– Я не знаю, что делать, – повторяю я.
– Ты должна делать то, что считаешь правильным, – говорит Мария. – Мне очень жаль, что Симона взвалила на тебя это бремя. Если ты сможешь найти в сердце силы простить ее… Она плохо соображает, Камилла. Она так плохо себя чувствует.
– Я должен найти ее, – говорит Роберт.
Она кладет руку на его предплечье, гладит его большим пальцем. Смотрит на него с обожанием. Еще одна пара, которая любит друг друга, чьи жизни я могу разрушить.
– Конечно, – говорю я. – Я должна пойти и найти Руби. Я понимаю, что Симоне нездоровится, но Руби ужасно расстроена.
Не знаю, что делать. Я совершенно не знаю, что делать.
Глава 44
Супруги Гавила выезжают в половине пятого. Они собирались отбыть сегодня днем и, несмотря на то что отплыли на пару часов позже, чем планировали, все еще надеются преодолеть семьдесят пять миль до Брайтона до наступления темноты. Их яхта может легко развить скорость в тридцать узлов, как только они пройдут Коуз, и, хотя ночи становятся короче, сумерки будут долгими. Остальные члены группы вздохнули с облегчением, когда они потащили свои чемоданы по дороге к гавани. Хоакин, безусловно, самое слабое звено в этом плане. Мальчики в самом деле не замечают столько, сколько девочки, но даже он в конце концов мог бы обратить внимание, что близняшка осталась одна.
Публичное действо истощило последние силы женщин. Дети ужинают в тишине: бутерброды с ветчиной, остатки выдохшегося апельсинового сока, горсть винограда на каждого. Холодильник почти пуст, но аппетита все равно ни у кого нет. Руби снова стала Руби, а Коко уже в постели. Детей очень легко обмануть. Они постоянно задают вопросы, но на самом деле их не интересует мир дальше их самих, они довольствуются самыми простыми ответами и тактикой отвлечения внимания. «Немного похоже на некоторых миллионеров», – думает Шон.
– Итак, – произносит Имоджен, отрывая последнюю корочку от сэндвича и откладывая ее на тарелку. – Знаете что? Поскольку это последняя ночь каникул, а вы все были в бассейне весь день, я думаю, мы сегодня можем пропустить купание.
Поднимается вой. Отсутствие ванны означает скорый отход ко сну – это они все уже выучили. И хотя они валятся с ног, ни один ребенок не хочет, чтобы день заканчивался. Имоджен машет рукой. Шон впечатлен тем, насколько она сегодня была собранной, насколько эффективной, как только поняла, что от нее требуется. Он предполагает, что она уже почти двадцать лет руководит политическими собраниями, помогает своему мужу добиваться целей, и это видно по ее целеустремленности.
– Как насчет расположиться на диванах, – говорит Имоджен, – а я почитаю вам сказку?
– Какую сказку? – недоверчиво спрашивает Тигги.
Имоджен протягивает книгу, и все смотрят на нее. Из них шестерых только Тигги умеет читать, а навыки остальных не продвинулись дальше чтения про кошек, сидящих на крышах. «Среди них нет гениев, – думает Шон, – и слава богу, что так. Моя Коко тоже не была гением. Она никогда бы не выросла человеком, который может спасти мир или возглавить его».
Он чувствует дрожь и ждет, когда она пройдет. Коко уже уходит в прошлое, становится состоявшейся трагедией. Его способность к восстановлению всегда была чуть ли не чудом, и ему это в себе очень нравится. Другие люди плачут и причитают неделями, месяцами, годами, но Шон всегда смотрел в будущее. «Следующие несколько месяцев будут трудными, – думает он, – но я справлюсь. А Клэр… Клэр даже не знает, что ее ждет. Она все еще думает, что худшее, что случилось в ее мире, – это потеря мужа».
– Симона оставила это вам, – говорит Имоджен и протягивает им яркую мультяшную обложку, чтобы они могли увидеть. – Смотрите! Это новый «Гарри Поттер»!
Раздается взрыв охов и ахов. «Ни один из них не читал „Гарри Поттера“, – думает он. – Это стадный эффект. Они все хотят заполучить его, потому что видят, как дети постарше сходят по нему с ума. Им будет ужасно скучно слушать что-то слишком сложное для них, но они никогда-никогда не признаются в этом, пока это не сделает кто-то другой».
– Мы также можем выпить горячего шоколада, – говорит Имоджен. – Как вам такая идея?
Еще одно «о-о-о». Горячий шоколад в разгар лета – они никогда о таком не слышали.
– Вперед, – говорит Имоджен. – Идите и одевайтесь в свои пижамы, и к тому времени, как вы оденетесь, шоколад будет готов. Большие присматривают за маленькими, хорошо? Осторожнее на лестнице!
– Нам сегодня дадут витаминки? – спрашивает Иниго Оризио.
– Нет, – отвечает Линда. Она почти не разговаривает с тех пор, как они вошли, механически перемещаясь от раковины к холодильнику, посудомоечной машине и столу, ее глаза опухшие, а выражение лица угрюмое. Но она уже забыла о своих утренних протестах; похоже, она поняла, что теперь уже слишком поздно и у нее нет другого выхода, кроме как согласиться. – Вам уже лучше. Они тебе не нужны. Только немного для Руби, потому что она болела прошлой ночью, но все остальные в порядке. Идите. Идите. Руби, останься здесь. Я схожу за твоей пижамой. Мы не хотим разбудить Коко. Кто вернется первым, получит дополнительный зефир!
Дети убегают, а Руби остается сидеть за столом.
– Имоджен, это обязательно? – спрашивает Шон.
– Да, – говорит она. – Нам нужно, чтобы она спала. Извини.
– Но разве мы не можем…
– Господи, – подает голос Джимми с дивана, где он сидит, глядя в камин. – Это растительный препарат. Не то же самое. Ты думаешь, я совсем тупой?
Шон не отвечает. «Ты сказал, что дозировка безопасна, – думает он. – Вчера вечером ты смеялся над Клэр и ее сомнениями». Но сегодня вечером он стал странно пассивным, как будто из него высосали все силы. Таблетка есть в списке Марии, значит, она должна быть выпита.
– Мне нужно, чтобы ты убрался оттуда, Джимми, – говорит Имоджен. – Освободи место для малышей.
Джимми поворачивает голову, и его лицо, кажется, следует за ним несколько секунд спустя. Он постарел за ночь, его кожа посерела, а плоть обвисла. Шон готов поклясться, что количество седины в этой неряшливой щетине увеличилось.
– Куда мне идти?
Имоджен устало качает головой.
– Мне все равно, – говорит она. – Я думаю, Чарли внизу, в беседке. Почему бы тебе не пойти и не посидеть там? На самом деле всем вам, мужчинам, лучше уйти. Дайте нам их успокоить.
Джимми поднимается с дивана и слегка покачивается. «Он даже двигается как старик, – думает Шон. – Неужели он не оставил себе немного стимуляторов, когда передавал кейс Гавила? Он выглядит так, словно у него болит поясница». Шон выходит за ним через двери в полумрак. Предстоит еще одна прекрасная ночь. Небо почти совсем чистое, только пара маленьких облачков висит высоко над головой. «Как вчера, – думает он, – только не так. Вчера мы уже наполовину выпили вторую бутылку шампанского, и перед нами простиралась прекрасная ночь удовольствий. Вчера я собирался посмотреть, что Клэр наденет, чтобы выбесить нас. Вчера я был королем мира».
Звонит его телефон. Он опускает взгляд на дисплей и видит, что это его жена. «Я не могу, – думает он. – Я знаю, Мария сказала, что я должен, но я не могу этого сделать. Она услышит мой голос и поймет, что что-то не так. А завтра она мне не поверит. – Он сбрасывает звонок. – Сегодня она звонила уже шесть раз. Либо чтобы поругаться, либо чтобы поговорить с девочками. Тебе надо было взять их с собой, – думает он. – Если бы ты взяла их с собой, этого бы никогда не случилось». Он уже выкинул из головы тот факт, что к тому времени, как Клэр ушла, Коко, скорее всего, уже было не спасти. Человеческий разум совершает чудеса, защищая свое эго.
Чарли сидит на кушетке в беседке и смотрит в пустоту точно так же, как Джимми на кухне. Он поднимает глаза, когда они приближаются, и по выражению его лица видно, что их появление нежелательно. Весь день, в моменты бездействия, они избегали друг друга: занимали места там, где не было других; каждый забивал себе голову доводами, почему лично он не виноват.
Шон и Джимми садятся, каждый на отдельную кушетку. В обычный день Шон потянулся бы в карман за своими сигарами, занялся бы разминкой, чисткой и ритуальным прикуриванием. Но этим вечером он не чувствует желания что-то делать. «Я мертв внутри, – думает он. – Даже удовольствие мне не поможет». Он садится и барабанит пальцами по подлокотнику. Смотрит на стеклянную столешницу, свежевымытую, вытертую и отполированную. «Нет никаких признаков того, что здесь что-то происходило, – думает он. – Никаких следов веселья».
– Наверное, с ней было что-то не так, – заявляет Чарли. Он говорит в воздух, как будто советуется с высшими силами. – Может, у нее было какое-то заболевание или что-то в этом роде.
– Да, – подтверждает Джимми, его глаза расфокусированы. – Ей дали ту же дозировку, что и остальным. Все должно было быть в порядке.
– Если бы только Клэр не параноила так. Если бы не поссорилась с Эмилией, за ними было бы кому присмотреть, – говорит Шон.
– Я сделал все, что мог, – произносит Джимми. – Ты видел. Разве нет? Адреналин не помог.
– Не думаю, что мы такие одни, – говорит Чарли. – Люди обожают осуждать, но мы вряд ли единственные, кто такое делал, да?
– Нет, – говорит Джимми. – Врачи делают так постоянно. Это абсолютно безопасно.
– Постоянно… – бормочет Шон. – Откуда мне было знать? Ты же у нас врач. Ты сказал, что это безопасно. Это не моя вина.
– Да, безопасно, – говорит Джимми. – Такого не должно было случиться. Наверное, с ней было что-то не так.
Они сидят и размышляют о своем несчастье, пока вечер крепнет. В помещении Имоджен и Линда читают детям на сон грядущий, относят их в кроватки, укладывают, готовясь к утру.
Глава 45
– О нет, – говорит Индия. – О нет, о нет. О, бедные малышки. О нет, Милли.
Я вышла с телефоном в сад отеля, пока Руби принимала душ в нашей крошечной ванной. Я устала до предела. Руби тоже. Хотя она в какой-то момент уснула, и ее слезы этому поспособствовали, я все так же лежала молча, уставившись в темноту.