– Ну ладно, – понурился я. – Ладно. Тогда вам придется и дальше искать Кнарроса.
Он глубоко вздохнул:
– Ясно. Еще восемь трупов.
– Еще восемь несчастных идиотов погибли, – сказал я Стэну, вернувшись домой с черной прорехой на штанине и перемазанными сажей руками.
– Семеро из них все равно были обречены, – ответил Стэн. – Сам знаешь, что такое империя.
Всю ту неделю он слушал клавесинные сонаты Скарлатти. Пока я работал над линиями судьбы, он переслушал всего Баха. А теперь вот Скарлатти. Тинь-тинь-тинь. Скарлатти написал больше пятисот сонат для клавишных. У меня были не все. В порядке самосохранения я под вечер пошел и купил Стэну еще три диска с ними, чтобы слушать другое «тинь-тинь», пока я по новой разбираюсь с императорскими дискетами.
Я надеялся, что там найдется какой-то намек на местонахождение Кнарроса. Ведь император все-таки заставил себя сделать эту секретную запись. Для Тимоса IX, наверное, это было все равно что крикнуть во всю глотку с крыши дворца. Так почему не сделать следующий шаг и не изложить все как есть? Должно быть, даже он понимал, что его рядом не будет и никто никому не объяснит, каков план действий. Я уповал на то, что за списками что-то таится. На диске оставалась прорва свободного места. Правда, похоже, там и впрямь ничего не было записано. А устроена эта треклятая штуковина была наподобие замкнутого цикла. Она все время возвращала тебя в начало – как сам континуум. Вавилон, с тревогой подумал я. Одно и то же – сначала тебе показывают графику, где миры расчерчены словно бы изобарами и одна конфигурация сменяется другой, а потом поверх всего этого ползут какие-то полумультипликационные изображения мужчин, женщин и кентавров обоего пола.
Как я уже говорил, все рисунки были в профиль, и складывалось впечатление, что они сделаны с настоящих фотографий. Я остановил и рассмотрел каждую до единой, но это ничего не дало. Все разные, все незнакомые, кроме двоих – девушки и юной кентаврессы, немного похожих друг на друга, но это, наверное, потому, что программист слегка нахалтурил, когда замыкал цикл, и по ошибке поставил их рядом и в начале, и в конце. И у девушки, и у кентаврессы был крупный нос с горбинкой и миндалевидные глаза, как на греческих вазах и минойских стенных росписях, но это мне ничего не говорило – разве что наводило на мысль, что фотографию графически отредактировали, чтобы она соответствовала каким-то канонам красоты. Трудно представить себе, но Корифонская империя уже процветала, когда греки и минойцы только-только появились. Вообще-то, ей давно пора распасться.
После этого я заморозил каждую из исчерченных изобарами карт миров и прилежно сверил все с магидской базой данных. Тут тоже был замкнутый цикл, только он каждый раз начинался со случайно выбранного имперского мира, а затем перебирал все карты самой Империи и сорока одного соседнего мира и в Да-сторону, и в Нет-сторону. Кроме того, что я случайно узнал, как выглядит сеть корифонских изобар для Земли, мне это ничего не говорило.
– Сдаюсь! – объявил я Стэну.
– Наверное, так тебе и положено, – ответил он.
Тинь-тинь.
Все это привело меня в такое пессимистическое настроение, что я даже удивился, когда мои линии судьбы начали прекрасно сходиться. Они сходились до конца марта, как я и планировал. «Хоть что-то у меня получилось!» – подумал я, когда НАТО ввела войска и установила порядок в бывшей Югославии и обнаружился мой хорватский кандидат, – оказывается, он командовал пулеметным расчетом в горах. Корнелиус Пунт вернулся в Голландию. Тэнси-Энн Фиск вернулась из своего санатория (или где она там была) и, похоже, в ближайшем будущем собиралась в Англию, а оставшийся британский кандидат прилетел из Токио за неделю до Пасхи. Когда Рик Корри или кто-то из его сотрудников прислал мне пачку обновленных сведений о конвенте книголюбов, я подумал, что устроил все даже лучше, чем рассчитывал. Там уже фигурировал Мервин Тарлесс: как надеялись организаторы, он должен был «оказаться в числе гостей». Все остальное в этой пачке было до того странное, что просто в голове не укладывалось, но я рассчитывал разобраться на месте. Кроме фразы про Тарлесса, я понял, можно сказать, только одно – почетным гостем уже точно должен был стать «всемирно известный писатель Тэд Мэллори, великий магистр черного юмора». По неизвестной причине эта фамилия не показалась мне знакомой. Я поехал в Кембридж, купил дешевое издание его романа «Явление тьмы» и несколько раз заснул над ним.
В то время я был одержим одним предчувствием. Оно твердило мне, что в Вонтчестере мне понадобится Стэн, а Стэн не мог покинуть мой дом. Мы экспериментировали. За порог входной двери он вообще не мог выйти. За заднюю дверь мог – но только на шаг, не доходя до сарайчика. А по бокам дома его всасывало обратно через окна.
Мы бросили экспериментировать, только когда в один прекрасный день миссис Гиббс обнаружила, что я вывесился из окна спальни и взываю в пустоту: «Ну где ты, Стэн?» Едва ли она слышала сиплый ответ: «Да здесь я, возле твоей машины. Я просто… тьфу, пропасть!»
Больше рисковать мы не стали.
– Стэн, это чушь какая-то! – воскликнул я, когда миссис Гиббс благополучно удалилась, оставив в доме аромат хлорки и стирального порошка. – Верхняя палата послала тебя обратно именно для того, чтобы ты помог мне найти тебе замену, и при этом не позволяет тебе поехать со мной и выполнить задание! Как ты думаешь, может, тебе лучше отправиться к ним и мягко указать на эту несообразность?!
– Попробовать можно, – просипел Стэн после очередной печальной паузы. – Только, понимаешь, они же не думают в человеческих категориях… С их точки зрения, я вернулся – и все.
– Иди и объясни, – велел я. – Мне без тебя не обойтись, я точно знаю!
– Чуйка? – уточнил он.
– Угу, – ответил я. Сомнений у меня не было никаких.
– Ну, тогда ладно, – сказал он. – Но меня некоторое время не будет, предупреждаю. Может, придется прошение подавать Тем, Наверху, да и время далеко за пределами континуума ведет себя по-всякому…
И вот Стэн исчез. Ничего внезапного – словно постепенно выцвел. К вечеру Скарлатти тихонько дотинькал и смолк, и в доме стало пусто.
Остаток дня я несказанно наслаждался миром и покоем. Было большим облегчением избавиться от незримого присутствия, от того, кто постоянно глядит тебе через плечо, что бы ты ни делал. Было большим облегчением не чувствовать чьего-то безмолвного неодобрения, когда работаешь на империю. А главное, было большим облегчением не слышать все время Скарлатти. Назавтра я попробовал было насладиться тем же самым чувством облегчения и даже убедил себя, что мне действительно так лучше. На следующий день – это была среда перед конвентом – у меня все из рук валилось. Я твердил себе, что просто нервничаю, потому что мне предстоит отправиться на сборище безумцев и сделать выбор, от которого зависит будущее миров. Но дело было не в этом, а в отсутствии Стэна. Утром в четверг я сидел и завтракал в полном отчаянии от одиночества. Мне казалось, что теперь-то я потерял Стэна навсегда – причем по собственной воле, сам ведь настоял. Те, Наверху, не любят, когда пытаешься повлиять на их решения (правда, нас, магидов, это никогда не останавливало, но факт остается фактом). Вечно говорят: «Не нравится – сам разбирайся» и поворачиваются к тебе спиной. Я развернул газету, но не мог сосредоточиться.
Открылась задняя дверь. Ворвался ледяной ветер.
Я развернулся. Не знаю, чего я ждал, – наверное, что это Стэн, которому как-то удалось воплотиться, – и надеюсь, что восторженная приветственная улыбка у меня на лице не застыла слишком очевидно, когда я обнаружил, что это всего-навсего Эндрю. Да, это он стоял там, у меня на пороге, с тем же выражением легкого транса. «Зараза!» – подумал я и сказал себе, что нечего удивляться. Эндрю умудрился впутаться в чужие линии судьбы. Он непременно должен был объявиться.
– Прошу прощения, Руперт. Мне опять нужно, чтобы вы меня подвезли.
– И я прошу прощения, Эндрю, – сказал я ему. – Не могу. Сегодня не смогу. И до вторника. До тех пор меня не будет, я уезжаю сегодня прямо с утра. Но вы все равно заходите – хотите кофе?
Эндрю собрался с духом и сделал шаг, но затем остановился:
– Куда вы на сей раз?
– В Вонтчестер, – ответил я, – на конференцию… то есть на конвент.
Эндрю стоял со своим характерным видом – как будто ему приходится консультироваться с разными участками мозга, которые расположены так далеко друг от друга, что не сразу достучишься. Потом он улыбнулся, и лицо снова сделалось умное и тонкое.
– Я поеду с вами в Вонтчестер, – заявил он. – Спасибо.
– Эндрю! – Я всерьез терял терпение. – Это конвент любителей фэнтези, и место надо бронировать заранее!
– По-моему, вы не любитель подобных мероприятий, – заметил он. – Я тоже. Но мне бы хотелось посмотреть Вонтчестер. Высадите меня где-нибудь в центре. Мешать не буду.
– Хорошо, – сдался я. А что тут еще скажешь? – Я собирался выехать в полпервого.
– Буду здесь, – заверил Эндрю и ушел, закрыв за собой заднюю дверь.
Ледяной ветер наконец перестал задувать в дом, и я вздохнул с облегчением. Весна выдалась необычно холодной. Уже начался апрель, а снег еще не стаял. Я налил себе кофе – он остыл, несмотря на патентованный кофейник Эндрю, – и, давясь им, бормотал всякие слова в адрес соседа.
– Вот дурак – от кофе отказался, – сказал голос Стэна. – Вкусно пахнет. Жаль, мне не попробовать.
– Стэн! – обрадовался я. – Тебя отпустили!
– С определенными условиями, Руперт. С определенными условиями, – ответил он. – Меня пустят с тобой, но я буду привязан к твоей машине, точно так же как был привязан к дому. Когда захочешь поговорить со мной, тебе придется прийти и сесть в машину.
– Почему? Они что, боятся, что ты что-то натворишь? Что именно? – удивился я. – Будешь являться кому попало?
– Не в этом дело, сынок. Вонтчестер – не на шутку мощный узел, и они опасаются, как бы от него не случилось столько бед, что им не разгрести. Если уж на то пошло, им совсем не по душе, что ты его выбрал. Говорят, если не будешь осторожен, все пойдет против тебя. Меня крепко потрепали за то, что дал тебе его выбрать. Сказали, что я должен был напомнить тебе древнеримские обычаи, а я говорю – как же я мог напомнить, если сам их забыл? В общем, – заключил Стэн, – неприятный был разговор.