинами. И по ним кто-то взбирается, отчаянно пытаясь не споткнуться. Много людей, целая колонна. Сосредоточенно сопят. И что-то бурчат под нос.
Новиков прислушался, но голоса мурчали на разных языках. На родном Новиков смог разобрать всего пару обрывков фраз: «скресе из мертвых», «смертью смерть поправ», «щим во гробех».
Мёртвые восстают и выходят из гробов, а кто-то никак туда не уляжется. Успокоился бы уже, а то бегает по земле, людям жизни не даёт. Даже жалко его убогую измученную душонку. Боится, наверное, что его в бездну утянет. Но и там, на самом дне, оказывается, есть надежда.
Цепь щёлкнула и оборвалась. Тело сжалось, Новиков уже приготовился лететь долго и глубоко. Но просто плюхнулся на пол. По макушке остро стукнуло. По полу покатилась лампадка и разлилось масло. Новиков бросился тушить пламя, чтобы не спалить дом отца Павла вместе со всей предпасхальной компанией.
Огонёк погас, но руки, да и голова оказались измазаны ароматным маслом. Надо же, как будто розами пахнет. Это теперь священники розовым маслом лампадки заправляют?
Новиков потёр лоснящиеся ладони. Ладно, с этим потом можно разобраться. А где кол? А вон он, под столом. Новиков дополз до кола, перехватил его поудобнее. Надо же, даже не скользит. Вот и отлично. Пора выписать кое-кому пропуск на тот свет.
– Встань в очередь, – саркастично пронеслось по кухне.
– Ага, щас. Я только спросить! – И Новиков, приподнявшись на коленях, извернулся так, что скрутился в спираль. И зацепил-таки колом скользкое нечто. Всем весом навалился и пришиб к полу.
Тут же откуда-то выскочила Ядвига Мстиславовна и пригвоздила увёртливое чудовище тростью. За ней, так и не переставая читать, появился священник. Но вервач, похоже, не горел желанием отправляться на тот свет. Он извивался и перетекал по полу, как мягкое тесто.
– А ну, прекрати! – процедил Новиков, пытаясь коленями удержать жидкого упыря. Как же здорово, что все живы, и он тут больше не один.
– Погоди-ка.
На плечо Новикова легла рука, и отец Павел пробрался мимо него к столу. Он сел у места, где по логике должна быть голова монстра и положил ладонь на нечто колышущееся.
– Спасибо вам, – вдруг сказал священник. На миг дом перестал дрожать, стало так тихо, что было слышно, как малюсенькие льдинки бьются о стекло. – Спасибо, что написали эти молитвы и оставили нам. Идите с миром.
– Правильно, – спокойно произнесла Ядвига Мстиславовна. – Изыди!
Она окатила вервача водой и так мощно стукнула тростью, что стёкла звякнули. Полка с иконами дрогнула и накренилась. А потом обвалилась, и тёмные тяжёлые доски полетели на пол. Новиков подскочил и успел оттолкнуть отца Павла из-под угла киота, летевшего ему в темя. Новикова больно ударило по руке, а потом иконы с грохотом повалились на вервача, пригвождённого к полу.
– Грех-то какой! – всхлипнул отец Павел и кинулся поднимать образа. А из-под них показались старые истлевшие тряпки и тоненькая материя цвета человеческой кожи.
– Смотри-ка, ушёл-таки, – покачала головой Ядвига Мстиславовна. – Сам ушёл, надо же.
– Так он измучился уже. – Отец Павел с трудом поднялся, держа в охапке тяжёлые иконы.
– Я тут, это, цепи ваши с лампадкой оборвал, – произнёс Новиков, тоже поднимаясь. – Случайно. Извините.
– Ничего, поправим, – выдавил улыбку священник.
Новикова ткнуло в затылок, он инстинктивно отшатнулся, держа наготове осиновый кол.
– Да чего ты дёргаешься-то, – буркнула Ядвига Мстиславовна, растирая что-то между пальцами. – Розовое масло?
– А? – отец Павел не сразу понял, что вопрос адресовался ему. – Почему розовое? Обычное, лампадное. Не особо хорошее. Коптит.
Ядвига Мстиславовна хмыкнула и пошла в комнату. Новиков оставил священника прилаживать иконы на место и отправился за бабулей.
– Всё? Он ушёл, да? – тоненько спросила Зоя. Оказалось, она сжалась в комок рядом с Гаврилом, и теперь выглядела как облезлая кошечка, выглядывающая из подвала весной.
– Ушёл, – вздохнул Новиков и вдруг почувствовал, как все мышцы наконец-то расслабились. Пожалуй, впервые за всё время с того момента, как он приехал. Так легко стало, что хоть подпрыгивай и лети. – Точно ушёл.
Антон помог подняться Свете, у которой лицо от слёз покраснело и распухло.
– Да ладно, не реви, – улыбнулся Антон, хлопая Свету по спине. – Это же приключение! И всё хорошо закончилось.
Да, такта у парня как у колченогого табурета. Но Свете вроде такая поддержка пришлась по душе. Она вытерлась, громко шмыгнула и даже попыталась улыбнуться.
– Возьми там кувшин, – указала Ядвига Мстиславовна на сени. – В нём вода с крашеными яйцами. Умойся. Полегчает.
– Опять вы со своими штучками, – недовольно пробормотал где-то рядом отец Павел.
Оставался дважды укушенный ихтиандр с чудны́ми родителями.
– Ну, как он? – осторожно спросил Новиков, подходя к кровати, на которой на боку, в позе эмбриона, лежал Гаврил.
– Да ничего вроде. – Ядвига Мстиславовна аккуратно оттянула ему воротник. – До свадьбы заживёт.
Новиков обернулся на звук шагов.
– Ну что, предлагаю всем пойти отдохнуть. – Отец Павел вошёл в комнату, потирая руки. – А то служба сегодня ночная, долгая. Жду всех к десяти вечера.
– Ага, обязательно, – кивнул Антон, подталкивая Свету к выходу. – Всем пока.
Отец Павел проводил их улыбкой и уставился на Новикова.
– Я это, – промямлил Новиков, не находя достойного повода, чтобы увильнуть.
– Ой, да иди уже спать! – махнула на него рукой Ядвига Мстиславовна.
– Мальчишку, может, до дома довезти?
– Сами разберёмся. Всё, до вечера. – И Ядвига Мстиславовна отвернулась к Гаврилу, вместе с внучкой прикрыв его от Новикова.
Новиков коротко кивнул и стал потихоньку двигаться к выходу. Отец Павел разочарованно вздохнул и сел на корточки, чтобы собрать с пола раскиданные вещи. На столе осталась стоять только глубокая тарелка с пасхальными яйцами.
– А этот, на кухне? – спросил Новиков, обернувшись. Отец Павел, ползавший по полу, вскинул голову.
Ядвига Мстиславовна, не глядя на них, широко махнула рукой. Замечательная женщина, чтобы они без неё делали. Стоило Новикову так подумать, как бабуля обернулась и хитро улыбнулась из-за плеча.
Через полчаса Новиков, уже приняв душ, растянулся на диване под пледом с чашкой чаю и планшетом. А потом проснулся от звонка в дверь. Оказалось, уже стемнело, на полу появились квадраты от лунного света.
Новиков провёл рукой по лицу. Ему приснилось, или кто-то действительно звонил в дверь? Звонок повторился, на этот раз более настойчиво. Может, притвориться, что никого нет дома? Это же наверняка кто-то из знакомых пришёл, чтобы позвать его на службу в церковь. А топать туда и стоять ещё три часа в маленьком тесном храмике жуть как не хотелось.
Но кто-то упорно давил на кнопку звонка. Новиков скинул плед и, полный решимости отправить приглашателя на службу в гордом одиночестве, даже если это сам отец Павел или святой старик, потопал в прихожую.
Как только Новиков открыл дверь, ему на шею бросилась радостная Василиса.
– Приве-ет! – прокричала она отцу в ухо.
– Чего не открывал-то так долго? – спросила мама, протискиваясь в прихожую. – Спал, что ли?
– Привет, зятёк! – жизнерадостно проговорила тёща в шляпе с букетом, тоже проходя в дом.
– Быстрее, быстрее, давайте, не толпимся, – тараторила жена. Чмокнув мужа в щёку, она посеменила в дом, таща какие-то пакеты. – Нам ещё надо стол накрыть и на службу успеть.
– Здравствуй, сын, – обречённо сказал отец, пожимая Новикову руку мимо Василисы.
– А дом-то хорош, – одобрительно проговорила где-то в гостиной тёща. – А на полу уже царапины.
Во всём таунхаусе зажигался свет, по этажам и ступенькам топали и заглядывали во все двери родственники. Наконец-то. Как же это прекрасно.
– А мы тебе решили сделать сюрприз! – подпрыгивала на месте Василиса, отпустившая наконец отцову шею.
– Здо́рово! – И Новиков чмокнул дочку в лоб.
– Ой, а что это у тебя? – сдвинула брови Василиса, глядя на повязку на голове папаши, которую тот не удосужился снять.
Новиков только отмахнулся, наигранно показывая, что и говорить о таких пустяках не стоит.
– А где будет моя комната? Можно, я пойду посмотрю? – И Василиса умчалась к маме и бабушкам.
– Пойдём, поможешь разгрузиться, – отец хлопнул Новикова по плечу, и они отправились вытаскивать из машины пакеты с вещами, продуктами, одеждой и саженцами жены.
Но распаковать всё это великолепие не удалось, потому что тёща громогласно объявила, что уже без четверти одиннадцать, и пора бы выдвигаться в храм на службу.
– Может, мы с отцом останемся, и… – второй раз за вечер попытался увернуться Новиков.
– Я бы, если честно, тоже бы не пошла, – встряла Василиса.
– Ага, сериалы будете смотреть и лясы точить. И даже пакеты не откроете. Нет уж! – безапелляционно заявила мама. – Идём все вместе. Семья мы, или кто?
Новиков с отцом синхронно грустно вздохнули. Василиса только пожала плечами.
Новиков, конечно, зашёл на очередную попытку и в красках описал тесную церквушку, в которую набьётся народу столько, что стоять придётся на одной ноге. Не подействовало. Вся чета, три поколения, выдвинулись в домовый храмик. Пошли пешком, чтобы хотя бы ночью осмотреть посёлок.
На подходе к церквушке, где светились окна, встретили нарядную Наталью Львовну и Гаврила, который хотя и выглядел пока бледновато, но держался вполне жизнерадостно.