– Эта женщина-робот говорит мне, что для меня не забронировали номер, – сказала я ему. Мне стало стыдно – в голосе прозвучал громкий злой всхлип.
– Случается сплошь и рядом, – весело отозвался Рик Корри. – Я тут вроде бы аж ответственный за размещение.
Он деликатно отодвинул меня в сторону и защебетал с Одиль на каком-то иностранном языке. Лицо у Одиль тут же стало не как у встревоженного робота, а как у нормального человека, и она в очередной раз забарабанила по клавишам, но уже по собственной воле.
Рик Корри повернулся к Нику:
– Скажите, пожалуйста, как вас зовут? Мы хотим подыскать вашей сестре соседний с вами номер.
– Двоюродной сестре, – поправил его Ник. – Я Ник Мэллори. А это Мари.
В бороде у Рика прорезалась широченная улыбка:
– Так вы родные этого титана! Ну, в таком случае мы определенно обязаны немного пожонглировать номерами.
Он снова перегнулся через стойку и обменялся с Одиль еще несколькими фразами на иностранном языке. Не прошло и минуты, как он повернулся к нам и вручил каждому по ключу:
– Прошу. Номера пятьсот тридцать четыре и пятьсот тридцать пять. Подпишите эти бланки, а потом идемте со мной, я вас зарегистрирую на конвент.
Мы подписали – не знаю, как Ник, а я просто млела от благодарности, – взяли сумки и двинулись вслед за Риком по ближайшей лестнице. Я бросила последний взгляд на потолок – у нас там был взволнованный и обрадованный вид, а я, когда спешила за Риком, была похожа на растрепанный клубок на мельтешащих ножках.
– Как вам это удалось? – спросила я.
– Проще простого, – ответил он. – Я велел ей дать вам номер, забронированый для одного человека, который все равно не приехал вовремя.
– Но он же будет недоволен! – пропыхтела я.
Лестница была короткая, но крутая.
Рик пожал пухлыми плечами:
– Сам виноват. Обещал приехать и не приехал, а церемония открытия через полчаса. Многие пункты программы уже начались. Он опоздал. Или решил не приезжать и не подумал, что надо отменить бронь.
Дальняя стена широкой площадки, на которую выходила лестница, тоже была вся в зеркалах. Мы смотрели на свои приближающиеся отражения, и тут Ник спросил:
– А на каком языке вы говорили с той девушкой-роботом?
– На финском, – ответил Рик. – На самом деле она скорее андроид. Нанялась работать в гостиницу за умеренную плату, поскольку хочет перепрограммироваться по-английски.
– Так это и вправду вавилонское столпотворение, – сказала я.
– О да! – с чувством отозвался он.
Мы смешались с толпой на площадке, пришлось подождать, когда настанет наша очередь подойти к длинному столу.
Рик сказал:
– Из-за этого уже куча накладок. Румынские фанаты приехали без багажа, русские не могут найти переводчика, немцам не нравится сантехника. Хорошо хоть американцы говорят по-английски, хотя у них путаница с номерами – не вы одни такие.
Тут мы пробились к длинному столу с большой, нарисованной от руки табличкой: «РЕГИСТРАЦИЯ НА ФАНТАЗМАКОН». За столом сидело несколько человек, едва видных из-за горы коробок, к которым были прислонены плюшевые мишки. Рик Корри подвел нас к голубому мишке с большой буквой «М» под ним. На шее у мишки висела большая табличка: «Меня зовут Сократ. Я ♥ конвенты». Я заглянула в его скорбные глаза-пуговицы и горько пожалела об этом. На том этапе выходных я едва ли пометила бы сердечком хоть что-то.
– Мэллори, – сказал Рик Корри полной девушке за коробкой. На значке у нее стояло «Вербена», но Рик назвал ее Венди. – Члены семьи нашего почетного гостя, Венди.
Венди торопливо улыбнулась – щеки у нее надулись, словно теннисные мячики, – а потом сдула мячики, чтобы сказать Рику Корри зычным обиженным голосом:
– Рик, надеюсь, меня придут сменить! Мне надо переодеться в костюм для церемонии!
– Это не ко мне, – весело отозвался Рик. – Спроси Магнуса или Параболу.
Венди что-то пробормотала и порылась в полиэтиленовых мешках – их в коробках были сотни. На это ушло много времени, потому что длинные волосы Венди постоянно падали ей на массивные плечи и ей приходилось прерываться и отбрасывать их за спину. Когда она наконец откопала два пакета и подалась вперед, снова улыбаясь во все свои теннисные мячики, чтобы передать их нам по обе стороны от Сократа, ее обширный бюст растекся по коробкам, будто две круглые подушки. Я увидела, как Ник поскорее отвел глаза. Наверное, он решил, что у нее какая-то болезнь.
– Вот, возьмите, – сказала Венди. – Программа, талоны на завтрак, счастливый номер и значок. Пожалуйста, наденьте значок и не снимайте. А то у нас тут вечно норовят пролезть посторонние.
Ник взял свой пакет – как-то бочком. Я взяла свой.
– Хорошо, – сказал Рик Корри. – Теперь я отведу вас наверх, в ваши…
Радиотелефон у него завопил. Рик отстегнул его и стал слушать взволнованное кваканье динамика, все больше раздражаясь.
– Мы не ждем никого из Хорватии! – сказал он в телефон. – Ладно. Спущусь через две секунды. Отбой. – Он уже согнул одну ногу, готовый бежать. – Эй, послушайте, – сказал он бледному юноше, который слонялся у торца стола. – Отведите этих двух гостей в номера пятьсот тридцать четыре и пятьсот тридцать пять, ладно? Мне надо идти, – сказал он нам. – До встречи на церемонии. – И он рванул с места и умчался, перескакивая через три ступеньки.
Бледный юноша торжественно протянул руку и взял мою сумку.
– Лифты здесь недалеко, – сообщил он.
У него были светлые-светлые, прямо зеленоватые волосы, почти что в тон футболке, на которой было что-то написано на незнакомом языке. «Финский?» – подумала я, пока юноша нажимал за нас кнопку лифта.
Я хотела спросить, но тут за спиной у нас раздался оглушительный гвалт. Пронзительный тенор визжал:
– Я требую возмещения морального ущерба! У меня приглашение на этот конвент!
Доносились и другие голоса, пытавшиеся его урезонить.
К счастью, в этот момент подъехал лифт. Мы с Ником юркнули в него и испуганно смотрели наружу, пока дверь не закрылась. И точно – над длинным столом нависал Мервин Тарлесс, бородка торчком, лицо опять сизое от гнева.
– Спорим, я знаю, что произошло? – шепнула я Нику.
– Ты не виновата, – шепнул он в ответ, и лифт поехал вверх.
– Я голландец, – сообщил юноша. – Меня зовут Кейс. Пишется «К-е-й-с» – сокращенное от Корнелиус.
Как пишется «Корнелиус», он тоже сообщил.
– О, – сказала я.
– А, – сказал Ник.
В лифте тоже было зеркало. В нем отражалось, как мы оба настороженно смотрим на голландца Кейса.
– Меня зовут Мари, – сказала я. – Это Ник.
– Приятно познакомиться, – сказал Кейс. – Вы Ник, но не шутник, я Кейс, но не чемодан. Про вас есть голландская шуточная пословица.
– А, – сказала я.
– О, – сказал Ник.
Мы с Ником очень обрадовались, когда лифт остановился, дверь отъехала в сторону, и за ней показалась табличка со стрелками. Она гласила:
← НОМЕРА 501–556 НОМЕРА 557–501→
– Кажется, мы нашли наши… Постой! – сказал Ник. И всмотрелся на табличку.
– Вот именно, – самодовольно заметил Кейс. – Все не так просто. К тому же член оргкомитета велел мне отвести вас, а я должен делать, как он говорит. Я – тыба.
– Тыба?! – разом спросили мы с Ником, когда Кейс повел нас налево.
– Ой, поняла! – сказала я. – Тыба – это потому что…
Но Кейс все равно пустился в объяснения. Такой уж он был.
– Пишется «т-ы-б-а» и означает человека, который за всем ходит и все приносит и без которого конвенту не обойтись.
Мы прошли через вертящиеся двери и двинулись по длинному-длинному коридору.
– Человек, исполняющий мелкие поручения, – продолжал Кейс. – Сначала, несомненно, это была шутка – «Ты бы сходил», «Ты бы принес», – но теперь на конвенте так официально принято говорить.
Мы снова свернули налево и двинулись по следующему коридору. Кейс сказал:
– Кроме того, на конвенте официально принято считать, что тыбы – это хоббиты.
Мы опять свернули налево. На каждом углу были зеркала. Они создавали диковинный оптический эффект – краткую иллюзию, словно мы то ли приближаемся, то ли уходим, то ли куда-то катимся.
Когда мы укатились за четвертый левый поворот, я оторвала глаза от зеркал и вежливо сказала:
– Вы прекрасно говорите по-английски.
– Спасибо, – сказал Кейс. – Я этим немного горжусь.
Мимо мелькали таблички «523», «524», «525».
– Наверное, уже недалеко? – предположил Ник.
– Возможно, вы ошибаетесь, – сказал Кейс. – Это крайне необычная гостиница. Думаю, идея позаимствована у Эшера. Понимаете, Эшер – это такой голландский художник, и на его рисунках то, что ведет вниз, на самом деле ведет вверх, но если приглядеться, то и туда и сюда, и разобраться невозможно.
– Э-э-э… да, – сказал Ник.
На табличках были уже какие-то пятьсот сороковые номера. А потом – представьте себе! – мы еще раз повернули налево, и я до сих пор уверена, что углов было пять. Ник робко спросил:
– Такими темпами мы, наверное, вернемся обратно к лифту?
– Думаю, нет, – ответил Кейс. – В большинстве гостиниц – да. Но здесь можно пять раз свернуть за угол и все равно не получится квадрата.
И знаете, так и оказалось! Ник все бурчал, что это здание, наверное, в плане похоже на меандр[14] и что такого просто быть не может, но вот она я – и я заверяю, что очень даже может. Мы еще раз повернули налево и прошли почти весь длинный-длинный коридор, выстланный красной ковровой дорожкой, и только тогда очутились наконец у номера пятьсот тридцать четыре. Мне пришло в голову, что нам еще повезло, что он рядом с пятьсот тридцать пятым. При таком развитии событий он мог оказаться где угодно. И все равно мы с Ником были уверены, что Кейс провел нас долгой кружной дорогой и лифты, наверное, прямо за следующим углом с зеркалами. Мы подозревали, что это тоже такая голландская шутка, и, не сговариваясь, решили пойти на церемонию открытия коротким путем.