Он внимательно смотрел на нее все из-под тех же ангельских ресниц. И так же, не отводя взгляда, протянул тонкую ладошку и ухватил ее за запястье.
Голова у Галины Ивановны закружилась – сильнее, чем от тех медовых цветов. Запахло чем-то невыносимо сладким, и все завязло, будто в патоке. Где-то в глубине, в дальнем уголочке сознания она отчаянно прокричала сама себе: «Беги!» – но не пошевелилась. Галина Ивановна завороженно смотрела в бархатные детские глаза.
Мальчик вдруг обернулся и кивнул кому-то у себя за спиной – позвал, только не понятно было ни слова. С отчетливым ужасом Галина Ивановна поняла, что в квартире, кроме нее и мальчика, есть что-то еще. Что-то, не поддающееся осознанию. И это что-то методично приближалось к ней. В голове промелькнула глупая мысль про то, что она ведь запирала дверь, – и тут сознание наконец пробудилось. Галина Ивановна отчаянно задергалась, пытаясь вырваться, подошвы тапочек беспомощно заскользили по линолеуму. Сдвинуться не получилось ни на миллиметр. В изнеможении она посмотрела на мальчика и обмерла – тот ее не держал. Мальчик, не сводя с нее спокойного взгляда, медленно покачал головой. Невидимое что-то, которое он звал, подошло вплотную к Галине Ивановне – она чувствовала на себе его горячее дыхание. Все вокруг захлебнулось ужасом. Мальчик снова произнес что-то странное. На долю секунды Галина Ивановна успела увидеть то, что пришло за ней, а потом голову заволокла мучительная пелена. В горле забулькал крик, но наружу он уже так и не выплеснулся.
2
– Друзья мои, все, между прочим, остывает!
Мама звала уже третий раз – нужно идти, а то у нее еще испортится настроение, и тогда, может, плакали обещанные аттракционы. Ромка вылетел из своей комнаты и в коридоре столкнулся с Аленой. В приоткрытую дверь ее комнаты ворвались сладковатые голоса каких-то парней, поющих о том, как они не могут пережить расставание с девушкой, – видимо, по мнению Алены, именно с ней. Ромка ухватил взглядом серию постеров, наверное с этими же парнями, на залитой солнцем стене, и сестра захлопнула за собой дверь. Подумаешь!
– Кто последний на кухню, тот какашка!
– Детский сад, – закатила глаза Алена, по-взрослому откидывая длинные светлые волосы и утыкаясь в телефон.
– Хорошо, – легко согласился Ромка. – Тогда тот не попадет на концерт своей любимой группы. Никогда!
– Возьми свои слова назад! – закричала Алена, но он уже припустил по коридору.
– И еще будет мыть посуду!
– Ну ты у меня получишь!
Когда она пришла на кухню, Ромка уже болтал ногами за круглым столом и уминал омлет. Не отрываясь от телефона, Алена отвесила ему подзатыльник и села напротив.
– Это еще что! – привычно возмутилась мама, намазывая масло на хлебец и протягивая его папе.
– Мы скоро пойдем, да? – Ромка сощурился от солнца, которое озорно прыгало пятнами по желтеньким стенам кухни, играло бликами на посуде и подсвечивало Аленкины и мамины золотистые волосы. Вокруг папиного светлого ежика просто топорщился легкий ореол.
– Как соберетесь, так и пойдем, – мама аккуратно отпила кофе, провела ладонью по Ромкиным спутанным темным кудрям. – Не забудь причесаться. Алена, оторвись от телефона, пожалуйста!
Аленка обиженно подняла глаза.
– Ну мам! Папа тоже!
– Я по работе, – тут же среагировал папа, чуя опасность. – Это важно.
– У меня тоже важно…
– Кому я сказала.
Ромка быстро заглотил остатки омлета, глянул на дующуюся сестру – она отложила телефон на край стола и недовольно откусила кусочек сыра.
– Чай, – мама кивнула на пузатую кружку, и Ромка торопливо насыпал в нее две ложки сахара.
– Сахар – это зло, – прокомментировала Алена, и он добавил третью.
– Я в твои смузи с мюслями не лезу.
Мама вздохнула, и Алена тут же перевела тему:
– Вы собирайтесь, как покушаем, а я посуду помою.
Все, включая занятого работой папу, подозрительно на нее покосились.
– Палевно, – прокомментировал Ромка и тут же получил от сестры пинок под столом.
– И чему мы обязаны таким великодушием? – поинтересовалась мама.
– Ничему, – насупилась Алена.
– Ну-ну, – кивнул папа. – В Крым-то когда билеты нужно брать?
– Пап, почти все уже купили! – тут же заканючила Аленка. – И Дашка, и Андрей, и Лида Иванова, а у нее вообще предки самые строгие…
– И Ма-а-акс, – услужливо протянул Ромка, зарабатывая пинок по второй ноге.
Родители переглянулись, плотно сжимая подрагивающие губы.
– Мам, ну правда, ну сдам я эти экзамены, честно!
– Алена. У нас был уговор, правда? – серьезно спросил папа. – Заканчиваешь первый курс без троек – едешь со своими друзьями путешествовать.
– А потом билетов не будет…
– Ты лучше об экзаменах сейчас думай, – посоветовала мама. – Но за предложение с посудой спасибо. Пойду одеваться.
Ромка рассмеялся, глядя на обиженное лицо сестры, так громко, что мама едва расслышала телефонный звонок.
– Ух ты, – удивилась она, взглянув на экран и принимая вызов. – Мишка, сто лет тебя слышно не было!
Пару секунд на ее лице сияла улыбка. Потом глаза расширились, рот вытянулся буквой «о», а брови поползли наверх.
– Идите собирайтесь гулять, – прикрыв ладонью трубку, она шепнула Ромке с Аленой.
– А посуда? – запротестовала Аленка. Ради любопытства можно было и пострадать немножко.
– Брысь, брысь, – замахал на них руками папа, настороженно поглядывая на мамино лицо и подсаживаясь к ней поближе. – А то никуда не пойдем.
Медленно, оборачиваясь, они вышли из кухни. Папа плотно закрыл за ними дверь. Брат с сестрой переглянулись и прижались к щели.
Сначала раздавались только мамины обрывочные реплики, из которых было ничего не понятно. «О господи», «Нет, я понимаю, но все равно», «Как так получилось-то», «А как они это объясняют» – и все в таком духе. Потом она попрощалась с братом, пикнула телефоном и сказала, видимо, папе:
– Какой ужас!
– Что случилось? – встревоженно спросил он. – Что-то с Мишей? С детьми?
– Слава Богу, нет. Галина Ивановна умерла.
Алена вытаращилась, посмотрела на Ромку. Он глянул на нее и снова ткнулся ухом в щель.
– Тетка ваша, та самая?
– Да. Сказали, вроде бы разрыв сердца. Здоровая же была, кардиограмма как у девочки – ничего не понятно.
– Карма, – мрачно выплюнул папа.
– Сережа!
– А что Сережа! Сама говорила, все детство вам с Мишей сломала. Он мне рассказывал, как вы в приют сбежать хотели. А еще заслуженный учитель – хорошо, открылось, что она со своими учениками творила!
– Да что уж сейчас…
– А что, у зла есть срок годности? – перебил папа. – Что, теперь всего этого как будто и не было? Ни вас с Мишей с побоями и издевательствами, ни других детей?
– Было, – едва слышно вздохнула мама.
Папа, кажется, заходил по кухне:
– Ты представь, как Аленку, Ромку отдаешь вот такой милой женщине, с благодарностями в рамочках на стене, – и, пока ты в полной уверенности, что твой ребенок под надежным крылом, его морально убивают! Находят слабое место, запугивают и присасываются, как пиявка, – и не пожалуется ведь, все продумано. А пока заметишь, что происходит, уже одна безвольная оболочка и останется.
– Правда, – тяжело вздохнула мама. – Но знаешь, говорят, о мертвых или хорошо, или никак…
– Тогда давай никак, – отрезал папа. – Потому что жалеть это чудовище я не собираюсь и тебе не дам.
– Просто странно. Миша сказал, у нее на руке какую-то отметину нашли – не то клеймо, не то… татуировка.
Последнее слово мама произнесла тише прежнего, и Алена быстро покосилась на Ромку. Он никак не отреагировал – только сосредоточенно вслушивался в разговор.
– У нее?! – В папином голосе смешались смех и удивление.
– Вот и я о том же – какая татуировка у пенсионерки, да еще… такой. Не по себе как-то, жутко.
– Вот что, – решительно произнес папа. – Стряхни с себя этот разговор, и поехали-ка в парк. Какое нам до нее дело. А вот дети всю плешь проедят.
Мама засмеялась, и они, кажется, поцеловались.
Ромка с Аленой быстро отпрянули от двери. Осторожно ступая, вышли в коридор, каждый к своей комнате.
– Обалдеть, – пробормотала Аленка, бросила взгляд на брата и часто заморгала. На лице Ромки зависла едва заметная, по-взрослому довольная улыбка.
– Я на катапульту! На катапульту!
– Вы смерти моей хотите, – мама драматично схватилась за грудь.
– Да ты сама попробуй давай? – Ромка уцепился за ее руку. – Смотри, как круто!
– Никогда в жизни!
– У нас, в отличие от некоторых, шариков в голове хватает, – многозначительно вставила Алена.
Ромка с сомнением окинул ее взглядом.
– Только с папой, – мама сложила руки на груди, подозрительно оглядывая громадину аттракциона, нацелившуюся прямиком в небо.
– У меня, значит, тоже шариков того, маловато? – усмехнулся папа, убирая в карман телефон.
Ромка запрыгал около него:
– Пожалуйста-пожалуйста-пожалуйста!
– Ну что с тобой делать, – папа неуверенно глянул на катапульту и мужественно вздохнул. – Пойдем.
– Сережа, – мама с волнением тронула его за плечо.
– Спокойно! Мы осторожно, да, Ром?
– Вы на нас отсюда смотрите! – Ромка потянул папу за рукав, и они пошли к аттракциону.
Ромка без остановки вертел головой. Крестовский шумел человеческими и птичьими радостными возгласами, весь светился и сиял горячим солнцем, пах разными видами попкорна, облитыми маслом солеными кукурузными початками и розовой сладкой ватой. Ромка задрал голову – зеленые листья обрамляли ярко-синие куски неба, и сквозь них сверху летели солнечные лучи. Все это было почти как дома, почти как там…
Он торопливо тряхнул головой. «Там» больше не существовало, а все, что вокруг, сейчас, – вот это по-настоящему.
– Изжарится совсем, – озабоченно сказала мама, глядя, как Ромка одергивает толстовку.
– Чего? – Алена остановила видеозапись на телефоне, придирчиво оценила на ней свое лицо: красивое селфи – целое искусство, каждый знает.